— Не стоит, — пробормотал он. Мгновение она не отрывала взгляда от его вдумчивых, как бы всполошившихся глаз и сжимала его сухую, чистую руку. Некоторое время он колебался: — У меня такое чувство, что вы не считаете мою работу слишком конструктивной — это постоянное разрезание тел на куски. Но поверьте, это очень нужное дело. Я постоянно стараюсь вбить это студентам в головы. Это основа для дальнейшей работы.

— Да, — согласилась Сюзан.

Она вышла и тихо в последний раз закрыла за собой дверь. «И я тоже буду основываться на его работе», — подумала она про себя.

Дэвид Барнс сидел на передней веранде, постукивая палкой по старым доскам, и кричал на Сюзан:

— Я хочу, чтобы вы видели этих великих мастеров за работой, пока что вы не видели никого, кроме меня.

— А зачем мне нужно кого-то видеть? — спокойно прервала она его. — Я должна работать своим собственным методом. И кроме того, я хочу создавать американские вещи, а не французские.

— Боже милостивый, вы так же глупы, как вон та корова! — возопил он и показал палкой в сторону холма. — Тут о вас никто не узнает, вам надо иметь возможность заявить о себе, что вы ученица кого-то, у кого есть имя.

— Ну ладно, — сказала она примирительно, — ведь у вас тоже есть имя.

— Но вам нужен Париж! — взвыл он. — Вы не поймете искусства, пока не побываете в Париже.

Она не ответила. Марсия вприпрыжку бежала вверх по тропинке, Джейн шла за нею. Марсия упала, минуту лежала, не зная, плакать ли ей, но решила, что не стоит. Она постаралась встать, испачкала свои ручонки и энергично полезла на ступеньки. Они наблюдали, как она вскарабкалась на последнюю ступеньку и повернула сияющее личико к Сюзан. Сюзан раскрыла объятия, схватила ее и посадила себе на колено. Она с вызовом посмотрела на Дэвида Барнса.

— Ну что ж, ждите, пока они вырастут, — кисло сказал он. — Ждите, когда они уйдут от вас, а они уйдут тотчас же, как только у них появится возможность, потому что они столь же эгоистичны, как и все прочие человеческие существа. А вы останетесь с пустыми руками. Но тогда уже будет поздно.

— Вы не понимаете одной вещи, — объясняла ему Сюзан. — Я ведь ни от чего не отказываюсь. У меня будет все — вот увидите!

— Не будет, — сказал Дэвид Барнс доверительным тоном, какого она у него еще не слышала. — Вы совершенно ничего не понимаете, милая Сюзан. В жизни приходится выбирать. На все у человека нет времени. — Он помахал палкой и встал. — Но однажды я с вами увижусь в Париже. В этом я уверен.

— Может быть, — сказала Сюзан с улыбкой, — Я разве не говорила, что у меня будет все? Так что, пожалуй, будет и Париж.

— Вы не сможете иметь все, поверьте мне, — сказал он неумолимо. — Если вы окажетесь в Париже, то не сможете иметь этого. Больше со мной не спорьте — увидите! Я никогда не ошибаюсь.

Она засмеялась, и он пошел вниз по тропинке, затем вышел через калитку на улицу и пошел дальше по шоссе. Его маленькая фигурка покачивалась с боку на бок.

Она смотрела вслед его одинокой фигуре. Он исчез, Сюзан уселась и начала подкидывать Марсию на руках. Скоро с ручья вернется Джон, который ловит там рыбу, а из-за поворота покажется Марк. Солнце уже почти зашло, и осенний воздух покалывал морозцем. Марсия росла, как на дрожжах. Может, пришла пора завести еще одного ребенка? Хочет ли она еще одного? Собственно говоря, она не совсем была в этом уверена. Сначала ей надо воспользоваться новыми знаниями, которые она приобрела. Ей показалось, что она уже давно ничего не делала. С детьми пока что спешить нечего. Она молода, и у нее на все есть время.

Калитка отворилась и вошел Марк. Она услышала его шаги на тропинке и насторожилась. Ритм его шагов ей был так же знаком, как ритм собственного сердца. Он был не таким, как всегда. Похоже, он волочил ноги.

— Марк! — воскликнула она. Встав, она поставила Марсию на пол.

— Да, Сюзан, — ответил он. У него был усталый голос. Вечером он часто бывал усталым. Его высокая фигура казалась такой сильной, и все же в нем не было избытка энергии. В нем не было неутомимости ее выносливого тела.

— Что-нибудь случилось? — спросила она. Он подошел ближе, и Сюзан увидела тусклую улыбку на его лице.

— Нет, милая. — Он нагнулся и взял Марсию на руки. Он тяжело взошел по ступенькам и сел. — Я думал, что когда кончится лето, я не буду так уставать. Но я все же устаю.

