Он упал перед Сарой на колени и поднял на нее безумно блуждающие глаза. Голос его стал прерывистым.

— Вы поверите мне? Вы окажете мне эту последнюю милость?

— Я постараюсь...

— Сара, я ничего, решительно ничего не знал!

Он глядел на нее умоляюще.

— От меня все скрыли. Сначала я был болен, как вам известно, долго был без сознания, а потом — под влиянием наркотиков. Я поверил той версии, которую мне предложили, а именно, что Кэртон ранил меня, а отец увез в автомобиле. О процессе я в первый раз услышал, когда все было кончено, и не видел ни одной газетной статьи по этому поводу. Только недавно я узнал правду от Колена и немедленно поехал к вам... Я убил Кэртона, и вы отбыли наказание за мое преступление... Я немедленно еду в Париж... Сара, я знаю, что мне никогда не расплатиться с вами, но перед Богом я отчасти расплатился в эти последние дни. Ведь я потерял свою честь, уважение к самому себе, право на жизнь и даже на смерть! Ваша жертва громадна, но, поверьте, я тоже был жертвой. Мое низкое поведение в тот вечер было вызвано отсутствием веры в вас или, если хотите, уверенностью в вашей измене... Я жестоко наказан теперь... вы сами видите... Неужели мои страданья не искупят в ваших глазах мой проступок?

— Не будем говорить об этом, — сказала Сара. — Прошлого не воротишь, оно умерло... Я не ожидала от вас такого отношения, но, конечно, оно имеет свои оправдания... Во всяком случае, искуплений было достаточно... Вот почему вы должны молчать... Нет надобности поднимать это дело.

— Я должен, — страстно возразил Жюльен. — Как мне жить, ежеминутно сознавая, что я обязан вам своим преуспеванием в жизни, покоем и добрым именем? За кого вы меня принимаете, если думаете, что я способен укрываться за спиной женщины, за вашей спиной? Боже мой, когда я вспоминаю мои подлые намеки на вас и Кэртона в тот вечер, все те оскорбления...

Сара старалась остановить поток этих безумных, бессвязных слов, в которых звучало жалкое самоунижение.

— Замолчите, замолчите, — шептала она, и ей, наконец, удалось заставить его умолкнуть.

Теперь ей было необходимо все ее самообладание, чтобы добиться того, чего она хотела.

Она отвернулась, чтобы не смотреть на Жюльена; алый отблеск зари упал на ее лицо.

«Я добьюсь своего», — подумала она решительно, стараясь превозмочь душевную слабость и волнение, которые вызывала в ней близость Жюльена.

— Вы не должны этого делать, Жюльен, — заговорила она, наконец, умоляюще протягивая к нему руки. — Ради меня, единственно ради меня, вы не должны этого делать! Ведь возобновление процесса было бы возобновлением сплетен и пересудов. Неужели вы хотите снова подвергнуть меня этой пытке?

— Я сумею избежать этого, — возразил он мрачно. — Пусть кто-нибудь попробует...

— Но даже если и так, ваша карьера, единственный смысл вашей жизни, будет разбита. Очистив меня, вы погубите самого себя. А ведь в сущности мне ничего не нужно... То, во имя чего я страдала... даже это оказалось ничтожным... Если бы вы только знали, какой ничтожной кажется мне жизнь! — добавила она безнадежно.

— Только ничтожной, а не хуже? — с горечью сказал Жюльен. — Неужели вы думаете, что я другого мнения? Неужели вы не понимаете, что меня сводит с ума мысль о том, что вы должны были обо мне думать еще в тюрьме? Ведь вы не истеричка и не мечтательница; вы, конечно, здраво смотрели на наши отношения и осуждали мое молчание. Неужели можно верить в любовь человека, настолько подлого, что он не желает рисковать даже своею подписью и проявляет черную неблагодарность по отношению к той, которая пожертвовала для него всем? А вы знали, что я благоденствую за счет вашего счастья и вашей свободы. Как вы должны были презирать и ненавидеть меня!..

— Нет, я знала, что вы все-таки мой, и это спасло меня, — в неудержимом порыве воскликнула Сара.

