Удержаться на ногах, когда нас носило между двумя мирами, было для меня непростой задачей. Когда я оказывалась в этом мире в полной мере, меня охватывала дрожь, заметная со стороны.

Было немного страшно увидеть кого-нибудь знакомого. Дай вам Бог никогда не недооценивать влияние социальных условностей! Даже в этих обстоятельствах, когда я смирилась с тем, что мне уже никогда никого не увидеть, ни через несколько минут, ни через несколько часов, ни через несколько промежутков хаотического времени не-пространства, и ни с кем объясняться не придется, – я все же беспокоилась, как бы не наткнуться на Кенни или его дружков, или других завсегдатаев кофейни – из тех, что помоложе и потупее, а то и на опустившихся бывших одноклассников, которые опять закинулись наркотой. Чего я боялась? Того, что они увидят меня, идущую за руку с вампиром? Того, что я буду выглядеть как его обреченная жертва? Меня это должно было беспокоить?

Не знаю, что о нас думали люди. Но вампиры оглядывались. Я узнавала их без труда – то ли по тому, что они даже не пытались уступить нам дорогу, то ли я просто уже научилась их отличать.

Я пропустила тот момент, когда первый из них не ограничился просто взглядом и заступил нам путь. Ничего не замечала, пока Кон… неважно, что именно он сделал. Он сделал это свободной рукой, а той, что держала мою руку, швырнул нас обратно в пространство хаоса. Движением предплечья он стер чужую кровь со своего лица, так как Кисть была тоже в крови. Я боялась, что увижу, как он оближет губы. Не увидела. Может быть, просто недостаточно долго смотрела. А может, как бы это сказать, использованнаякровь не представляла для него интереса. Моя ладонь задрожала в ладони моего смертоносного спутника-вампира.

Здесь я была одна такая – живая, с бьющимся сердцем.

Во второй раз их было несколько. И на этот раз Кон вытолкнул нас из пространства хаоса, так как ему понадобились обе руки. Я была рада, что мне не пришлось узнать, каково остаться там одной без него. Но радоваться долго мне тоже не пришлось. Не знаю, что мне полагалось делать, но я твердо решила в следующей жизни уделить немного времени изучению боевых искусств… нет, лучше уделить многовремени изучению боевых искусств – так, на всякий случай.

И с этой компанией, как и с первым вампиром, который на нас напал, что-то произошло – быстрее, чем я смогла заметить – быстрее, чем я захотела заметить, и я отвела взгляд, боясь того, что может показать мне мое зрение-во-тьме. Снова пролилась кровь, но оставался еще как минимум один вампир, когда Кон занимался остальными. И этот один смотрел на меня. Я тоже смотрела на него, не думая ни о чем, кроме собственного ужаса, смотрела широко, до боли широко открытыми глазами. Он встретил этот взгляд, вполне отдавая себе отчет в том, что я человек, а он вампир. Но вдруг он заколебался.А затем Кон отвлекся от своего занятия и… позаботился об оставшемся вампире – слишком быстро, чтобы я успела отвести взгляд. Наверное, я закричала. И на этот раз Джесс не придет меня выручить. Я не приду в себя в объятиях человека, и человеческий голос не будет шептать мне на ухо: «Все кончилось, все хорошо…»

Было много крови и… клочков и ошметков. Меня тоже облило кровью. Кон снова взял мою руку и жестко сказал: «Идем». Я боялась посмотреть ему в лицо. На лице вампира никогда не отразится сочувствие или сострадание. Когда я перешла на бег, чтобы не отставать, мои туфли заскользили. По крови. На наших руках крови было столько, что когда она высохла, пальцы склеились. Запах мяса действовал, как удушливый ядовитый газ.

Мы не стали нырять назад в пространство хаоса. Я успела наполовину забыть курс, но он, казалось, стал мой неотъемлемой частью, или это я стала частью его. Курс вел нас дальше, по этим темным разрушенным улицам, где даже тени скрючены как мертвые тела, вел так, словно мы были скованы одной цепью. Я хотела разрубить эту цепь, но не могла – не должна была – не хотела; слишком поздно. Даже если бы я сейчас передумала – сейчас, в последнюю минуту, спустя последнюю минуту, – это бы ни привело ни к чему, мы бы только погибли. Чуть раньше.

