Когда Лэйкен очнулась, она была в постели одна. Она осмотрелась вокруг, почувствовав, что его отсутствие автоматически ввергает ее в панику.

В следующую секунду она увидела его стоящего у окна. Когда биение ее пульса замедлилось, Лэйкен стала пытливо смотреть на его лицо, освещенное лунным светом. Он не знал об этом и не контролировал себя. Это походило на рассматривание его фотографии, где он был снят в возрасте двенадцати лет. Ранимый. Беспомощный в своем одиночестве.

— Почему ты не приехал на похороны своего деда?

Она не знала, почему задала этот вопрос. Она не думала об этом — вопрос просто вырвался из нее в готовом виде.

Когда он не обернулся, она подумала, что он не слышал ее, однако в следующий момент он переменил положение, проведя рукой по лицу.

— Я узнал о его смерти случайно. — Он говорил тихо и медленно. — Я слышал, как об этом говорили мои дядя и тетя. Разумеется, я воевал с ними. Тогда я жил с ними уже пять лет. Мне было семнадцать, и я выучил их правила, но какая-то непокорность еще оставалась, и я был готов убить их за то, что они пытались отнять у меня. Я требовал, чтобы они отпустили меня на похороны. Но тетя Мириам и слышать об этом не хотела. Когда я сказал ей — когда я дал ей понять, что отправлюсь и без ее согласия, она заперла меня в моей спальне. — Он помедлил. — Не так-то просто было это сделать.

— Еще бы, — пробормотала она. — Прости меня, но неужели она была столь глупа, чтобы думать, что такой пустяк как запертая дверь может остановить тебя?

— Нет, конечно, это не могло меня остановить. Я вылез в окно. Моя спальня находилась на четвертом этаже, но ведь меня тренировал Джозеф Два Дерева. Я брал и не такие высоты.

Часть пути я проделал на попутных машинах, часть пешком. Я оказался в Де Уитте через три дня после похорон.

Хотя голос его звучал довольно ровно, она знала, что стоит за этим спокойствием. Она буквально чувствовала, как старые раны заныли в нем.

— Я поговорил с моими родственниками в поселке и убедился, что на церемонии воздали ему должное, как подобало шаману. Я провел там пару дней, а потом сдался частному сыщику, который наблюдал за кладбищем с того дня, как я исчез из Чикаго.

Лэйкен выбралась из постели и подошла к нему сзади, обхватила его руками, прижавшись к нему всем телом и пытаясь согреть его.

На миг он напрягся, затем медленно повернул к ней лицо. Глядя ему в глаза, она взяла в руки его лицо и провела по нему полуоткрытым ртом. Один, два, три раза.

— Пойдем в постель, любовь моя, — прошептала она. — Я хочу тебя.

Резкий звук прокатился у него в горле, а затем он взял ее на руки и отнес обратно в постель.

Первые холодные лучи света пробились сквозь занавески. Марк лежал рядом с Лэйкен, смотря на ее спящее лицо. Приподнявшись на локте, он отвел золотистый локон с ее виска.

Пойдем в постель. Я хочу тебя.

Слова эхом отдавались в его мозгу. Ночью, когда он услышал их, что-то сломалось у него внутри. Он пережил то, что было ему недоступно многие годы. Прилив теплоты и томления, любви и сожаления.

Теперь он сказал себе, что это слишком много. Он знал это и ночью, однако ночью он был слишком оплетен ее чувствительностью, чтобы мыслить трезво.

Теперь, при первых проблесках дня, он знал, что должен делать.

Когда Лэйкен проснулась, Марк натягивал голубую рубашку «шамбре». Словно почувствовав ее взгляд, он слегка повернул голову и посмотрел на нее.

Что-то в его лице, в этих бездонных темных глазах заставило ее задержать дыхание.

— Что случилось? — спросила она невольно.

— Прости меня, Лэйкен, — сказал он тихо. Она села, натянув простыню себе на грудь.

— Не понимаю, — сказала она со смешком. — За что ты извиняешься?

— За все. За то, что притащил тебя сюда. За фарс в горах.

— Что…

— Это была месть. — Он помедлил, пытаясь дышать ровнее. — Все это была ложь. Сказка, которую я выдумал, чтобы наказать тебя.

В первый момент она почувствовала облегчение, что ничего серьезного не произошло. Затем, когда до нее дошел смысл сказанного, она рассердилась.

