Следующее утро было ужасно странным – настолько все казалось обыденным. Мама и папа, как всегда, встали рано и ушли на работу еще до того, как я проснулась. Мэри-Кей, как всегда, стали вопить, чтобы я скорее поворачивалась, а я еле двигалась под душем, собираясь с духом встретить предстоящий день.
Мэри-Кей показалась мне бледной и осунувшейся. Она была необычно тихой, пока я глотала свою диетическую колу и кидала в рюкзак учебники.
– Я хочу, чтобы ты перестала делать то, что ты делаешь, – сказала она так тихо, что я едва услышала ее. – Хочу, чтобы у нас все было, как раньше.
Я вздохнула. Я никогда не завидовала Мэри-Кей и не соперничала с ней. Я всегда хотела о ней заботиться. Интересно, изменится ли все сейчас. Не имею ни малейшего представления. Знаю только, что по-прежнему ужасно не хочу, чтобы ее обижали.
– Сделанного уже не переделаешь, – спокойно сказала я. – И потом, мне нужно знать правду. Слишком многое слишком долго хранилось в тайне.
Мэри-Кей вскинула руки и несколько мгновений трясла ими в воздухе, словно пытаясь найти нужные слова. Но говорить было нечего, и мы просто схватили свои рюкзаки и пошли к машине.
Возле школы нас встретил Кэл. Он подошел к моей Das Boot, когда я открыла дверцу Мэри-Кей посмотрела на него так, будто хотела вычислить его причастность ко всему случившемуся. Он ответил ей спокойным, доброжелательным взглядом.
– Меня зовут Кэл, – сказал он, протягивая руку. – Кэл Блэр. Кажется, мы не знакомились по-настоящему.
– Я знаю, кто ты такой. – Мэри-Кей смотрела на него, не подавая руки. – Ты занимаешься магией вместе с Морган?
– Мэри-Кей! – начала я, но Кэл поднял руку.
– Все в порядке, – сказал он. – Да, я занимаюсь магией вместе с Морган. Но мы не делаем ничего плохого.
– Смотря для кого. – Мэри-Кей показалась мне старше своих четырнадцати лет.
Она выбралась из машины, скользнув мимо Кэла. Ее тут же окружили друзья, но она выглядела невеселой и ушедшей в себя. Интересно, что она им расскажет. Потом подошел ее приятель Бэккер Блэкберн, и они ушли вдвоем.
– Как ты? – спросил Кэл и поцеловал меня в лоб. – Я думал о тебе. Звонил тебе вчера вечером, но твоя мама сказала, что ты спишь.
Я видела, что на нас смотрят – Алессандра Спотфорд, Нелл Нортон, Джастин Бартлетт. Еще бы им не удивляться, видя Кэла Блэра, этого бога в человеческом образе, рядом с Морган Роулендс, самой верной кандидатурой на роль Девушки, Которой Никто Никогда Не Назначит Свидания.
– Да, думаю, я просто отключилась. Спасибо, что позвонил. Я тебе потом все расскажу.
Он сжал мне плечо, и мы пошли туда, где обычно тусовался наш ковен – мы теперь были именно ковен, а не просто группа друзей, – на бетонные скамейки с восточной стороны школы.
Знакомое здание из красного кирпича показалось мне успокаивающе незыблемым и неизменным, и это была, пожалуй, единственная вещь в моей жизни, которая осталась тем, чем и была до сегодняшнего дня.
Семь пар глаз смотрели на нас, пока мы подходили по крошащейся под ногами кирпичной дорожке. Я поискала взглядом Бри. Она старательно рассматривала свои коричневые замшевые сапоги. Она казалась красивой и далекой, холодной и отчужденной. Две недели назад она была моей лучшей на свете подругой, человеком, которого я любила больше всех после моих родных, человеком, который знал меня лучше, чем кто-либо другой.
Какая-то часть меня все еще любила ее, все еще хотела доверять ей, каким бы невозможным это ни казалось. Я думала о том, чтобы поговорить о своих проблемах с одной из других своих подруг, например, с Тамарой Притчетт или Дженис Юто, но понимала, что не могу.
– Привет, Морган, привет, Кэл, – сказала Дженна Руис, лицо которой было таким же открытым и дружелюбным, как всегда.
Она улыбнулась мне искренней улыбкой, и я улыбнулась ей в ответ. Рядом с ней сидел Мэтт Адлер, одной рукой обнимая ее за плечи. Дженна закашлялась, прикрыв рот, и Мэтт озабоченно взглянул на нее. Она покачала головой и улыбнулась ему.
