- Слушай, этого Маркиан точно не говорил! - высказал мучивший его вопрос Рокетт. - Ты-то откуда знаешь?
- Есть и другие источники, - произнесла она. - Пока тебе хватит и одной опасной тайны.
Но Рокетт уже не слушал. Он неотрывно смотрел на большое, почти до пояса, изваяние юной женщины, кружащейся в стремительно-грациозном танце. Правая нога поднята, руки вытянуты идеально ровной косой линией, из-за них женщина кажется парящей в воздухе. На руках - искусно выточенные браслеты, на голове - какая-то сверкающая диадема…
- Исмина, - с неподдельным почтением понизив голос, произнесла Нарамис. - Она одиннадцать веков хранила наш город.
Это имя Рокетт слыхал. Одни произносили его с презрением, другие, будто выплевывая, с нескрываемой ненавистью, но были и те, в чьих голосах слышалась неподдельная грусть ностальгия по временам утраченного величия. Рассказывал о ней и отец Маркиан.
Если отбросить его ругань и угрозы недостаточно ревностным верующим, выходило так: древние почитали как Богов жутких демонов, из них девять было главных, даже называть коих по имени неприлично для истинно верующего. В разных стран почитали за главных разных из них. К примеру, в Марлине поклонялись чудовищному паукообразному демону, насылавшему на людей смерть, холод и болезни. В Ствангаре “своего” демона считали повелителем Закона и Порядка, Небесным Судьей, то есть демон нагло присвоил себе прерогативы Единого, за что после низвержения наверняка был наказан особенно сурово. В Медаре, а потом и на Полуночных островах существовал Храм демоницы, почитавшейся покровительницей семейного очага. На самом же деле ее храмы всегда были обителью самого постыдного блуда, коим заражали и мирян. В Таваллене царствовал свирепый демон битв, солнечного зноя и огня, отвращавший народ от приличествующего ему, угодного Единому смирения и почтения к властям не только добрым, но и суровым. Ну, и в других городах были свои злобные демоны, посланные Единым-и-Единственным, дабы, как меч на точиле, заточить их волю и закалить в огне испытаний веру.
Но худшая из всех демоница обосновалась в Эрхавене. Виной тому ветреный и легкомысленный характер эрхавенцев, их нежелание идти под руку мудрых дожей Темесы, их желание подмять под себя все Семиградье и дружить с коварным Ствангаром. Она покрывала неверных жен и мужей, отвлекала от богоугодного стяжания и призывала к мотовству. Она отвлекала от трудов и молитв песнями, танцами и вином. Она, наконец, дольше всего сопротивлялась приходу истинной веры. Культом красивого тела отвращала она от презрения к мирскому и святой неряшливости. Падение Эрхавена и нынешний упадок - еще и своеобразная епитимья, наложенная Единым на непослушный, но не переступивший самой опасной грани город. Но эта грань будет перейдена, если город попытается вернуться к язычеству.
А еще Маркиан рассказывал, какими преступлениями запятнали себя язычники, и особенно их вожди Раймон и Элрик Бонары, Верховная жрица Амелия и ее муж Левдаст Атарг, а также вступившие на путь зла Аэлла и соблазнивший ее некий Тетрик. И многое другое, только слушать такое тошно было и правоверному.
- Ты что, их же нельзя произносить…
- А если бы тебе запретили произносить имя матери - ты бы подчинился? - перебила Мелина. - Осмелься хотя бы тут, где никто не услышит!
- Исмина, - медленно, будто пробуя древнее имя на вкус, сказал Леруа Рокетт. - Исмина, Богиня-Мать Эрхавена.
- А нашим Небесным Судьей был Аргишти, Отец Богов, - тихо произнес Вантер. - Только у нас его не называют даже по имени. Я узнал лишь из древних трактатов по военному делу, в училище. Удивляюсь, как их не сожгли…
- Не Мать, - поправила Мелина. - Богиня-Мать - это Амрита, которой служили в Медаре, а богини - Дочери - Исмина и Великая Лучница Ритхи. Отцом их, и остальных Богов - Аргелеба, Лаэя, Кириннотара, Элисара - действительно был покровитель Ствангара Аргишти. Потому ствангарцы столь часто помогали несправедливо обиженным. Но, будучи Дочерью для Амриты, она была матерью для всего Эрхавена. Она столько раз спасала наш город от уничтожения, давала силы в самые трудные времена… Пришла пора вернуть долг.
