После завершения беззаконного собора, 2 мая 1654 года Иоанн Неронов написал из Спасо-Каменного монастыря послание царице Марии Ильиничне. В послании он говорил, что епископ Павел Коломенский, протопопы Даниил Костромской, Аввакум, Логин Муромский и прочие страдают несправедливо и осуждены «мирским судом» незаконно. Их действия «ради проповеди закона и ради учения» он уподобил подвигу Самого Христа, который также безвинно «пострада от жидов». Неронов просил царицу похлопотать за осуждённых перед царём и предсказывал несчастье стране, если невинно пострадавшие не будут возвращены из ссылок и заточения. Этим пророчествам вскоре суждено будет сбыться.
*
18 мая 1654 года царь Алексей Михайлович уехал на войну с Польшей, оставив Никона правителем государства и возложив на него опеку над царской семьёй. Тем самым царь временно устранился от текущих государственных дел, поручив своему ставленнику расхлёбывать последствия предпринятой им реформы, встретившей достаточно сильное сопротивление в русском народе. Для пущей достоверности царь даже согласился на формальное расширение никоновского титула. Ещё 23 октября 1653 года, обнародовав в Успенском соборе решение о начале войны с поляками, царь в своей речи к боярам назвал Никона «великим государем». Прежде этот титул, кроме русских царей, носил только один человек — патриарх Филарет. Но тот был родным отцом царя Михаила Феодоровича. В предисловии к Служебнику 1655 года о царе Алексее и о патриархе Никоне говорится как о «богоизбранной и богомудрой двоице», за которую «вси живущие под державою их и под единем их государским повелением… утешительными песньми славити имут воздвигшего их истинного Бога нашего».
Полученная Никоном власть вскружила ему голову. Став «великим государем», он постепенно меняет свои взгляды на роль и место патриаршей власти в государстве. «Священство царства преболее есть», — говорил он, подкрепляя своё мнение ссылками на разнообразные источники. Сюда относилась и знаменитая фальшивка, сфабрикованная по заказу римских пап, под названием «Константинова дара». Этот «документ» был даже напечатан в изданной при Никоне «Кормчей». По словам Ю.Ф. Самарина, Никон хотел «основать в России частный национальный папизм». Взаимное отношение духовной и светской властей Никон иллюстрировал примером Солнца и Луны, через которых «Всемогущий Бог показал нам власть архиерейскую и царскую». Патриарх, по мнению Никона, есть образ Самого Христа, глава Церкви, и потому другого «законоположника» она не знает. Патриарха не могут судить ни миряне, ни даже епископы, как его подчинённые. Только собор патриархов имеет власть для произнесения над ним приговора. Никон жалуется, что «государь расширился над церковью и весь суд на себя взял», тогда как многие дела должны подлежать суду церковному. С этой точки зрения Никон особенно резко нападал на Соборное уложение 1649 года, хотя и поставил в своё время под ним свою подпись. Больше всего ему претило то, что, согласно Уложению, духовенство подчинялось светскому суду. Однако предпринятая Никоном попытка поставить духовную власть выше светской привела к нарушению принципа «симфонии властей», что в дальнейшем с неизбежностью повлекло за собой подчинение духовной власти светской и привело к секуляризации русского общества.
Сосредоточив в своих руках огромную власть, Никон стал грубо нарушать статьи уложения. В обширной патриаршей области он являлся полновластным распорядителем. Все его служащие, монастыри и крестьяне были изъяты из ведения Монастырского приказа. Вопреки уложению, воспрещавшему патриарху и вообще духовенству приобретать недвижимые имения посредством покупки, царь дозволил Никону покупать новые земли и вотчины как на его собственное имя, так и для трёх новых, основанных им монастырей — Нового Иерусалима (Воскресенский близ Москвы, основан в 1655 году), Иверского (близ Валдая, основан в 1652 году) и Крестного (близ Онеги, основан в 1656 году).
Павел Алеппский свидетельствует, что Никон «имеет большое влияние на царя, и потому, в то время как прежде было пожаловано от царя патриархии в угодье 10 000 крестьянских домов, Никон довёл их число до 25 000, ибо всякий раз, как умирает кто-либо из бояр, патриарх является к царю и выпрашивает себе часть крестьян и имений умершего. Он взял также себе во владение много озёр, кои приносят ему большой доход от соли и рыбы… Всякий раз как умирает боярин, не имеющий наследников, ему наследует патриарх… Патриарх Никон взял себе половину дохода монахов, так что его ежедневный доход составляет, как говорят, 20 000 рублей. Доход его с церквей этого города и окрестностей составляет 14 000 рублей в год; со всякой церкви (взимается) по числу её прихожан, с самой бедной — рубль. Также получает он ежегодный сбор со всех церквей и священников своей страны, который они вносят ему и своему архиерею. Доход монастыря Св. Троицы равен трети царского дохода, но патриарх Никон присвоил себе половину этого дохода, говоря: “Патриарх имеет на это больше права”. Он взял также большую часть царских сокровищ монастыря, как мы потом увидели: из них ни одного не было в патриаршей церкви, они даны в неё патриархом — облачения, обильно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом, сосуды и пр.».
