Несмотря на гнев и раздражение, в сердце Каро слово «прощай» отозвалось болью. Прощаться с ним здесь, в отеле, таким образом, после всего, что было в прошлом!
— Прощай, — сказала она машинально.
Джон взял ее руку и смущенно произнес:
— Каро, я не хотел тебя обидеть, я хотел лишь предупредить тебя...
Он ушел и исчез в темноте звездной ночи, словно оставив позади себя все прошедшие годы и готовясь начать новую жизнь.
Каро увидела его стройную фигуру из окна своей комнаты и на короткое мгновение была готова позвать его, согласиться на примирение. Свет фонаря проехавшего мимо автомобиля упал на его лицо, и она знала, что он улыбается.
Ужасное чувство одиночества охватило ее.
ГЛАВА XV
Сфорцо обедал со своим братом в прохладном зале ресторана, переполненного изысканной публикой. На столике стояли красные цветы и лампочка под красным абажуром. Посетители ресторана поглядывали на них и тихим шепотом передавали друг другу, что высокий, стройный, темноволосый человек за изящным столиком был знаменитый Эссекс.
Роберт откинулся на спинку стула:
— Я лишь вчера вернулся из моего путешествия по пустыне, где я нашел новый оазис. Скажи, Джиованни, ты знаешь принца Гамида эль-Алима?
— Да.
— Говорят, он ухаживает за прекрасной миссис Клэвленд, которая разводится со своим мужем.
Сфорцо прервал его движением руки.
— Ты хорошо обо всем осведомлен, — холодно заметил он.
Роберт рассмеялся веселым, мальчишеским смехом:
— Я хорошо осведомлен обо всем, что творится здесь.
Бросив внимательный взгляд в залу ресторана, он быстро спросил:
— Кто эта красивая женщина, которая вошла одна?
Сфорцо знал, не оборачиваясь, что это была Каро. Он оглянулся машинально. Конечно, это вошла она.
— Боже мой, какая красавица! — продолжал Роберт. — Такая молодая и прелестная, как весна, как распустившийся цветок. Ты знаком с ней, Джиованни?
— Это миссис Клэвленд, — спокойно ответил Сфорцо.
У Роберта вырвалось восклицание удивления:
— Миссис Клэвленд, за которой ухаживает Гамид эль-Алим?
— Да, — медленно подтвердил Сфорцо.
Его сердце так сильно билось, что у него захватило дыхание.
— Говорят, что он безумно влюблен в нее. Они каждый день уезжают верхом в пустыню. Я думаю, что он хотел бы жениться на ней, но это невозможно, — продолжал младший брат, не замечая волнения старшего.
Сфорцо принудил себя к спокойствию.
— Почему? — спросил он.
Роберт посмотрел на него и рассмеялся:
— Мне кажется невозможным, чтобы такая женщина, чуткая и утонченная, могла выйти замуж за араба. Ты, кажется, знаком с ней, Джиованни?
— Да, — повторил Джиованни. — Познакомить тебя с ней?
Они подошли к столику Каро, которая посмотрела на них, улыбаясь.
«Она хорошо относится к старине Джиованни», — решил Роберт, и его предубеждение, испытываемое им по отношению к ней, сразу исчезло.
Сфорцо представил Роберта, и они решили выпить кофе вместе.
— Я очень рад видеть вас, миссис Клэвленд, — сказал Роберт любезно. — Джиованни и я начали скучать в обществе друг друга.
— Мы так часто встречаемся, — заметил Сфорцо серьезно.
Он чувствовал огромную радость при виде ее, радость, смешанную с острым страданием. Он никогда не думал о том, что Каро может стать свободной, а теперь известие о ее разводе не радовало его. Если Роберт сказал правду и она действительно была увлечена Гамидом эль-Алимом?
Под маской холодного равнодушия он испытывал такое чувство, словно палящее пламя коснулось его сердца. Оно вызывало в нем бешенство, несвойственное его натуре. При мысли о Гамиде в нем с такой силой проснулась жажда убийства, что у него пересохло в горле и сжимались руки. Огромным усилием воли он овладел собой.
Каро рассказывала о пустыне. Звук ее голоса успокаивал его, как тихое журчание серебристого ручейка. Он посмотрел на нее, любуясь ее тонкими руками. У нее были такие красивые, белые руки, такая нежная, стройная шея. Сфорцо подумал, что не видел еще ни одной женщины с такой ослепительно белой кожей, выглядевшей еще белее от черных кружев платья.
