— Вы закончили, Крис? Благодарю вас. Давайте я сразу расплачусь с вами.

Мебельщик смотрел на нее с мягкой улыбкой, словно извиняясь за работу, которую ему поручили проделать. «Как часто проявляют доброту простые люди!» — подумала Ви.

Она обвела взглядом пустую комнату — только сумочка на мраморной доске камина. Мебель, ковры, картины, скульптуры, фарфор, серебро вывезены и сданы на хранение. Чудесные растения своей оранжереи она подарила Центральному ботаническому саду. Горничная Ви, Людмила, вчера, покинула ее в слезах. Ви устроила ее к Гаррисонам, младшему сыну которых было двенадцать лет, — Людмиле будет там хорошо.

Мебельщик ждал; Ви отошла от окна, положила хрустальный шарик в сумочку, достала чековую книжку и ручку. Выписав чек, она протянула его Крису с небольшой пачкой «чаевых» наличными и, пока он благодарил, отвернулась, потому что уже не в силах была улыбнуться ему в ответ, и снова встала у окна. Она слышала, что рабочие ушли, и стояла, оперевшись на подоконник, в печальном оцепенении. Ви не заметила, как вошел Майк Парнелл и застыл рядом с ней, глядя на силуэт, обрисованный бежевым платьем, распущенные по плечам золотые волосы с ранними серебряными нитями, пораженный сходством этой неподвижной фигуры с резными деревянными скульптурами женщин на гробницах французских королей, — всплывшее вдруг воспоминание о давней поездке во Францию, на родину Ви.

— Ви? — тихо сказал он, но в молчании пустой комнаты имя прозвучало как выстрел, и она вздрогнула. Он подошел к ней, взял обе ее руки, сразу отпустил их и поглядел ей в лицо.

— Грустна, словно низложенная королева! Мария Антуанетта? — сказал он. — Или Мария Стюарт? Королевы лишались трона и до тебя, дорогая! — Он нагнулся к ее руке для поцелуя.

Ви не удержалась от нервного смеха. Грузный высокий человек стоял в неловкой, смешной и трогательной позе.

— Майк, милый мой медведь… о, извини, дорогой! — она погладила свободной рукой его волосы.

— Ну, вот так-то лучше — колокольчик еще звенит! И глазки заблестели… — сказал Майк. Он выпрямился и достал из внутреннего кармана пальто бутылку шампанского и бокалы. — Это — «Моэт-э-Шандон», твое любимое. — Осторожно развернув укутанные бумагой бокалы, он подал один из них Ви, другой поставил на подоконник и выбил пробку из бутылки. Шампанское запенилось в бокалах, Майк поднял свой и посмотрел в глаза Ви.

— Ты сумасшедший! — запротестовала она. — Что мы будем праздновать? Я потеряла свою фирму, свой дом, лишилась всего. Впору не праздновать, а оплакивать.

Он невозмутимо выслушал ее и протянул свой бокал, чтобы чокнуться: — За Ви! За жизнь! За новые свершения и победы! — Он улыбнулся и отпил глоток, пристально глядя в лицо Ви. Сетка морщинок под глазами была сегодня заметна, — обычно Ви казалась намного моложе своего возраста.

Встретив ее впервые в Йеле, он словно наткнулся на алмаз в куче угля. Она была умна и утонченна, он никогда не встречал такой женщины. И удивительно красива! Он хотел бы обнять ее, но робел перед нею словно мальчик и вместо любовного признания рассказывал об архитектуре. И вот, двадцать лет спустя, она оставалась для него недоступной.

За эти годы он несколько раз пытался приблизиться к ней с надеждой, что их отношения изменятся. Однажды они сговорились провести вместе уик-энд, но накануне Ви узнала, что ей необходимо встретиться с агентом фирмы, неожиданно приехавшим с Юга. Майк почувствовал обиду и оскорбление и провел выходной с девушкой, имя которой он теперь и вспомнить не мог: Розали? Или Розанна? Розалинда? Несколько месяцев он не звонил Ви; она позвонила сама и, встретившись, предложила ему стать ее личным адвокатом. Он согласился, хотя не без опасений: общение с ним Ви на деловой почве, казалось, могло ослабить ее личный интерес к нему. Этого не произошло: она по-прежнему относилась к нему с дружеской симпатией, а он все более безнадежно желал большего. Он был рядом с ней как добрый друг, и она держала в своих руках его надежду на счастье.

— Мне надо было много лет назад передать тебе все свои дела, — сказала она, — может быть, ты предотвратил бы крушение.