Вотчины основанных Никоном трёх монастырей составляли отдельно от патриарших обширную область, всецело подчинённую лично Никону. Монастыри эти скоро превзошли даже древнейшие обители, поскольку Алексей Михайлович по просьбе Никона приписал к ним 14 монастырей, находившихся в епархиях других архиереев. В связи с этим современники говорили: «Похищаяй бо той волк Никон, яко разбойник, грабя себе у святых монастырей села и вотчины, и у князей такоже отьемля всяко и к своим прилагая, и многия князи ослезил и монастыри оскорбил и разорил, и простых крестьян тяжкими труды умучил…» В ведение патриарха перешли и все приходские церкви, числом до пятисот, находившиеся в вотчинах Никона и приписанных к ним монастырей, с чем соединялось право суда, а также известные пошлины и дани. Получив столь значительные пожалования, Никон счёл их чем-то само собой разумеющимся. «И мы за милостыню царскую не будем кланятися… так как приимет (царь) за то сторицею и живот вечный наследит», — писал он. Крупным материальным средствам соответствовала и необычайная пышность, окружавшая Никона как в его церковно-служебной обстановке, так и в его домашней жизни. В административных делах Никон был строг и неумолим. Число запрещённых священников было при нем настолько велико, что местами некому было совершать требы. Для наблюдения за духовенством он имел своих особых подьячих и стрельцов; низшее духовенство жаловалось на тяжесть своей экономической зависимости, усиливавшейся от притязательных исполнителей патриаршей воли. Наконец, своим высокомерием и властолюбием, своим беспрестанным вмешательством в мирские дела Никон вооружил против себя бояр.
Летом 1654 года Никон приказал собрать по Москве иконы «нового письма», написанные в «латинской» и «фряжской» манере. Как пишет Павел Алеппский, «те иконы написаны были не по отеческому преданию с папежского и латынского переводу». На иконах были выскоблены лики и выколоты глаза. Стрельцы, исполнявшие обязанности царских глашатаев, носили эти иконы по городу и кричали: «Кто отныне будет писать иконы по этому образцу, того постигнет примерное наказание!» Такой безрассудный поступок зарвавшегося патриарха произвёл сильное смущение в народе. И это можно понять. «Так как все московиты отличаются большой привязанностью и любовью к иконам, то они не смотрят ни на красоту изображения, ни на искусство живописца, но все иконы, красивые и некрасивые, для них одинаковы: они всегда их почитают и поклоняются им, даже если икона представляет набросок на бумаге или детский рисунок. У всех ратников, без исключения, непременно имеется на груди красивый образ в виде тройного складня, с которым он никогда не расстаётся и, где бы ни остановился, ставит его на видном месте и поклоняется ему» (Павел Алеппский).
В июле того же года Москву неожиданно постигла тягчайшая эпидемия «моровой язвы» (чумы). Многими православными это было воспринято как наказание Божие за отступничество церковной иерархии от веры предков. В народе прекрасно понимали прозападную сущность церковной реформы Никона. Как бы в подтверждение этого последовало ещё одно страшное знамение: 2 августа произошло полное солнечное затмение. Вот как описывал протопоп Аввакум эти события в своем «Житии»: «А в нашей России бысть знамение: солнце затмилось в 162 году (то есть в 7162 году от Сотворения мира, или в 1654 году от Рождества Христова. — Κ. К.), пред мором за месяц или меньши. Плыл Волгою рекою архиепископ Симеон Сибирской и в полудне тьма бысть… часа с три плачючи у берега стояли; солнце померче, от запада луна подтекала, по Дионисию, являя Бог гнев свой к людям: в то время Никон отступник веру казил и законы церковныя, и сего ради Бог излиял фиал гнева ярости Своея на русскую землю; зело мор велик был, неколи еще забыть, вси помним». У самого Аввакума во время мора в Москве умерли два брата («жили у царицы в Верху, а оба умерли в мор, и з женами, и з детьми; и многая друзья и сродники померли»).
