Розарио повернулся к Плешетт и начал говорить ей, чтобы она не отвечала, но она помахала у него перед лицом рукой, почти в точности повторяя жест Константин:

– Никто не убивал того парня. Мецеру слишком скучно даже муху прихлопнуть. Я слишком маленькая, Мэнк слишком бесполезен. Хотите знать правду? Думаю, он сам себя убил.

– Как? – Константин нахмурилась. – Мы не нашли ножа. Следователь сказала, что вряд ли он сам себе горло перепилил…

– Ну, может, следователь и ошибается, – угрюмо заметила Плешетт. – Сами сказали, что на большой скорости люди с ума сходят. Все в ИР крутые. Вам же еще больно, да?

– Какие у вас еще есть пленки? – вдруг спросила Константин.

– О чем вы?

– Не то дерьмо, что вы показывали, – запись на быстром соединении.

Плешетт покачала головой:

– Ее нет. Ни один салон не может позволить себе такой архив.

– Это удобно. Как подсоединиться к этому уровню?

– Не отвечайте, – сказал Розарио.

Плешетт не обратила на него внимания.

– Никак. Можете войти сами, или ничего не выйдет. Константин кивнула:

– Тогда я войду сама.

Розарио и Плешетт уставились на нее с одинаково оцепенелыми выражениями лиц.

– Что? – вместе сказали они.

– Что ? – спросил Тальяферро, хвостом следуя за ней к комнате, где убили парня.

– Я должна выяснить, – сказала Константин. – Мы должны выяснить.

– Мы? В смысле ты и я или…

Она остановилась в дверях номера:

– Меня достала вся эта чушь. Хватит. «Округ Колумбия, жизнь там так дешева, совсем иной мир». «Сломал те же ребра». «Токио после катастрофы только для японцев». И не надо забывать про Боди Сативу, всезнающую, всевидящую, но ничего не говорящую. Она мне ответит по e-mail. Ага. Мое имя будет у всех распространителей спама, и всю оставшуюся жизнь я буду разгребать почту в поисках заветного письма.

Он посмотрел, как она расправляет костюм:

– Да, но, господи… Ты там ничего не умеешь. А все, что ты вынесешь, ничего не докажет.

– Может, и докажет, если мне удастся убедить в этом кого-нибудь.

– Но кого?

Константин тяжело вздохнула:

– Не знаю. Если бы кому-нибудь появилось дело до этого, кто-нибудь бы помог. Если я найду тех, кто знает или видел что-нибудь, я скажу, что им надо прийти или еще что, а они придут… Тогда есть шанс. Так написано в онлайновом соглашении. Тебе надо взглянуть: этакий манифест идеальной жизни.

– Ты же меня так не бросишь, да? – простонал Тальяферро. – Одна из моих подруг по Академии подалась в прошлом году в наемники «Закона и порядка». А ей и не хватало всего маскарадного костюма и собственных комиксов.

– Нет, – сказала Константин, расправляя костюм ИР. Она помолчала. – Или не знаю. Может, и да. – Тальяферро начал что-то говорить, но она остановила его: – Просто я устала колесить вокруг со словами: «Господи, интересно, что там случилось?» Я собираюсь выяснить, и если единственный способ – вколоть себе это, – она помахала герметичным пузырьком с прозрачной жидкостью, – то, в конце концов, так мы теперь живем.

Тальяферро тревожно насупил брови:

– Этот крошечный адвокат Плешетт все зарубит.

– Только если там будут доказательства вины Плешетт. Может, я докажу, что она невиновна. Тогда в его интересах будет сохранить все найденное.

К ее удивлению, Тальяферро лишь разволновался немного больше.

– Нельзя быть твердо уверенным в таких вещах. Послушай, моя последняя и лучшая подача, выслушаешь?

Ей не хотелось, но она кивнула:

– Валяй.

– Не ходи туда. Эти ребята могут выйти на тебя и убить так, что даже не заметишь. Все может закончиться созданием прецедента, которого ты явно не желала. – Последовала пауза. – Ладно, больше мне нечего сказать.

– Хорошо. Я выслушала, – ответила она. – Можешь не мучиться здесь, пока я буду там.