Когда он смотрел на ее нежную шею, он невольно вспомнил слова из какой-то японской поэмы: «Солнечный луч, упавший на лепестки цветка, — это словно поцелуй возлюбленного, коснувшийся уст любимой женщины».
Шея Каро была белая и нежная, как цветок. Чьи поцелуи касались ее? Ее мужа? Этого легкомысленного, самодовольного мальчишки? Или... Он не мог дальше думать об этом. Образ ненавистного лица Гамида встал перед ним, лишая его спокойствия и самообладания.
Вскоре он и Роберт проводили ее к лифту и остановились внизу в вестибюле. Каро посмотрела сквозь стеклянные двери, ведущие наружу.
— Какая дивная ночь, — сказала она, и неясная нотка тоски прозвучала в ее голосе.
Роберт быстро предложил:
— Не хотите ли отправиться с нами на прогулку? Пешком или вы предпочитаете проехаться в автомобиле?
Каро согласилась и послала слугу к Сариа, чтобы она принесла ей манто.
Сариа явилась, неся манто из светло-синего шелка, опушенного темным мехом.
После знойного дня наступил дивный, прохладный вечер.
Даже Сфорцо забыл свои мучительные мысли и поддался очарованию и тишине южной ночи. Каро шла между Робертом и Сфорцо. Он никогда не думал, что любовь может так заполнить жизнь, заставить забыть обо всем остальном, кроме любимой женщины. Целыми днями он мечтал о встрече с ней. Теперь она была здесь, около него, и ее близость, ее присутствие казались ему сном.
Роберт рассказывал о пустыне, а Каро внимательно слушала его. Он рассказывал о знойных золотых днях, проведенных среди желтых безбрежных песков, о серебристом сиянии лунных ночей, о медленном шаге караванов, идущих по пустыне.
Внезапно тон его изменился, какая-то нотка презрения прозвучала в нем, когда он упомянул о Гамиде эль-Алиме.
— Да, я слышал о нем. Он прекрасно ездит верхом, не правда ли?
После небольшой паузы он добавил:
— Вы не были в его вилле? У него чудесная вилла, парусная барка на Ниле, обставленная со всевозможной роскошью. Его отец, старый шейх Гассейн эль-Алим, предпочитает жизнь в пустыне, ненавидит все чужеземное и живет как истый мусульманин.
— Какой образ жизни ведете вы, мистер Эссекс?
Роберт рассмеялся:
— Образ жизни варвара. Я очень романтичен, миссис Клэвленд. Я — настоящий кочевник, любящий простор, вольное звездное небо и очарование пустыни.
Они шли по узкой, извилистой улице, освещенной слабым мерцанием фонарей, лишь изредка встречая прохожих.
Каро испытывала странное чувство, словно шла во сне. Ее сердце сильно билось. Молчание Сфорцо удивляло ее, какое-то необъяснимое разочарование закрадывалось в ее душу. Издали доносился шум большого города, кипевшего ночной жизнью.
У дверей отеля оба брата простились с ней, поцеловав ей руку.
Когда Каро обернулась к Сфорцо, чтобы проститься с ним, она остановилась на мгновение, как будто желая сказать ему что-то, но слова остались невысказанными. Сфорцо поднес ее руку к губам. Затем он отвернулся, и оба брата удалились.
Оскорбленная гордость заговорила в Каро, наполнив ее сердце нестерпимой болью. Ее душа рвалась к нему, но он был так холоден с нею.
Единственным утешением для нее было то, что он не мог подозревать о чувствах, волновавших ее.
Как она была безрассудна в те солнечные летние дни, которые она провела вместе с Сфорцо в Париже! Она поняла теперь, что он не был ей безразличен. Она никогда не сможет забыть эти золотистые и голубоватые дни, как не забудет сладкого запаха жасминов, которые Сфорцо приносил ей так часто. Но и тогда он был сдержанно вежлив и рассеян, а теперь он относился к ней с холодным безразличием.
«Пусть! Мне все равно», — думала о нем Каро с горечью.
Она чувствовала себя несчастной. Новое счастье Джона, его веселое настроение, которое он испытывал при мысли о предстоящем разводе, даже не стараясь скрыть своих настоящих чувств, оскорбляло ее. Каро давно уже не любила его, но воспоминания об их прежней счастливой жизни были ей бесконечно дороги, и его бессмысленный эгоизм и невнимание к ней возмущали ее.