Я слышала, кто-то шел за нами – почему не приближаются, не нападают, не убивают нас? Кон проговорил спокойно, как будто мы никуда не торопились:

– Бо не сможет произнести твое имя. Ни одно из твоих имен.

Что? Светлячок. Раэ. Дневные имена. Так значит, старые вампиры не могут даже произносить слова, имеющие отношение к солнечному свету? Очень старые вампиры, те, что не выходят даже на лунный свет, ведь он – отражение солнечного. Однако Кона академики причислили бы к очень старым, а ведь он даже не дожидался полной темноты – сумерек было для него вполне достаточно. И он называл меня Светлячок. «Есть разные способы быть тем, что мы есть».Очевидно, Бо не так хорошо сохранился. Подсказать академикам тему для диссертации: «Употребление пожилыми вампирами определенных слов, имеющих отношение к солнечному свету». Может, за это мне дадут пропуск в библиотеку Музея Других? Ах да, минуточку, я же вроде собралась умирать…

Я не сразу поняла, что хорошего в том, что Бо не сможет произнести моего имени. Вряд ли Бо нужно произносить или знать мое имя, чтобы меня убить.

Ну ладно. В именах скрыта большая сила. На озере мы это уже проходили. Ну и что? В клыках силы не меньше. Это мы тоже проходили на озере. Кон оставил меня в живых. Бо не оставит.

Как я вообщена это согласилась?

– Ты чувствуешь, что зов усилился? – продолжал Кон тем же невыносимо спокойным голосом. – Бо подключился К нашему присутствию здесь. Если мы разделимся, следуй зову. Пройди этот путь до конца. Я присоединюсь к тебе, как только смогу.

Прелестно. Как здорово, что он присоединится ко мне позже. И лучше бы он сказал «до цели», чем «до конца».

– Не советую тебе… – добавил он как всегда бесстрастно, и я постаралась напомнить себе, что его голос всегда звучал безучастно, если не сказать мертво. И его холодность, возможно, даже хороший знак – словно все происходящее не выходит за рамки обычных вампирских дел. Я едва расслышала продолжение фразы: —…соваться никуда в не-пространстве, кроме того пути, по которому мы сюда пришли.

Ты привлечешь внимание тварей Бо, а там у них будет перед тобой явное преимущество.

Верно. Но точно так же у них будет преимущество передо мной где угодно.

Я вдруг осознала, что хотя мы уже покинули пространство хаоса, мы также оставили позади и Не-Город. По крайней мере, я надеялась, что это другое место, потому что если это тоже He-Город, то значит, с нашим человеческим миром дела обстояли куда хуже, чем думает большинство людей… и я в том числе… и снова в голову пришла та же мысль: а что я в сущности знаю? Люди, которые посещали He-Город ради острых ощущений, вряд ли бы обратили внимание на то, что все здесь буквально соскальзывает с края обычной реальности прямо…

Я ощутила зов сильнее, это напоминало ощущение руки, медленно сжимающейся на моем горле. Или как будто я – собака на поводке с тугим ошейником, и хозяин не слишком со мной церемонится. Может быть, из-за этого чувства Мне бы сейчас хорошенький яблоневый кол, пропитанный соками омелы… Правда, я не знаю, как им пользоваться, орудовать колом учат на тренировках… На крайний случай со шел бы и столовый нож… А! Я сунула правую руку в карман, обхватила рукоять и достала нож, зажав его между пальцами. Лезвие открывать не стала, и вперед выдавался только торец рукоятки, как костяшка некоего шестого пальца. В тот же миг он засиял – как крошечная луна, как драгоценный камень, вынутый из оправы.

И я ударила, ударила со всей своей ничтожной человеческой силой, в то место, где должна была находиться грудь, принадлежащая челюстям, впившимся в мою руку.

Попала. Широкая тупая рукоять… куда-то погрузилась.Как только это произошло, нож вспыхнул, уже не как луна, а как солнце, сияющим золотым светом, и в этом свете я увидела, как золотая сеть расходится по моей руке.