— Какими же мы будем друзьями, Стивен? Чувствительными и поверяющими друг другу свои тайны, или же такими, которые раскланиваются на улице, говоря при этом: «заходи ко мне как-нибудь»… — Джулия опять рассмеялась.
— Мне жаль, что ты так это воспринимаешь, Джулия, — сказал Стивен низким голосом.
— А как ты хочешь, чтобы женщина воспринимала отказ? С воплем радости вроде: «я так на это надеялась»? В самом деле, Стивен, из какого теста ты сделан? По-видимому, у тебя камень в том месте, где должно быть сердце.
Стивен начал медленно покрываться краской. Что эта женщина знает о его сердце, подумал он с горечью. Разве она понимает, как он глубоко несчастлив? Просто он не мог ни с одной женщиной продолжать отношения, если огонь выгорал. И Стивен сказал:
— Давай не будем спорить, из чего сделано мое сердце. Мне было бы куда больше по душе, если бы ты сказала мне, что мы сможем остаться друзьями, и что ты согласна, чтобы я закончил твой портрет…
— …И дал звонок, чтобы опускали занавес, — закончила за него Джулия.
Ее грудь лихорадочно вздымалась. Потом она снова рассмеялась.
— Ну что ж. Это не имеет значения. Наверное, так и должно быть. Единственный мужчина, которого я полюбила по-настоящему… Видимо, за все нужно платить. Когда-то я тоже не слишком хорошо обходилась с теми мужчинами, которые любили меня, но которых не любила я.
— Разве я обходился с тобой плохо? — спросил Стивен с той неожиданной обезоруживающей улыбкой, которая смягчила его жесткое, изможденное лицо.
Джулия глубоко затянулась сигаретой.
— Да, я признаю, что ты никогда ничего мне не обещал. Между нами не было обмана. Но ты жесток. Иногда, даже когда мы занимались с тобой любовью, у меня появлялось странное ощущение, что ты равнодушен и далек от меня.
— Прости, — проговорил Стивен все тем же мягким голосом.
— А все дело в том, что ты все еще любишь ту девушку, Ивонну, которая вышла замуж за другого, правда?
Стивен отшатнулся, словно одно только слово «Ивонна» взломало стену равнодушия, на которую всегда жаловались Джулия и женщины до нее, терзая его за это. Вот уже почти три года он ничего не слышал о Ивонне. От близнецов Тернер, с которыми Ивонна изредка переписывалась, он знал только то, что она до сих пор на Ближнем Востоке. По-видимому, счастлива. Но ни Эвелин, ни Ноэль не получали от нее известий с прошлого лета. Стивен, стоя в своей студии и глядя поверх головы Джулии на небольшую картину маслом, изображающую гавань Дьеппа, которая висела на дальней стене, понимал, что Джулия права. Он никогда не был по-настоящему влюблен ни в кого, кроме Ивонны, и до сих пор любил ее. Один Бог знает, почему. Кроме красоты и странной и обольстительной смеси целомудрия и страсти, которую выдавали ее глаза, ее губы, у нее была масса недостатков. Слабая, нерешительная, беспомощная перед «ударами судьбы» — она предала свою сердечную любовь и свободу духа, не говоря уже об искусстве, ради преимуществ «удачного замужества». Нежное, но ни на что не пригодное существо — вот что такое Ивонна. Отнюдь не объект поклонения мужчины. И все же он боготворил ее.
Он все стоял, тупо глядя на маленькую картину, которую она отдала ему для выставки. Ивонна тогда сказала, что заберет ее обратно, как только вернется домой. Стивен знал, что не осмелится посмотреть назад, на противоположную стену мастерской, где в нише висела картина «La Femme Abandonee». Портрет Ивонны. Только он один видел ее такой.
Нет, мрачно поправил он себя, без всяких сомнений, Форбс Джеффертон тоже видел ее такой.
Почему, во имя чего Джулия решила назвать имя Ивонны и открыть дорогу ко всем прошлым воспоминаниям, о которых он в последнее время задумывался все реже, спрашивал себя Стивен, поддавшись внезапно нахлынувшему на него бессильному гневу.
А Джулия смотрела сейчас мимо него, прямо на портрет Ивонны.
— Она, видимо, поражала своей красотой. Никогда я не видела таких волос. У меня были волосы такого же цвета. Понимаешь? О, как противно стареть. Знаешь, что самое скверное, что ты сделал со мной, Стивен? Ты заставил меня осознать свой возраст.
