– Нет. Ничего не получается.
Ренн смотрела прямо на него. Ее глаза казались огромными.
– Ты прав. В таком снегу можно копать без конца… А что, если нам так и не удастся выбраться наружу?
Торак видел, каких усилий ей стоит это внешнее спокойствие, и понимал, что ее одолевают мысли о погибшем отце.
– Ничего, теперь мы попробуем копать вверх, – сказал он.
Ренн молча кивнула.
Но копать вверх оказалось гораздо труднее. Снег засыпал глаза, падал за шиворот, да и руки от усилий и неудобной позы быстро уставали и начинали ныть. Торак и Ренн работали спина к спине, утаптывая снег башмаками. Торак, до боли стиснув зубы, рубил и рубил плотный снежный покров, пока не заметил, что снег над ними приобрел более теплый, голубоватый оттенок.
– Ренн! Гляди!
Но она и сама уже это заметила.
Оба с лихорадочной быстротой замолотили по снежному потолку рукоятками ножей, и потолок вдруг проломился, треснул, точно яичная скорлупа. И они выбрались наружу!
Солнечный свет показался им ослепительным; холод обжигал легкие. Но они так и стояли, задрав голову, и смотрели в небо, точно птенцы, пытающиеся выбраться из гнезда. Потом чуть отползли от своей норы и рухнули на снег. Слабый ветерок холодным языком лизал их взмокшие от пота волосы. От вчерашней метели не осталось и следа.
Торак истерически расхохотался.
А Ренн молчала, лежа на спине и глядя перед собой невидящими глазами.
Потом Торак сел и огляделся. Снежное их убежище совершенно исчезло, сровнявшись с длинным пологим склоном холма, которого еще прошлой ночью здесь не было.
– А наше снаряжение? – пробормотал он. – Где же наше снаряжение?
Ренн тут же вскочила на ноги.
Если не считать ножей и спальных мешков, все остальное – луки, стрелы, топоры, запас еды и топлива, бурдюки для воды и варки пищи – было погребено под толстым слоем плотного снега.
Как-то чересчур спокойно Торак принялся отряхивать свои штаны. Потом сказал:
– Ничего. Мы знаем, где находится наша пещерка. Мы выроем вокруг нее траншею и рано или поздно отыщем все наше снаряжение.
Впрочем, он не хуже Ренн понимал, что если им это не удастся, то следующую ночь они вполне могут и не пережить. Совершенная ими ошибка – одна-единственная! – теперь, вполне возможно, грозила им смертью.
После того как они столько сил истратили, пытаясь прокопаться вверх, особенно обидно было копать вниз. К тому же стоило им начать копать, как снова прилетел тот ледяной ветер и стал швыряться в них снеговыми зарядами, слепя глаза и мешая нормально дышать.
Торак уже начинал терять всякую надежду, когда Ренн вдруг закричала:
– Мой лук! Я нашла свой лук, Торак!
Полдень давно миновал, когда они наконец отрыли все; к этому времени оба совершенно вымотались и прямо-таки плавали в собственном поту, ужасно страдая от жажды.
– Надо выкопать новую пещеру, – задыхаясь, сказала Ренн, – и дождаться рассвета.
– Нельзя нам ждать! – возразил Торак. Ему не терпелось как можно скорее броситься на поиски Волка.
– Да я понимаю, что нельзя, – устало согласилась Ренн.
Они съели по кусочку вяленого мяса и запили еду водой, в итоге опустошив оба бурдюка. Затем прикрыли глаза повязками, сплетенными из полосок коры, чтобы не заполучить снежную слепоту, – в глубине души оба с тревогой сознавали, что это следовало бы сделать гораздо раньше, – и вновь двинулись на север, ориентируясь по солнцу, которое готово было вот-вот скрыться за горизонтом.
У Торака разболелась голова; боль молоточками стучала в висках. Он на каждом шагу спотыкался от усталости и отвратительного ощущения того, что не стоило им пускаться в погоню за Пожирателями Душ, что чего-то они с Ренн недодумали, что все идет как-то неправильно, но у него просто не хватило сил, чтобы разобраться в собственных ощущениях.
