Она и забыла об этом.

Внезапно ее объял ужас. Она останется тут совершенно одна. Как только Дэвид уедет в Америку, у нее здесь не будет никого, к кому она могла бы обратиться, а если ей нечем будет накормить детей — она была рада, что до этого момента ничего не предпринимала. Теперь она уже ничего не скажет Дэвиду Барнсу. Свою жизнь она так или иначе уладит сама! Она помогла Барнсу упаковаться, выдержав последний день его беснований. Инструмент он чрезмерно тщательно упаковал в красивые специально сделанные ящички, а острие каждого резца он обмотал оленьей замшей. Он взял с собой также большой запас глины, которую сам замесил.

— Американская ни на что не годится, — ворчал он, — высыхает прямо под руками, в этом их проклятом темпе. Глина должна оставаться податливой, как плоть, пока работа не будет завершена. У меня есть секретный рецепт. Как-нибудь я вам его доверю, Сюзан, но только на ложе смерти.

— А что, если вы вывалитесь из самолета или что-то в этом роде?

— Ну тогда вам придется заглянуть внутрь Адама, — он кивнул головой в сторону маленькой, старинной статуэтки из гипса. — В нем спрятан рецепт на листке бумаги. Никто о нем не знает. Ну, а теперь мне пора идти.

— А где же ваша одежда? — спросила Сюзан.

Барнс ошеломленно посмотрел на нее.

— Проклятье! — сказал он и вытянул из-под кровати старый дорожный мешок. Открыв платяной шкаф, он начал вытаскивать одежду и белье. — Однажды я отправился без этого, — говорил он, засовывая вещи в мешок, — и обнаружил это только в море.

— И что вы сделали?

— Ничего. Я носил то, что было на мне, — ответил он резко. — Ну, пока, Сюзан.

Он открыл дверь и на кого-то заорал. Пришел мальчик, вскинул себе на плечо ящичек с инструментом, а Барнс схватил свой чудовищный мешок. Сюзан почувствовала на щеке жесткие волосы его бороды.

— Прощайте, — сказал он еще раз и остановился у двери. — В ящике еще осталось немного глины. Пожалуй, вы могли бы ее использовать.

— Хорошо, — сказала она.

Он исчез. Она видела в окно, как он бросил мешок в такси, и автомобиль, рванув с места, затрясся по узкой улице. Минуту она еще постояла у окна, затем круто повернулась и быстро открыла крышку ящика. Там ее ждала глина.

Итак, она теперь хозяйка ателье Дэвида Барнса. Его рабочий халат еще висел на двери; пробные скульптуры «титанов» стояли вдоль стен. Сюзан расчистила для своей работы немного места. Да, она должна была работать. День уплывал за днем, и Сюзан страшилась конца месяца, как какой-то катастрофы, когда Джейн протянет к ней пустую ладонь. Она должна накормить детей и она одна ответственна за это. Внезапно Париж показался ей совершенно чужим. Она постоянно была так занята, что ей и не приходило в голову, что она за границей. Но теперь она вспомнила о лесе Бродяги, глядя на Париж из высоких окон ателье. Улицы здесь были незнакомыми, люди бесцеремонными и чужими. Она отвернулась, чтобы мобилизовать в себе волю. Она не смеет быть слабой, не смеет бояться. Она ведь умеет добиться своего и она добьется!

Именно эти люди должны ей помочь заработать деньги на содержание детей. Сюзан отошла от окна и быстро начала лепить. Она лепила маленькие фигурки людей, которых видит ежедневно: старую лавочницу мадам Жер, брюхатого владельца кафешки на углу улицы, который весь день попивает свое вино, детей, играющих у колен статуи каменного генерала, водителя такси, спящего за рулем у тротуара ранним утром. Эти чужие люди были, тем не менее, хорошо знакомы Сюзан, и ее пальцы так и порхали. Она вылепит их, сделает гипсовые отливки и предложит их на продажу в одном маленьком магазинчике, мимо которого она ходит каждый день. Она видела, как туда входят женщины и выходят уже с пакетами. В витрине было выставлено множество сувениров. Эти ее статуэтки были, в общем-то, только игрой и все же это давало ей какое-то сладкое удовлетворение. Она работала, напевая, а когда поймала себя на этом, то повторила слова еще раз, что же она поет: «Ах, это будет — слава мне». Это был ее старый напев. Она не пела его с того времени, как приехала в Париж. Откуда же эта песенка вдруг взялась? Это была песенка ее рук, снова пробужденных для лихорадочной деятельности.

