Когда в глазах у меня прояснилось, мне удалось выудить из-под переднего сиденья смятую коробку бумажных носовых платков. Мокрые комки теперь валялись на сиденье с пассажирской стороны и устилали пол.

В конечном итоге я направилась на север, прочь из города. Дорога шла по низине, и асфальт был плотно окутан ранним туманом. Das Boot рассекал его, словно брошенный сквозь облако кирпич. В отдалении я увидела большую темную тень немного в стороне от дороги. Это был тот самый дуб, под которым мы парковались не далее как прошлой ночью, на Самхейн, и где парковалась я, когда впервые участвовала в круге вместе с Кэлом несколько недель тому назад. Тогда в мою жизнь вошла Викка.

Не раздумывая, я съехала с дороги, тряско пересекла поле и остановилась под низко нависшими ветвями дуба. Здесь меня скрывали туман и крона дерева. Я выключила двигатель, легла грудью на баранку и попыталась перестать реветь.

Удочеренная. Каждый случай, каждая черта, отличавшая меня от других членов семьи, издевательски кривлялись у меня перед глазами. Еще вчера это были всего лишь семейные шуточки: насчет того, что они трое жаворонки, а я сова, что они жизнерадостны даже сверх меры, а я ужасная ворчунья. Что мама и Мэри-Кей – пухленькие и соблазнительные, а я – худая и серьезная. Сегодня эти шуточки отдавались болью, когда я вспоминала их все, одну за другой.

– Проклятье! Проклятье! Проклятье! – выкрикнула я, молотя кулаками по жесткой металлической баранке. – Проклятье!

Я колотила по рулю до тех пор, пока у меня не онемели руки и я не охрипла, перебирая все известные мне ругательства.

Потом я опять плакала, лежа на переднем сиденье. Не знаю, сколько времени я там пробыла, закрытая в машине, окруженная туманом. Время от времени я включала подогрев, чтобы не замерзнуть. Стекла запотели от пролитых мною слез.

Постепенно рыдания перешли в икоту и редкие приступы дрожи. «О Кэл! – подумала я. – Ты нужен мне». Как только я вспомнила о нем, в голове у меня зазвучали стихи:

Не знаю, откуда они взялись, но теперь я стала уже привыкать к странному появлению рифм. От этой мысли я почувствовала себя спокойнее и повторила стихи несколько раз подряд. Прикрыв глаза рукой, я стала отчаянно молиться о том, чтобы проснуться дома в постели и убедиться, что все это привиделось мне в кошмарном сне.

Я вздрогнула от неожиданности, когда кто-то постучал в стекло с пассажирской стороны. Открыв глаза, я села прямо, вытерла рукой запотевшее стекло и увидела Кэла, сонного, взъерошенного и изумительно красивого.

– Ты звала меня? – спросил он, и мое сердце наполнилось солнечным светом. – Впусти меня, а то здесь жуткая холодина.

«Сработало!» – благоговейно подумала я. Я позвала его мысленно. Это волшебство!

Я открыла дверцу и подвинулась. Он скользнул на переднее сиденье рядом со мной, и оказалось удивительно естественным потянуться к нему, почувствовать, как его руки обнимают меня.

– Что-то не так? – спросил он невнятно, говоря мне в волосы. – Что случилось? – Он немного отстранился от меня и стал всматриваться в мое распухшее от слез лицо.

– Меня удочерили! – выпалила я. – Сегодня утром я сказала маме, что я – кровная ведьма, значит, и она тоже должна быть ею, и папа, и сестра. Они сказали: нет, это не так. Тогда я спустилась вниз, разыскала свое свидетельство о рождении, и там стояло имя какой-то другой женщины, не мамино.

Я снова разревелась, хотя мне было не очень приятно, что он видит меня в таком состоянии. Он притянул меня ближе и прижал мою голову к своему плечу. Это подействовало настолько успокаивающе, что я почти тут же перестала плакать.

– Жаль, что ты узнала об этом вот так. Очень жестоким образом. – Он поцеловал меня в висок, и легкая дрожь удовольствия побежала вверх по моей спине.

«Это чудо, – подумала я. – Он все еще любит меня, даже сегодня. Это не сон».