Выскользнув из постели, Лэйкен не обратила внимания на то, что была голой. Подойдя ближе, она посмотрела ему в глаза.

— Ты все это выдумал? — спросила она необыкновенно мягким голосом. — Купание. Вымазывание в грязи. В этой паршивой грязи! Ты выдумал это?

Он коротко кивнул.

— Все. Но я не только хотел отплатить тебе за… — Он осекся и прижался головой к стеклу. — После того, как умер Джо, я хотел забыть.

Это было очень трудно. На это ушли годы. Но я добился своего. Все это ушло. Все, чему он учил меня, ушло.

— Идущий По Звездам?

Он покачал головой.

— Нет, это было правдой. Но все остальное — нет. Я не твой шаман. Я не могу помочь Ч. Д. Это была жестокая шутка. Но только теперь, сблизившись с тобой, я понял, насколько она жестока. Если бы дело не дошло до того, что… ты понравилась мне, я, может быть, и смог бы сыграть все до конца. Но теперь я не могу.

— Я понравилась тебе, — повторила она медленно.

— Это не должно удивлять тебя. Ты исключительно привлекательная особа. Спроси Леона. Или кого-нибудь другого, с кем ты познакомилась ночью на вечеринке.

— И то, что произошло ночью здесь… Он нетерпеливо оборвал ее:

— В этом нет ничего таинственного. Когда я вижу привлекательную женщину, я, как и любой другой мужчина, хочу спать с ней. Что в этом такого?

Она облизала губы, смущенно отводя глаза в сторону.

— Ты хочешь сказать… тебя нужно понимать так, что любовь для тебя подобна подсчету выигрышных очков. Это поднимает тебя над другими бойцами.

— Ты не можешь презирать меня больше, чем я сам себя презираю. — Его голос стал резче, когда он встретился с ней глазами. — Но я хочу сделать для тебя все, что только в моих силах. Если ты дашь мне немного времени, я уверен, что смогу найти кого-нибудь, кто поможет Ч. Д. Кого-нибудь, кто сможет убедить его в пользе психотерапии… И, разумеется, я беру на себя все расходы.

Она хотела отмахнуться от его слов, от того выражения, которое застыло на его лице. Она пыталась осмыслить то, что обрушилось на нее. Она знала, что он не верит ни во что — не то, что в любовь. Она снова и снова говорила себе, что ему нет до нее никакого дела, и никогда не будет. Однако прошлой ночью…

Она стиснула зубы. Значит, она ошиблась в отношении прошлой ночи. Может быть, со временем она и сумеет принять этот факт, не чувствуя, что ее сердце вырвали из тела.

Теперь она должна подумать о Ч. Д.

Она отбросила волосы со лба, пытаясь дышать ровнее.

— Хорошо… Все в порядке. Я поняла тебя. Но ты не о том говоришь. Все должно быть иначе.

Ярость, благословенная ярость уняла боль и укрепила ее губы, сделала ее голос более резким.

— Иначе. Ты обещал помочь. Не деньгами и не специалистами. Ты обещал сыграть роль шамана команчей. — Она выдохнула лишний воздух. — И ты должен сдержать обещание.

— Но я же объяснил тебе…

— Да. Все это обман. Ничего страшного. Оставайся таким же, каким был. — Она говорила ясно и твердо. — Ты сумел убедить меня. Теперь сделай то же самое с Ч. Д. Это не должно быть особенно трудно. Он достаточно доверчив. Он знает твое прошлое. Знает, что дед обучил тебя всему, что знал сам, чему выучился у стариков.

Лэйкен кивнула.

— Он поверит. Так же, как поверила я. — Она подняла голову. — Я пойду, позвоню Роз

и скажу, чтобы она привезла его сюда. Сегодня же.

Когда она повернулась, чтобы идти в ванную, он взял ее за руку.

— Послушай меня. Мальчику нужна настоящая помощь. А не фарс, разыгранный из мщения.

Она освободилась и отошла от него.

— Я уже говорила тебе, что кроме тебя у меня ничего и никого нет. Ты должен это сделать.

Лэйкен стояла на маленьком аэродроме неподалеку от национального парка. Самолет, на котором должны были прилететь из Аллена Розмэри и Ч. Д., ожидался с минуты на минуту.

Марк стоял в метре от нее. Она чувствовала на себе его взгляд, но старательно игнорировала его, как с успехом делал раньше он сам.