На нижней ступеньке лестницы она неожиданно для себя оглянулась и, увидев, что Андрей, с улыбкой глядя на нее, спускается вслед за ней, сбросила платье на песок и, пробежав по горячему песку, в котором увязали ноги, бросилась в воду, подняв фонтан брызг.

Леонид что-то кричал ей вслед, но она не хотела его слышать. Целый день мучений стоил того, чтобы сейчас очутиться здесь, впитывая в себя живительную влагу и чувствуя легкость и свободу. «Как жаль, что я не родилась рыбой, — думала Виолетта, — у меня не было бы никаких проблем, я целыми днями плавала бы и наслаждалась жизнью, голубым небом, зелеными водорослями, приятно касающимися тела, белой пеной волн и наблюдала бы за несчастными двуногими, которые жарятся на желтом песке и окружают себя дорогими вещами, ограничивающими их свободу, и трясутся над ними, А что нужно для счастья? Простор и свобода». Виолетта доплыла до песчаной отмели и встала посредине реки, глядя, как Андрей и Леонид подходят к воде. Они были одного роста и приблизительно одного возраста, и поэтому так отчетливо была видна разница между ними. Рядом с загорелым стройным телом Андрея, которое, казалось, состояло из одних прекрасно развитых мускулов, животик и бедра белокожего Леонида, грузно трясущиеся при каждом его шаге, были особенно заметны. Андрей все так же спокойно вошел в воду и, пройдя несколько шагов, нырнул, вынырнул через несколько метров и легко поплыл ровными саженками. Вскоре он вылез из воды неподалеку от Виолетты и лег на песок отмели, задумчиво глядя в небо на быстро бегущие облака. Голубые волны захлестнули его, становясь прозрачными на его груди, и снова темнели, падая в реку.

Леонид долго стоял на берегу, пробуя воду кончиками пальцев. Потом осторожно зашел в воду и, набрав в ладони воды, стал тщательно поливать себя — плавать он не умел. Потом он вышел на берег и лег на песке, аккуратно подстелив широкое махровое полотенце.

Над Виолеттой и Андреем, расположившимися на отмели, с криком пронеслась белая чайка и, камнем упав в воду, снова взмыла в высоту с серебристой рыбкой в клюве.

— Я иногда завидую птицам, их свободе и беззаботности. Мне кажется, если бы люди жили так же, заботясь лишь о самом необходимом, они были бы счастливы. Я стараюсь жить так, но у меня ничего не получается, — произнес Андрей. — Но зачем я все это вам говорю?

— Мне кажется, вы говорите это потому, что я могу понять вас. Я сама только что, когда плыла, жалела, что я не рыба. Я думаю, что тогда могла бы быть по-настоящему счастлива, — поддержала его Виолетта.

Андрей приподнял голову и, закрываясь рукой от солнца, пристально посмотрел на Виолетту.

— По-настоящему счастлива? — переспросил он. — А что, эта шикарная дача, машина, а также богатый муж, сорящий деньгами направо и налево, и роль красивой безделушки, которую вы при нем играете, разве все это не делает вас по-настоящему счастливой?

— Мне показалось, что мы с вами понимаем друг друга, но, как выяснилось, мы говорили о разном. Я, конечно, счастлива с моим мужем, но не из-за машины и дачи. Ведь не это главное, — возразила девушка.

— А что главное? — резковато спросил Андрей, садясь на песке. — Что?

— Главное то, что он любит меня. И я люблю его. Это дает мне счастье.

— Он любит вас? Вот как? И это дает вам счастье? Тогда отчего же вы завидуете рыбам?

— Я имела в виду другое счастье, — начала было объяснять сбитая с толку Виолетта.

— Счастья не бывает одного или другого. Ты просто счастлив или нет, — перебил ее Андрей.

— Вы говорите так, будто знаете, что это такое, — сказала Виолетта.

— Да, знаю, я был счастлив. И я не верю вам, когда вы говорите, что счастливы с этим никчемным самовлюбленным болваном, — отрезал Андрей.

— Я понимаю, он мог вам таким показаться. Но это не значит, что вы составили правильное впечатление о нем. Вы мало знаете его, у него есть много положительных качеств. Но они не сразу заметны. К тому же у него неприятности на работе, и он несколько раздражен, — защищала мужа Виолетта.