— Денег мне хватит еще на неделю, — спокойно сказала Джейн.

Рано утром она отправилась на рынок и уже вернулась с многочисленными покупками, лежащими в большой французской корзине. Джейн вообще не была испугана. Деньги всегда откуда-нибудь да возьмутся. Ее долгом было расходовать их как можно экономнее. Сюзан, отправляя Джона в школу, поправила ему галстук и нашла кепку.

— Счастливо, сыночек. Не забывай, что ты американец.

— Мама! Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь это забуду?!

— Конечно, нет, но помни о том, что ты единственный американец, которого они знают, и когда они на тебя смотрят, то видят всю Америку.

— Мама, но я уже немножко забываю Америку! У нас там были яблони и рига?

— Да, милый, и они у нас все еще есть. Ну, тебе пора!

Она смотрела ему вслед, на его высокую, стройную фигурку, как он бежит вниз по улице; да, ее сын, конечно, отличается от других мальчиков. А Марсия готовилась к вырезанию бумажных куколок и болтала немного по-английски, немного по-французски.

— Мама, мама, ou est 1е [2]ножницы, мама?

Сюзан нашла ножницы и посадила Марсию к открытому, залитому солнцем окну.

— Мамочке теперь надо работать, милая.

Марсию это уже не интересовало. Девочка с увлечением занялась своим делом. Она уже напевала песенку, которой научилась у мадам Жер, когда Джейн водила ее в пекарню, чтобы посмотреть, как из печи вынимают румяные рогалики.

— Я точно не знаю, когда вернусь, Джейн, — крикнула Сюзан у дверей.

— Да, миссис, — сказала Джейн, которая стояла в дверях кухни и вытирала руки фартуком.

— Возможно, сегодня я принесу немного денег.

— Да, это было бы неплохо.

Сюзан открыла дверь и вышла на улицу, освещенную ярким осенним солнцем. Каждый угол прилепленных друг к другу домов выделялся четко и твердо, брусчатка, влажная от частых дождей, так и блестела. Сюзан повернула направо, как обычно, намереваясь пройти мимо того маленького магазинчика с сувенирами. Тут она остановилась. Две из ее маленьких статуэток исчезли с витрины! Она влетела в магазин и устремилась к старому торговцу.

— Monsieur, — растерянно сказала она, — monsieur, est se que… [3]

— Ага! — ответил он весело из-за прилавка. От удовольствия его белые усы шевелились. Он сунул руку в ящик стола, затем протянул ее Сюзан. В ней была пригоршня франков.

— Mes Americains [4], — воскликнул он игриво, — обожают маленьких куколок!

— Мерси, — улыбнувшись, поблагодарила она старика.

На улице Сюзан пересчитала деньги. Вышло совсем неплохо — он, конечно, оставил себе комиссионные. Она положила деньги в сумочку. Было приятно ощущать, что они там, хотя в действительности их было очень мало. Вырученных за статуэтки денег не хватило бы на квартплату, еду, обучение Сына и плату Джейн. К тому же, день ото дня становилось все холоднее, так что ей надо было подумать и об угле. Она пошла дальше, к ателье, где ежедневно проводила все предобеденное время, там она училась всему, чего до сих пор не умела. Но таких вещей было уже гораздо меньше. Теперь она уже приобрела некоторую сноровку. Но она еще не сделала ничего стоящего, как ей хотелось. Она еще не знала, что будет ее следующим произведением.

Сюзан открыла двери в квадратный холл ателье, сняла пальто и шляпу и натянула коричневый халат. Затем она вошла в мастерскую. Иногда здесь работали и другие студенты, хотя «мсье» и не давал уроков, но он позволял некоторым молодым людям приходить сюда смотреть на него и тем самым учиться. Время от времени он задавал им какой-нибудь вопрос, чтобы они таким образом осознавали свое невежество — но не более того. Но никто из этих энтузиастов все же не приходил так рано, как она — прежде, чем мэтр заканчивал свой скромный завтрак. Едва появившись в мастерской, Сюзан бралась за задание, не законченное в предыдущий день: делала арматуру, гипсовую форму, подготавливала металл. Ее учитель входил внутрь и вытирал с усов кофе и мед.