- Что ты имеешь в виду? - в один голос
- Рано или поздно будет найден и этот схрон, и тогда все, что тут лежит - погибнет. Всеми сокровищами можно пожертвовать, Рокетт, даже книгами, но только не этим, - она указала на статуэтку танцующей женщины. - Мне говорили, это малое изваяние богини, благословленное Ею самой. Большое было расплавлено пожаром и уничтожено. Так что это - последнее изваяние, в которое заключена настоящая Сила. И если удастся ее разбудить… То Эрхавен станет свободным! Тебе ведь неприятно видеть, как чахнет наш город - так и сделай хоть что-то, чтобы этого не было. Да и Ствангару от этого вреда не будет.
- Вы уверены? - спросил ствангарец. - Не навлечем ли мы на себя и на город проклятье Единого и месть церковников?
- А вы уверены, что мы уже не прокляты? - спросила Мелина. - Думаете случайно именно в Ствангаре и Эрхавене пролилось больше всего крови? Или случайно ваша Империя не досчиталась стольких земель, а Эрхавен вымирает? Разве непонятно, что нас замыслили уничтожить? Просто пока щадят, чтобы не воевать.
- Но… за что? - спросил Вантер тихо.
- Как за что? За то, что остальные предали прежних Богов, а мы уступили силе, но до того сражались до конца - такое не забывается. Такое не забывается, капитан. Не забудет Единый и тех, кто встали на Его сторону первыми. Они стали Его избранными народами, им он отдал власть над Миром. А мы стоим на их пути. Разве этого недостаточно?
Возразить было нечего. А Мелина закончила:
- Если мы хотим сдохнуть и очистить землю для более удачливых - надо молиться и каяться, задабривать победителей и играть по их правилам. Если хотим выжить и сохранить свою землю для детей - нужно наплевать на их интересы и делать лишь то, что нужно нам. Надо унести ее и получше спрятать.
Рокетт уже и сам понимал, что она права. Он не мог отвести взгляд от прекрасной статуэтки, и уже мысленно просил прощения у неведомой богини за вторжение и прикосновение к Ее изображению. Может быть, он бы даже помолился… если б знал, как это делается. И все-таки:
- Но она большая, незаметно не пронесешь, а в ту щель, где мы пролезли…
Рокетт устало вздохнул - ему вовсе не хотелось тащить через полгорода тяжелую металлическую дуру, способную, к тому же привести обоих прямиком на каторгу, а если не повезет, так и на костер. Но в глазах у Мелина была такая страстная мольба, а серебряная девушка оказалась так прекрасна, что Рокетт сдался. Впрочем, нет, было и еще кое-что: увиденное наверху и в подземном коридоре наполнило сердце яростью. Ярость была жгучей и - бессильной. Какой-нибудь сирота может себе позволить свободу - родичи не станут невольными заложниками. А он, да и Мелина тоже, не могут украсть мушкет и пойти мстить. Но и жить, как прежде, отныне позорно. Конечно, за случившееся такая плата ничтожно мала - но нужно отплатить им хоть так.
- Не беспокойся. Она… как бы сказать… живая. И может менять размер. Сейчас ты сможешь унести ее в самом маленьком кармашке. Подойди.
Превозмогая внезапно возникший страх, Рокетт шагнул к статуэтке. Его завораживала изумительно тонкая резьба, легкая, исполненная грации поза серебряной девушки. Можно четко различить узор на каждом браслете на руках девушки, прядки волос в длинной косе, а изящные ножки, приподнимающие подол древней талхи, казалось, застыли лишь на мгновение. И улыбались полные, мнящие губы, и грациозной “волной” плыли руки. Талу приподнимали слегка очерченные холмики грудей. Исмина была изображена во всей своей красе.
“Я не могу унести Тебя… вернее, Твой образ… сейчас. Он слишком велик, чтобы можно было надежно спрятать. Помоги, я ведь пришел не осквернять Твое изображение, а спасти от осквернения” - безыскусно и беззвучно.
Рокетт не знал, откуда и как пришел ответ, но теперь он знал, что нужно делать. Он опустился на колено, склонил голову и осторожно коснулся пальцами крошечной серебряной ступни. “Видел бы это отец Маркиан!” - злорадно подумал он. Он, наследник старинного рода и чистокровный эрхавенец, сейчас присягал на верность богине своего города, вручал ей свою судьбу и - не осознавая еще всех последствий своего поступка - раз и навсегда выбирая знамена, под которыми будет сражаться.