С чувством, похожим на облегчение, Стивен отбросил воспоминания о Ивонне и снова обратился к Джулии Делимор. Он бросил сигарету, быстро обнял ее и поцеловал в макушку крашеных завитых волос.
— Не дури, Джулия. Ты дьявольски хороша и прекрасно об этом знаешь. Пусть твои волосы будут в серебре седины, но вместе с твоими бирюзовыми глазами они производят фурор.
В его объятиях Джулия позволила себе немного расслабиться, прижалась лицом к его плечу, наслаждаясь этим мгновением и сознавая с той горькой неизбежностью, с какой сознают неотвратимость смерти, что Стивен Байст никогда больше не будет ее любовником. Со сдавленным смехом Джулия сказала:
— Все правильно. Еще укажи мне мое законное место бабушки и передай мне вязанье. С тебя хватит.
Стивен еще раз поцеловал ее и по-дружески встряхнул.
— Сними это платье, давай попьем чаю. Потом я отвезу тебя домой. Тебе не следует задерживаться надолго. Туман станет совсем плотным.
Джулия на мгновение прильнула к нему.
— Я на самом деле любила тебя Стивен… по настоящему.
— Я этого не заслуживаю, — сказал Стивен. Он произнес те же смиренные слова, которые произносило бесчисленное множество мужчин в подобной ситуации. Но еще он прибавил: — У нас с тобой так много было хорошего, и я так тебе благодарен. Джулия, милая, прошу тебя, останемся друзьями.
Джулия отвернулась от него, чтобы он, не дай Бог, не увидел примечательного и во многих отношениях уникального зрелища слез, катящихся по ее накрашенным щекам. Джулия Делимор подумала: «Вот бы бедняга старый Вилли увидел меня сейчас, у него бы начался приступ, он бы скончался на месте. Что я за идиотка! Чем скорее я пройду через это, тем лучше».
Она подобрала тяжелые шелковые юбки своего старинного платья и грациозно пошла по мастерской к спальне, в которой переодевалась. Тыльной стороной ладони Джулия вытерла глаза и, обернувшись, сказала небрежным тоном через плечо:
— Пожалуй, я сейчас одену пальто и шляпу и ты, Стивен, сразу отвезешь меня домой. Я сейчас не в настроении для милых бесед. Что же касается портрета — безусловно, его надо закончить. Он очень хорош. Он добавит тебе еще больше славы, мой дорогой. Но я неделю-другую не буду позировать. Ты уезжаешь за границу, ты сам это только что сказал. А я поеду и вызволю Вилли с горных вершин и возьму его недели на две в Канны.
Стивен почувствовал невыразимую радость и нечто вроде настоящей благодарности — нечто вроде уважения к ней за то, как она приняла разрыв в их отношениях, и сказал:
— Вот и договорились. Мы оба немного отдохнем за границей, потом закончим портрет.
Дверь в спальню закрылась. Стивен остался один. Глубоко вздохнув, он подошел к камину, ткнул ногой полено — и по нему снова заиграли языки пламени. День пропал окончательно. Он чувствовал себя измотанным. Он знал, что Джулия будет одеваться, приводить в порядок лицо и прическу по крайней мере еще полчаса. Стивен подошел к телефону, стоящему на письменном столике в дальнем конце комнаты и набрал номер Ноэля Тернера. Ноэль оказался дома. После взаимных приветствий Стивен без предисловий предложил ему поехать в Испанию.
— Я хочу убраться из Лондона ко всем чертям. Как ты на это смотришь, Ноэль? Кроме всего прочего, меня уже до смерти тошнит рисовать хорошеньких женщин, я бы хотел писать андалузийскую природу. Мне рассказали о небольшом местечке близ Малаги — там, в деревушке Торремолинос есть замок в мавританском стиле, переделанный под пансион. В это время года, если не ошибаюсь, там цветут маки, а горы покрыты дикими ирисами. Ну что ты на это скажешь?
— Это похоже на сон. Я прокашлял все утро, мое горло забито туманом, — раздался жизнерадостный молодой голос Ноэля, — и я только и мечтаю о том, чтобы сесть на ослика и проехать по горам вместе с тобой, дорогой мой Стивен. Но я не смогу этого сделать ни на следующей неделе, ни через две. Твое предложение обрушилось на меня так внезапно. У меня есть работа, которую я должен закончить. Я освобожусь только в середине марта.