– Нет уж, я останусь, – безропотно сказал он. – Можешь позвонить, если что потребуется. Не то чтобы я мог войти и принести…

– Там намного больше места, чем отсюда кажется, – ответила Константин улыбаясь. Тальяферро засопел.

– Они хотели бы, чтоб ты так думала.

На этот раз Плешетт выдала ей другой костюм, после того как ее адвокат Розарио заставил Константин подписать заявление, подтверждающее, что Константин во время расследования не воспользуется возможностями костюма и наркотиками для поиска улик и доказательств против Плешетт. Никто не был уверен, будет ли эта сделка выполнена или нет, но Константин было все равно. В этом костюме был отсек для пузырька, расположенный в полости между грудями, оттуда была проведена трубочка вдоль воротника к низу задней части шеи, где наркотик вводился в организм.

– Как приятно, – прошептала она, раздеваясь перед облачением в костюм. Ей вдруг показалось, что наркотик может на нее не подействовать… или, скорее, он подействует на нее, но может сработать слишком хорошо, поскольку у нее нет к нему привычки. Она может провести несколько часов, лежа на спине в пустой комнате, созерцая галлюцинации на черном экране выключенного шлема, и ей будет казаться, что она что-то делает.

И не смешно ли будет, если именно это и происходит со всеми на самом деле? И только сила внушения заставляет верить, что они находятся все вместе и видят одно и то же. Или, по крайней мере, одинаково называют предметы.

Она застегнула костюм на шее, на мгновение коснувшись места, куда будет вводиться наркотик. Перед ней вдруг возник образ фальшивого ребенка в подвальной дыре. У тебя же нет ничего дурного на уме, да?

А если есть? Она стояла, глядя на шлем в руках и не замечая его, видя только лицо девочки, как она сидела вначале на кровати, потом улыбнулась Константин, когда та держала ее одной рукой, а другой пыталась ударить.

Легко опуститься до дикарей в модуле «Гангстерских войн».

–  Опуститься? – прошептал ей Тальяферро.

Да, только лучше бы сказать одичать, подумала она.

Делай все, что захочешь, поскольку на самом деле ты этого не делаешь, да? Это не посчитают, не зачислят в твои личные достижения, это ничего не будет решать, не может быть использовано в суде. Игровая площадка потерянных душ, нет – площадка для потерянных душ. Кем мы все без исключения являемся. Все мы потерянные души, кто-то больше, кто-то меньше. И если ты свою совсем потерял, то на многочисленных складах можешь выбрать новую.

Она состроила своим мыслям гримасу. Она колебалась и не надевала шлем.

Но я ее не тронула, кем бы или чем бы на самом деле она ни была. Я ее не тронула . Она глубоко и облегченно вздохнула.

Но сможешь ли ты остановиться, когда примешь дозу и никто не будет знать, с какой скоростью ты станешь мчаться?

Она снова вздохнула и села на край стула, положив шлем на колени.

Но ты точно знаешь, что убийство парня никак не связано с ИР. А остальные семь смертей – глупое совпадение. Кто-нибудь вел статистику смертей, происходивших во время сессий ИР?

Наверное, нет. Они все, наверное, слишком заняты поиском Двери вовне.

Парень нашел Дверь вовне. Кроме того, о ком говорила его жена.

«Убийство парня полностью завязано на ИР, – неожиданно поняла она. – Потому что он называл себя здесь Томоюки Игучи, а там Шанти Лав».

И она поспешила поскорее надеть шлем, прежде чем снова начнет с собой спорить.

Ее охватило такое сильное головокружение, что она почти не заметила инъекции, которая закончилась, едва она начала ее бояться. Когда в голове немного прояснилось, Константин обнаружила в руках каталог Шанти Лав, не тот, что она потеряла, – другой, неизвестный ей, но изрядно потрепанный, часто используемый и набитый до отказа.

Она начала его изучать с самой темной обложки и оказалась там, где впервые увидела, как Шанти Лав начал/а свою последнюю прогулку в песках перед тем, как наткнулся/лась на убийцу. Константин отошла дальше в тень, наблюдая, как сотни персонажей тают на пляже и проносятся по мостовой.