Его лицо преобразилось.

— Я — ваш, Сара?

— Я это всегда знала и знаю...

— Вы не можете так думать, Сара, это невозможно, — прошептал он, закрывая лицо руками.

Она что-то прошептала в ответ, и он упал к ее ногам, пряча свое лицо в ее коленях.

До нее доносились бессвязные, прерываемые рыданиями слова, а жгучие слезы, проникая сквозь легкую ткань платья, жгли ее ноги.

Не отдавая себе отчета в том, что она делает и какое чувство побуждает ее так делать, она склонилась к нему в страстном порыве, потрясенная его близостью, с единственным желанием утешить его.

— Не надо, Жюльен, не надо...

Но ее слова потонули в потоке его отчаянных признаний и мольбы о прощении.

— Я всегда молился на вас... всегда... ваши страдания ради меня... но ведь я тоже страдал... Какое унижение знать, что вы расплатились за меня... за меня, который готов был носить вас на руках... Ничто не изгладит этого года тюрьмы... Из-за меня... Знойное солнце Африки свело меня с ума... но я клянусь, что никогда не любил ее... Только вас, одну вас... Мною руководила дикая злоба против вас, себя, всего на свете... А когда я вспоминал прошлое, то был близок к самоубийству — так это меня потрясало. Ваш образ вставал передо мной, ваши движения, ваши губы, ваши поцелуи, то, как вы откидывались в кресле, чтобы дать мне прижаться губами к вашей шейке... я обезумел, думая и мечтая об этом... А потом наша встреча... вы не сможете простить меня, даже если бы захотели, — ни одна женщина не в состоянии этого сделать...

Он поднял к ней свое искаженное лицо, по которому текли слезы.

— Сара, не прогоняйте меня. Вы только что сказали, что я — ваш. О, если бы вы знали, сколько любви, отчаяния и горя таится в моем сердце! Не я отплатил низостью за год, который вы принесли мне в жертву, — не я, не я, не тот, кого вы называете своим! Вдали от вас я — жалкое ничтожество! Спасите меня, верните меня к жизни, не отнимайте у меня вашей любви, любимая, любимая!

Она не отвечала, прислушиваясь к внутреннему порыву, который бросал ее в его объятия; она даже не двигалась и только смотрела на него.

Но он не понял ее; его лицо изменилось; он встал, тяжело опираясь на ручку кресла.

— Я так и знал. Вы не можете. Ни одна женщина не могла бы... Я этого не стою...

Сара все смотрела на него. Последние лучи солнца играли в его светлых кудрях, резко обрисовывая линию щек и властного рта, в котором было все-таки что-то детское.

Он низко поклонился ей и направился к выходу. Еще мгновение, и он уйдет не только из этого сада, но и из ее жизни...

Она бросилась вслед за ним напрямик, по шуршащей под ее ногами траве. Он шел, не оборачиваясь, она попыталась окликнуть его, — ее голос не повиновался ей.

Внезапно он обернулся... и увидел ее.

Она бросилась к нему, обвила его своими руками и прижалась к нему в страстном порыве.

— Я — твоя, — шептали ее губы.

Он глядел на нее с выражением бесконечной скорби; она не вынесла этого взгляда и притянула к себе его голову.

— Поцелуй меня, Жюльен, любимый мой...

Он побледнел; его глаза, устремленные на ее лицо, горели любовью и жгли, как страстная ласка.

— По-настоящему! — снова прошептала она, еще крепче обвивая его своими руками. Летний вечер распростер над ними свои безмятежные крылья.

— Ты снова полюбишь меня?

Губы Жюльена были совсем близко к ее губам, и она чувствовала его дыхание.

— Да когда же ты, наконец, поймешь, что это не «снова», что я никогда, никогда не переставала любить тебя? — засмеялась она в ответ. — Прошлое умерло. Настоящее и будущее принадлежит нам. Не будем говорить о «жертвах», будем говорить о нашей любви... Или... — она взглянула на него со страстным нетерпением, — или, и это самое лучшее, не будем говорить вовсе!..

КОНЕЦ

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.