– Привет, Дженна. Привет всем, – сказала я. Рейвин Мельцер смотрела на меня с явной неприязнью. Ее темные глаза, густо обведенные черным, с веками, посыпанными блестками, излучали злую неприязнь. Она хотела, чтобы Кэл принадлежал ей. Как Бри. Как я.
– Самхейн был потрясающий, – сказала Шарон Гудфайн, прижав скрещенные руки к своей полной груди, словно ей стало холодно. – Я чувствую, что я изменилась. Все выходные я чувствовала себя другой. – Ее лицо с тщательно наложенной косметикой выражало скорее задумчивость, а не снобизм.
Не задумываясь, я выпустила свои эмоциональные сенсоры и стала мягко, осторожно прощупывать окружающих меня людей. Это было похоже на то, что я испытывала тогда, когда мы делали круг на кладбище, но на этот раз я управляла эмоциями. На этот раз я делала это специально.
У меня лишь мимолетно мелькнула мысль, что эмоции моих друзей – это, наверное, их частное дело и принадлежат только им.
Дженна была точно такой, какой казалась, – открытой, добродушной. Мэтт тоже, но у него в глубине я ощутила какое-то темное пространство, которое он хранил для себя. Кэл… Кэл бросил на меня быстрый, удивленный взгляд, когда моя сенсорная сеть коснулась его. Сканируя его эмоции, я почувствовала внезапно хлынувшую от него горячую волну желания. Я покраснела и сразу прекратила изучать его. Он посмотрел на меня так, будто говорил: «Сама напросилась…»
Итан Шарп оказался интересной личностью – яркая мозаика мыслей и чувств, крепко сдерживаемого недоверия, поэзии и разочарования. Внутри у Шарон оказалось что-то вроде центра спокойствия, возникшего как будто бы недавно. И была еще некая неуверенная, смущенная нежность. К кому? К Итану?
Бет Нилсон, лучшая подруга Рейвин, испытывала главным образом скуку и хотела быть где-то в другом месте. Мой лучший друг, после Бри, Робби Гуревич, поразил меня смесью гнева, желания и сдержанного чувства, которые никак не отражались на его лице. На кого все это было направлено? Неясно.
А вот эмоциями Бри и Рейвин меня чуть было не снесло со скамейки. От них обеих исходили сильные глубинные волны ярости и ревности, направленные на меня и в меньшей степени на Кэла. У Рейвин были сплошные рваные линии, острые углы и зазубрины злости, разочарования и сильного желания. Несмотря на то, что она слыла доступной, у нее фактически никогда не было серьезных отношений ни с кем. Возможно, она хотела, чтобы таким человеком стал Кэл.
Если чувства Рейвин были похожи на колючую проволоку, то у Бри это были тлеющие угли. Я моментально узнала, что сейчас она ненавидит меня настолько, насколько любила две недели назад. Ей ужасно был нужен Кэл. Может, это и не настоящая любовь, но что сильнейшее желание – это точно. И с ней еще никогда не случалось такого, чтобы она хотела парня, а он ее нет. Кэл нанес ей глубокую рану, когда предпочел меня.
Считывание информации заняло всего один миг. Один удар сердца – и я получила нужные сведения.
Меня поразило, что никто из этих людей, входивших в наш ковен, не знал о том, что меня удочерили – никто, кроме Кэла. Это было событие исключительной важности, круто изменившее мою жизнь, и произошло оно всего за один вчерашний день. А для них вчера было просто еще одно воскресенье. От этого я чувствовала себя странно сбитой с толку.
– Ну как? – заговорила Бри, нарушив молчание. – Твоим родителям понравились книги?
Я моргнула. Если бы она только знала, к чему привела ее месть! Я лишь покачала головой и села, побоявшись открыть рот.
Бри со злорадной усмешкой продолжала рассматривать свои сапоги.
Кэл взял мою руку в свою, и я крепко вцепилась в нее.
– Ты о чем это, Бри? – спросил Робби.
Он снял свои очки с толстыми стеклами и потер глаза. Без очков он выглядел совершенно другим человеком. Заклинание, наложенное мной две недели назад, сработало лучше, чем я могла вообразить. Его кожа, которая раньше была вся изранена шрамами от прыщей, стала теперь гладкой и приятной на вид, на ней появились смутные очертания темной бороды. Его нос, бывший припухшим и красным, стал прямым, классической формы. Даже его губы казались теперь более твердыми и красивыми, хотя я не помнила, какими они были раньше.