— Да, наверное, это надо было сделать, — хмуро согласился Майк. Двенадцать лет он находился рядом с ней, но она не последовала его главному совету. Все доходы она вкладывала в дело, а Майк считал, что она может и имеет право выкроить капитал, проценты с которого обеспечат ее существование независимо от состояния дел фирмы.

— И вот теперь ты и будешь вести все мои дела — только вести-то уже нечего, — усмехнулась она. — Твое желание исполнилось — я подчинюсь теперь твоим советам. Но желания всегда исполняются слишком поздно. Странная штука жизнь. Чандра, восточный мудрец, когда-то сказал мне: «Остерегись чего-то пожелать — твое желание может исполниться».

Она посмотрела в окно.

— Холодно, мрачно, уныло. Я устала бороться. Я побеждена, одержала верх сильнейшая. Может быть, лучшая? Этот мир не по мне. Я в нем лишняя. Забраться бы в какую-нибудь берлогу и заснуть, как медведь в зимней спячке.

Положив ей руку на плечо, Майк показал на покрытые снегом деревья: — А ведь зима кончится, эти деревья брызнут почками и зазеленеют. Птицы запоют, весенние ароматы разольются в воздухе. Настанет новая жизнь.

— И восстанет новая Ви? — засмеялась она, играя своим именем.

— Надеюсь, что нет, по мне хороша и прежняя. Она — совершенство, к чему ей меняться? Но верь, что новое возникнет в жизни, пробьется, как весенняя трава. Заснеженные луга зазеленеют. Сегодня ты — низвергнутая королева, но ты начнешь все сначала.

— Может быть. Но сейчас я себя чувствую, как забытый матерью в гостях ребенок — детский праздник кончился, все разошлись, а за ним не пришли.

Майк смотрел на ее тонкий профиль. Не в характере Ви было жалеть себя. Но, может быть, удар был слишком силен.

— Наверное, я поступила опрометчиво… — Газельи глаза смотрели на него вопросительно.

«Нет, — подумал он, — ты не могла поступить иначе. Ты не могла предать за миллионы дело своей жизни, своих предков, прекрасную традицию, не могла изменить самой себе».

— Нет, я так не думаю, — сказал он вслух.

— Ты считаешь, что я поступила правильно, да, Майк? Разве я могла вступить в этот чудовищный «Мотек»? Миксеры, детские коляски, запасные части к автомобилям, пудинги, колбасы — и в этой куче мои волшебные ароматы!

Майк ласково улыбнулся ей: — Ты не могла поступить иначе.

— Ну, так не о чем и жалеть. Другого выхода не было — с этой мыслью жить легче. Но как жить дальше? — сказала она, оглядывая голые стены. — Мне не с чем начать новую жизнь. И мне жаль того, что я утратила. — Она снова оглядела комнату, вспоминая ее изысканный уют, разноцветное слияние роскоши, ароматы растений зимнего сада. — У других женщин есть дети, семья, а у меня был свой мир — эта комната, эта квартира. Она теперь такая пустая, — закончила она со слезами на глазах.

Майк вздохнул и снова наполнил бокалы. Он хотел поскорее увести ее отсюда, но знал, что торопиться не следует.

— Ви, моя любимая. Взгляни на это по-другому. Жизнь бросила тебе вызов — прими его, ответь ей звоном щита и готовностью к битве.

— Смогу ли я? — Голос ее прозвучал жалобно. Он никогда бы не подумал, что она может оказаться такой уязвимой, такой ранимой.

— Сможешь! — он чувствовал, что должен вдохнуть в нее уверенность. — У тебя есть твой опыт, твой талант, формулы отца. Есть капитал от продажи пентхауза. Я знаю, тебе предстоит немало выплат, но тысяч двести долларов останется. Я не намерен намечать тебе путь — ты это сделаешь сама. Но помни, в твоем активе — твое безупречное деловое имя, твой талант, плюс какая-то сумма денег. А также твоя решимость, твой блеск, твоя красота.

Она прервала его, смеясь: — Ты все перечислил?

— И еще я сам, конечно. Твой скромный, но надежный оплот.

— Самый надежный! — сказала она, гладя его руку. — Но ты сосчитал, что уцелело, забыв невозместимые убытки.

Майк сразу помрачнел. — Да, это проклятое соглашение, которое тебя вынудили подписать. Канальи, мерзавцы! Мартина нашла этого Дьюэна Олкотта — такой адвокат, что и самого черта вокруг пальца обведет. — Его ирландская кровь вскипела. — Ви, разреши мне только сцепиться с ним, и он у меня запищит: «Ой, мамочка!»