— Неприятности на работе? Я бы удивился, если бы у него их не было, — иронично заметил Андрей. — Не все же вокруг дураки.

— Кто позволил вам так отзываться о моем муже, да еще и за глаза? Когда он покупал вас, вы были куда более вежливы, — почти перешла на крик Виолетта.

Она вскочила и почти вплотную подошла к Андрею. Но тот невозмутимо зачерпывал ладонью воду с песком и, пропуская их между пальцев, строил причудливый песчаный замок. Казалось, он был весь поглощен своим занятием.

— Вы слышите меня? — продолжала кипятиться Виолетта. — Я счастлива с ним. Он гораздо лучше вас.

— Конечно, я вас прекрасно слышу. Вы ведь так громко кричите, — ответил Андрей, не прерывая своего занятия и не глядя на девушку. — У меня даже создалось впечатление, что вы стараетесь доказать это не мне, а себе. Но это ваше дело.

Он отбросил в сторону горсть песка, и песчинки медленно оседали на дно в прозрачной воде. Парень встал и, глядя Виолетте в глаза, твердо произнес:

— А теперь обо мне. Меня нельзя купить. И я не врезал ему по его сытой морде, как он того заслуживал и как того хотелось мне и отчего-то вам, потому, что я испытывал тогда непреодолимое желание быть возле вас. Ради вас я вынес это унижение, ведь, если бы я поступил иначе, я бы никогда больше вас не увидел. А когда я встретил вас там, на повороте, вы показались мне такой беззащитной и ранимой, такой одинокой. Вы мужественно улыбались, а в ваших глазах было столько печали, что я удивился. Я был знаком со многими красивыми женщинами, и они редко бывали так грустны — они упивались своей красотой, и это приносило им счастье. А вы были другая, и мне хотелось защищать и оберегать вас. Когда этот кретин сказал, что он ваш муж, я удивился еще больше. Вы не были похожи на девушку, которая продает себя ничтожеству за богатство. Думаю, я не ошибся в вас. Наверное, я и в самом деле ошибся в нем. И вы действительно любите его, и он любит вас. И вы счастливы, а я — неисправимый романтик, ничего не понимающий в жизни.

Набежавшая волна лизнула подножие замка, и он, оседая, превратился в маленький песчаный холмик.

— Как видите, романтике нет места в жизни. Песчаные замки прочнее воздушных, но и от них через минуту ничего не остается, — с горечью в голосе сказал Андрей. — Простите, что я наговорил вам всю эту чепуху. Забудьте все. Я уехал бы прямо сейчас, поняв, что не нужен вам, но я дал слово вашему мужу, а слово я привык держать.

— Андрей… — Виолетта взяла его за руку.

— Посмотрите, нас зовет ваш муж, — прервал ее Андрей, без труда разжимая ее пальцы и освобождая свою руку.

Он указал ей на берег, где стоял Леонид и призывно махал им, и первый вошел в воду. Девушка посмотрела ему вслед. Все то, что начало происходить с ней с момента встречи с Андреем, было так странно, и необычно, и так хорошо. То, что он сейчас сказал ей, было и больно, и приятно одновременно. Еще никогда ничьи слова не затрагивали так сильно ее душу, не приводили ее в трепет и не приносили ей столько радости. Виолетта, как всегда, с разбегу бросилась в воду и поплыла. Хорошо бы этот щемящий восторг не покидал ее подольше. Последнее время она жила в состоянии постоянной подавленности, а теперь это ощущение оставило ее.

Девушка вышла на берег. Леонид подвел к ней невысокого лысоватого мужчину лет пятидесяти, в легком светлом костюме, с аккуратно подстриженной черной бородкой и тонкой полоской черных усов над приветливо улыбающимися ярко-красными полными губами. Темные очки, в которых отражалась Виолетта, не позволяли видеть его глаз.

— Александр Анатольевич Преображенский, — представился он, протягивая ей руку.

— Виолетта, — девушка собралась пожать протянутую ей руку, но мужчина галантно поднес к губам ее ладонь, пощекотав ее усами, и долго не отпускал.

— Вы с первого взгляда очаровали меня, Виолетта, — сказал он наконец. — Вы даже представить себе не можете, как ваше имя гармонирует с вашей внешностью. И в нем, и в вас есть изящество и загадка. Вы только послушайте: Ви-о-лет-та.