Она посмотрела на его бледное лицо и глаза, полные усталости.

— Я сейчас спущусь вниз и приготовлю тебе отличный, питательный суп, — сказала она и забыла обо всем, кроме Марка.

— Мне хорошо, Сюзи, — сказал он утром за завтраком. — У меня все в порядке. Это все из-за жаркого лета.

У нее на языке крутился вопрос: «Оно было жарким? Я даже не заметила». Но она не сказала ничего.

— С тобой действительно все в порядке? — спросила она. Он улыбнулся и покивал головой, и давняя, тихая верность его голубых глаз и простого лица с грубыми чертами ударила ей прямо в сердце. Она наклонилась к нему.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — сказала она серьезно.

— Правда, сердце мое? — спросил он просто. Она видела, что по щекам у него покатились слезы.

Она встала и подошла к нему.

— Что с тобой, милый? — спросила она нежно и прижала его голову к своей груди.

— Да ничего, — шептал он. — Я просто устал. Нам нельзя пугать детей.

Джон и Марсия следили за ними расширившимися, неуверенными глазами. Сюзан снова села на свое место.

— Ты должен взять отпуск, — сказала она решительно.

Прежде чем он успел ответить, вошла Джейн и подала Марку конверт.

— Телеграмма, сэр, — сообщила она ему с испугом. — Лишь бы никто не умер.

— Кто бы это мог быть? — воскликнула Сюзан.

Марк разорвал конверт.

— Что бы это могло быть? Сюзи, это тебе. От Барнса.

Она быстро выхватила у Марка телеграмму и прочитала: «Трижды ура Сюзан Гейлорд тчк Ваша скульптурная группа заняла первое место на конкурсе Хэлфреда тчк Можете приехать в канцелярию сегодня в одиннадцать часов тчк Из-за вас откладываю отплытие тчк Барнс».

У нее сперло дыхание, и она посмотрела на Марка.

— Мне и не снилось такое, но я, естественно, не поеду.

— Тебе обязательно надо ехать! — принял решение Марк. — Давай, подготовься! Один раз я могу прийти и попозже.

— У меня не будет ни минутки спокойствия, раз с тобой что-то не так, — запротестовала она.

— Говорю тебе, что со мной все в порядке! Ты вернешься поездом пораньше, я тебя буду ждать, а после останусь дома и отдохну. Я прилягу, если мне будет нехорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю! — сказал он весело, и Сюзан убежала наверх.

— Ты снова выглядишь хорошо, — говорила она ему из окошка поезда. — Если бы ты так не выглядел, я бы не уехала, Марк.

— Конечно, я хорошо выгляжу, — сказал он и посмотрел на нее снизу. — И ты выглядишь чудесно, Сюзи, как всегда.

Она улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй, а затем деловито сказала:

— О детях тебе заботиться не надо. Мы с Джейн все приготовили.

— Ты отличная мать. — Она видела, что он с обожанием глядит на нее. Поезд тронулся. — На минутку забудь о нас всех. И будь здорова, любимая!

Она махала, пока была видна его крупная фигура с поднятой рукой. Потом поезд пошел вокруг холма, и он исчез.

На несколько часов она может спокойно выбросить всех из головы. Но из головы не значит — из сердца. В сердце они у нее всегда. Она сидела у окна и неотрывно смотрела на убегающий ландшафт. Мысленно она была уже за горами. Через минуту пойдут предместья, затем жилые дома в Джерси и высотные здания в городе, которые издали кажутся вылепленными. Она поиграла этой мыслью. Когда-нибудь она, пожалуй, создаст группу мужчин и женщин за работой на фоне остроконечных небоскребов. Она размышляла и прикидывала соотношение размеров человека и тех башен, которые он сотворил. Фигуры могли бы быть большими на переднем плане или же маленькими, подавленными, сломленными тем, что сами создали. Пока что она не приняла никакого решения, а эти мысли загнала в кладовые памяти. Ей не хотелось сейчас начинать группу. Она собиралась вылепить одну-единственную человеческую фигуру, живую и гибкую, по костям, мускулам, жилам и нервам которой, словно электрический ток, текла бы жизнь. Дэвид Барнс был прав. Знания, которые он навязал ей, неоценимы, они стали источником ее дальнейшего творчества. Она улыбнулась, когда припомнила, что Крейтону за все лето даже не пришло в голову, что, собственно, делает Сюзан. Но мужчины понимают только своих жен, а жена Крейтона, если таковая у него есть, наверняка, домашняя тихоня, у которой масса домашних забот и которая, наверняка, не думает о его работе. Сюзан словно слышала: «Мой муж — ученый!». Но сама себе она как бы говорила: «Я не выношу вида трупов. Мне даже думать об этом противно». Сюзан тихонько про себя засмеялась, словно жена Крейтона была у нее перед глазами.