Он снова отстранился, и мы посмотрели друг на друга в неясном свете. Я никак не могла перестать думать о том, какой он красивый. Его кожа была гладкая и загорелая даже сейчас, в ноябре. Пальцами я ощущала густоту его темных волос. Его глаза окаймляли прямые черные ресницы, а радужки зрачков были такими огненно-золотистыми, что казалось, будто они излучают жар.

Я почувствовала смущение, когда поняла, что он тоже изучает меня, как я его. Он улыбнулся одними уголками губ.

– Уехала в спешке, да?

Только тут до меня дошло, что я все еще в своей домашней футболке и в старых папиных трениках. На ногах у меня тапочки в виде больших пушистых медвежьих лап коричневого цвета. Кэл наклонился и пощекотал их когти.

Я подумала о шелковом белье, в котором спала Бри, и вдруг ощутила болезненный укол в сердце: она говорила мне, что они с Кэлом были в постели. Я попыталась понять по его глазам, правда ли это, и спрашивала себя, что со мной будет, если я узнаю точно.

Но сейчас он был здесь. Со мной.

– Ты лучшее, что я видел за все сегодняшнее утро, – тихо сказал Кэл, гладя меня по руке. – Я рад, что ты позвала меня. Прошлой ночью я очень скучал по тебе.

Я опустила глаза, представляя себе, как он лежит на своей большой романтической кровати с балдахином, а вокруг трепещет пламя свечей. Лежа в постели, он думал обо мне.

– Слушай, а откуда ты узнала, как меня позвать? Прочитала об этом в книге?

– Нет, – сказала я, вспоминая. – Вряд ли. Я просто сидела тут одинокая и расстроенная и думала, что если бы здесь был ты, я бы чувствовала себя лучше. А потом вдруг этот стишок пришел мне на ум, и я произнесла его вслух.

– Хм… – задумался Кэл.

– Может, не надо было этого делать? – смущенно спросила я. – Иногда мне просто что-то приходит в голову, и все.

– Нет, все нормально, – сказал Кэл. – Это просто показывает твою силу. Ты наделена наследственной памятью о заклинаниях. Она есть не у каждой ведьмы. – Он кивнул собственным мыслям. – Так, рассказывай дальше, – сказал он. – Значит, родители никогда раньше не говорили тебе об этом? Ну, что они тебя удочерили?

Рукой, лежавшей на спинке сиденья, он поглаживал мои волосы и массировал шею.

– Нет. – Я покачала головой. – Никогда. Хотя, казалось бы, надо было это сделать – ведь я так на них не похожа.

Кэл наклонил голову набок, разглядывая меня.

– Я не знаком с твоими родителями, – сказал он. – Но на сестру ты и правда не очень-то похожа. Мэри-Кей хорошенькая. – Он улыбнулся. – Просто красотка.

Я почувствовала, как в груди разгорается жгучая ревность.

– Ты другая, – продолжал Кэл. – Ты выглядишь очень серьезной. Как человек, погруженный в свои мысли. Словно ты всегда думаешь. Тебя можно назвать скорее эффектной, чем хорошенькой. Ты тот тип девушки, красоту которой замечаешь только с самого близкого расстояния. – Он замолчал и наклонился к моему лицу. – И тут тебя вдруг точно громом поражает, – прошептал он. – И ты думаешь: «О Богиня, сделай так, чтобы она стала моей».

Его губы вновь коснулись моих, и голова пошла кругом. Я обняла Кэла за плечи и стала целовать его с такой страстью, на какую только была способна, прижимая его к себе как можно ближе. Мне хотелось лишь одного: не расставаться с ним никогда.

Проходили минуты, и я слышала только наше дыхание и звуки поцелуев, скрип винилового сиденья, когда мы двигались, чтобы еще теснее прижаться друг к другу. Вскоре Кэл уже лежал на мне, своим весом вжимая меня в сиденье. Его рука скользила по моему боку, по ребрам, по изгибу бедра. Потом она проникла под мою футболку, и я почувствовала ее тепло у себя на груди… И тут словно взрывная волна прокатилась по всему моему телу.

– Стой! – почти в страхе сказала я. – Подожди!

Казалось, мой голос эхом раздавался в тишине машины. Кэл тут же убрал руку, приподнялся, посмотрел мне в глаза, потом откинулся назад и прислонился к дверце. Он часто и прерывисто дышал.