— Паршивый старик!
Лео, подобно пружине, развернулся и посмотрел на Хосе Мигеля.
— Ты не испугаешь меня! Ты — трус. Хотелось бы мне увидеть тебя на месте Лукаса. Уверен, что ты наложил бы полные штаны.
— Прекрати, — угрожающе произнес Хосе Мигель и вцепился в ворот рубашки Лео.
Лео резким движением сбросил с себя его руку. Хосе Мигель сжал кулак и изо всей силы ударил его по носу. Увидев кровь, Лео нанес ответный удар, который свалил Хосе Мигеля на пол. Лукас попросил их прекратить драку. Он крикнул другу, чтобы тот остановился, но Лео не слушал его. Лукас попытался разнять драчунов, но его толкнули, и юноша упал. Одному из преподавателей удалось урезонить их, сказав, что такое поведение недопустимо в стенах института. Он попытался найти педагога, отвечавшего за группу. Не найдя дона Густаво, преподаватель отправился прямо к директору, чтобы доложить о случившемся. Лукас прижал руку к груди. Во время падения он почувствовал сильную боль. Юноша никому ни о чем не сказал. Он пошел к умывальнику, чтобы принять лекарство и сделать несколько глубоких вдохов. Сильвия, ожидавшая его у дверей, затараторила:
— Я должна была защитить Лео! Ведь я занимаюсь карате с детства, но никогда не применяла его на практике.
— Вот и хорошо! — ответил ей Лукас.
В это время Джимми и Виктор во дворе института отбивались от нападок дружков Мигеля, которые продолжали бросать оскорбления в их адрес.
Директор, вновь услышав имена Лео и Хосе Мигеля, немедленно вызвал обоих в свой кабинет. Развалившись в черном кожаном кресле, он ожидал появления двух учеников. В дверь постучали, но это были не они. Это был дон Густаво, руководитель группы, который только что узнал о том, что произошло, и попытался просчитать возможные последствия второго случая насилия, связанного с теми же учащимися. Когда он вошел в кабинет, в дверь снова постучали. На сей раз это были виновники происшествия. У одного был подбит глаз, а у второго виднелись следы крови на носу.
— Будьте добры закрыть дверь и сесть, — строго произнес директор своим неприятным голосом.
Воцарилось молчание, которое показалось Лео вечным. Хосе Мигель, напротив, был спокоен. Дон Густаво нервно вертел в руках шариковую ручку.
— Я думаю о том, как следует с вами поступить, — продолжил свою речь директор. — Я уже предупреждал вас, насколько серьезна сложившаяся ситуация. Я говорил, что, если вы снова устроите подобное, вас исключат из института, и вы завершите на этом этапе свое образование, не имея возможности поступить в университет.
— Дон Бартоломе, — перебил директора преподаватель до того, как тот произнес очередную фразу, — ребята взвинчены возвращением Лукаса. Они не знают, как следует обращаться с ним после операции, и сегодняшний конфликт связан именно с этим. У него нет ничего общего с тем, который произошел раньше.
— Послушайте, дон Густаво, с вашей стороны очень благородно пытаться помочь своим ученикам, но в этом случае им нужно преподать хороший урок, потому что свидетелями этого жестокого эпизода были все за исключением вас.
— Но, дон Бартоломе, вы же знаете, что как руководитель группы я использую перерыв для того, чтобы поговорить с кем-то из учащихся или родителями какого-либо ученика. Дело не в том, что я где-то гулял по коридорам. — Его задело за живое замечание директора, который, занимая свою должность уже год, так и не понял, кто в институте работает, а кто нет.
— Я раздумываю, какое решение принять: о полном или частичном исключении.
— Такое серьезное решение, — сказал преподаватель, — должно приниматься педагогическим советом в присутствии учащихся и их родителей. Оно не может быть принято в одностороннем порядке.
— Будет так, как я сказал, на то я и директор, — жестко произнес дон Бартоломе.
— Но это невозможно! Повторяю, таковы нормы нашего учебного заведения, установленные Советом по образованию городского управления испанской части Города Солнца. И вы, назначенный на свою должность этим Советом, должны их выполнять. И никто не вправе нарушать их! Это касается и вас, несмотря на то что вы директор.