Широкая равнина сменилась довольно высокими холмами, между которыми намело огромные сугробы с плотными голубыми гребнями, похожими на замерзшие волны чудовищной высоты. Местами эти гребни образовывали опасные козырьки, которые в любой момент могли проломиться под ногами. И все время неустанно дул северный ветер. Сердитый, мстительный, неукротимый северный ветер.
Из-за поземки казалось, что снег вокруг них пребывает в постоянном движении, и это очень мешало оценивать расстояние. Казалось, что они успели пройти совсем немного, но когда Торак взобрался на вершину очередного холма, то увидел, что Леса больше совсем не видно.
И тут же дикий порыв ветра с такой силой ударил его в спину, что он упал и покатился по склону к подножию холма.
Ренн съехала следом за ним и, помогая ему подняться, заметила:
– Надо было хоть топором зацепиться! А то теперь снова подниматься придется.
Она была права. Топор торчал у Торака за поясом, но у него просто времени не хватило, чтобы его выхватить. И с этого момента они шли, держа топоры в руках.
Отправляясь в путь, они уже достаточно сильно устали после откапывания снаряжения, и теперь каждый шаг давался им с огромным трудом. Ужасно хотелось пить, но растопить снег было не на чем: дрова у них кончились. Они понимали, что снег есть не стоит, и все-таки ели, хотя он только обжигал глотку и вызывал болезненные спазмы в желудке. А ветер все дул, все бросал им в лицо свои крошечные ледяные дротики, и вскоре щеки у них воспалились, а губы потрескались и стали кровоточить.
«Это не наш мир, – как-то лениво думал Торак. – Здесь все не так. Все не так, как должно быть».
Один раз они слышали бормотание белых куропаток – причем удивительно близко! – но, когда стали искать, даже следов этих птиц не обнаружили.
Потом Ренн увидела вдали человека, но, когда они подошли ближе, человек превратился в полуразвалившегося каменного идола, украшенного развевавшимися на ветру волосами, в накинутой на плечи шкуре. Кто сделал этого идола и зачем?
Нижние рубахи, еще утром промокшие от пота, теперь только холодили тело. Ренн и Торак промерзли до костей, их влажные парки покрылись ледяной коркой и стали тяжелыми и совершенно негнущимися. У обоих исхлестанные ветром лица жгло как огнем; потом щеки начали неметь, и в памяти Торака всплыли предупреждения Ходеца: «Сперва тебе холодно, потом тепло…» А потом что?
Ренн дернула его за рукав, указывая на небо.
Торак посмотрел и даже покачнулся.
На северном краю неба вскипали валы жутковатых пурпурно-серых облаков.
– Буран идет! – крикнула Ренн. – Надо крепче держаться друг за друга!
И она вытащила из ранца веревку, сплетенную из сыромятных ремешков. Они и раньше попадали в сильную метель, так что хорошо знали, как легко бывает потерять друг друга в снежном буране.
– Придется все-таки копать нору!
– Где? – крикнул Торак, тоже с трудом завязывая вокруг талии второй конец веревки. Земля здесь отчего-то казалась совершенно плоской.
– Прямо здесь! – И Ренн показала себе под ноги. – Будем копать вниз, вглубь! Просто выкопаем ямку в снегу. – И она потопала ногами, отыскивая более плотный слой снега. Но снег вдруг провалился под нею, и она исчезла.
– Ренн! – завопил Торак.
Веревка у него на талии сильно натянулась, подтаскивая его к провалу. Он упирался, вбивая пятки в снег. Впереди и вокруг ничего не было видно, кроме кипящего белого хаоса, но Торак чувствовал тяжесть тела Ренн, натянувшую веревку до предела, пытавшуюся и его сбросить в пропасть.
Сопротивляясь, он все равно неумолимо приближался к опасному провалу, а потом упал головой вперед и уткнулся во взрытый снежный сугроб в нескольких шагах от того места, где стоял.
Сугроб приподнялся, и появилась Ренн.
Оба некоторое время сидели молча, потрясенные до глубины души.
Задрав голову, Торак увидел, что они провалились в сугроб, когда под ними подломился один из нависших снежных козырьков. Оказывается, они, ни о чем не подозревая, некоторое время шли по этому хрупкому снежному навесу, под которым была пустота.
В этот момент терпение Ренн лопнуло.