Лео изумленно смотрел на дона Густаво, всегда спокойного и сдержанного. Никогда ранее юноша не видел этого человека в таком возбуждении. Лео отдавал себе отчет в том, что преподаватель всеми способами старается не допустить их полного исключения из института. Он не знал, как отблагодарить учителя за то, что тот делал для них.
Дон Бартоломе ударил кулаком по столу. Снова воцарилась тишина. Никто не посмел раскрыть рта. Он поднял телефонную трубку и позвонил своему секретарю.
— Созовите на завтра педагогический совет, пригласите на него двух провинившихся учащихся и тех, кто представляет их интересы.
Не дождавшись ответа, директор с шумом положил трубку.
— А вам двоим стоит хорошенько подумать над аргументами в свою защиту. Есть вероятность, что вас исключат. Можете идти!
Учащиеся встали и вышли. Оба были очень серьезны. Злая улыбка Хосе Мигеля, казалось, заледенела. Преподаватель остался в кабинете директора и снова попытался защитить своих учеников.
— Подумайте, сеньор директор, о том, что будущее этих юношей нельзя решать так легко. Они приложили много усилий, чтобы дойти до этого уровня образования. Лучше применить какое-то наказание, способствующее их исправлению, но не исключать. В нашем институте мы пытаемся сформировать удачливых мужчин и женщин. Некоторым из них предстоит стать первыми в своей семье людьми с высшим образованием. Мы должны предоставить им возможность изменить свою судьбу к лучшему.
— У них уже была такая возможность. Им следовало задуматься об этом раньше и не пускать в ход кулаки. Нужно научить их тому, что насилию не место в аудиториях.
— Дон Бартоломе, именно это я стараюсь внушить своим ученикам во время всех занятий, и…
— Похоже, ваш метод не дает результатов.
Разговор с директором не складывался. Дон Густаво, раздосадованный непониманием со стороны дона Бартоломе, встал и вышел, сославшись на то, что у него назначена встреча с родителями ученика. Судя по всему, директор уже принял решение относительно будущего учеников.
Когда Лео и Хосе Мигель вернулись в аудиторию, там уже начался урок математики. Все повернули головы в их сторону, перестав слушать преподавательницу. Лео и Хосе Мигель, не проронив ни слова, сели на свои места. Преподавательница напомнила учащимся, что урок продолжается. Лукас догадался, что дела идут не очень хорошо. Он осознавал, что Лео встал на его защиту, за что и поплатился, и теперь думал о том, как помочь другу.
Прозвенел звонок, урок окончился. Учащиеся, разбившись на группы, собрались вокруг двух главных действующих лиц — участников конфликта. Лео был убежден, что его дни в институте сочтены.
— Директор решил поиздеваться. Боюсь, я только что выкинул за борт надежды моей семьи на то, что я наконец-то буду учиться в университете. Мы приговорены к морю. Мои деды были рыбаками, мой отец — рыбак… Думаю, что и я им буду.
— Не говори так, надо что-то придумать, — сказал ему Лукас. — Сейчас мы пойдем к Королю Роберту. Возможно, солнце и физические упражнения наведут нас на какие-то мысли.
— Не знаю, кто может представлять мои интересы на педсовете. Мой отец в эту ночь ушел в море на лов рыбы. Он вернется через пару дней. А моя мать настолько робкая, что и рот побоится открыть. Она будет соглашаться со всем, что скажет директор.
— Я буду представлять твои интересы, — не колеблясь ни секунды, заявил Лукас.
— Но ты мой друг. Не думаю, что тебе разрешат это сделать. Полагаю, что на педсовете должен быть кто-то из взрослых. Не могу сообразить, кто бы это мог быть.
До них донесся смех компании, которая окружала Хосе Мигеля, и они умолкли в надежде, что им удастся узнать о его причине. Виктор быстро расслышал, о чем шла речь.
— Хосе Мигель сказал, что попросит своего отца представлять его интересы на педсовете. Он говорит, что у директора свалятся на пол очки.