Гайон нежно наклонился над ней и убрал из рук чашу. Он тоже был обнажен, худощавое, но мускулистое тело носило шрамы былых сражений. Юдифь перевела взгляд на нижнюю часть его фигуры, там, где густой темный волосяной покров скрывал мужское начало. Гайон подошел к портьере, произнес что-то по-валлийски. Юдифь насторожилась.

— Кади не любит кошек, но сторож просто отменный, — объяснил Гайон, вернувшись к постели. — Она не кусается, но непрошенного гостя по приветствует так, что тому больше никогда не захочется приближаться к нашей комнате и подслушивать.

Юдифь кисло улыбнулась. Гайон надел рубашку, которую с него стянули гости, и подал невесте ее сорочку, оставаясь на расстоянии вытянутой руки.

Юдифь неловко пыталась одеться, но руки дрожали и не слушались. Гайон подошел к узкому окну, приподнял штору и выглянул в сырую ветреную темноту.

— То, что я сказал раньше, остается в силе, котенок, — прошептал он, не поворачиваясь. — Можешь не бояться меня.

В очаге потрескивали поленья.

— Я не боюсь, — храбро ответила Юдифь, судорожно сжав на груди рубашку.

— Не боишься? — он повернулся.

— Немного. Мне надавали столько советов, что заболела голова.

— И не только советов, если судить по этому снадобью, — он кивнул на баночку с мазью. Юдифь с волнением наблюдала за мужем, словно собачонка, пытающаяся угодить хозяину. Красные отсветы огня играли в ее медных волосах, делая их особенно привлекательными. Светло-карие глаза выдавали лихорадочную работу мысли. Золотистые веснушки покрывали лицо и шею и на секунду девушка напомнила Гайон у кого-то еще, но он не успел вспомнить, кого именно.

— Мама хорошо знает травы.

— Похоже на то. А ты тоже обладаешь ее способностями?

— Она научила меня.

Гайон налил себе вина из графина, оставленного на столе, сел на край кровати и смотрел на жену.

— Если я проткну руку кинжалом, что ты станешь делать?

— Сами себя проткнете? Напою вас отваром валерьянки, чтобы вернуть к разуму, — язвительно ответила девушка. Гайон не скрывал довольной улыбки.

— Нет, я имею в виду острый язычок моей жены, который не уступит кинжалу, — засмеялся он.

— Если рана глубокая, посыплю ее порошком из корня окопника, чтобы уменьшить кровотечение, затем зашью и привяжу плесневелый хлеб.

— Плесневелый хлеб?!

— Это средство пришло к нам от бабушки ФитзОсберн, обычно помогает. Глубокие раны от этого не гноятся и не сочатся. Главная опасность - это столбняк. Неглубокую рану можно промыть настоем сосновых игл, помазать медом и перевязать, если нужно.

Гайон старался не подавать вида, что его очень забавляет серьезность жены и ее старание показать знания. Информация сама по себе очень интересна, видно, что Алисия не преувеличивала, когда хвалила искусность дочери. Было что-то неправдоподобное в том, что эта худенькая стройная девочка рассуждала с солидностью и умудренностью седовласой матроны.

Неправдоподобность ситуации возросла, когда Гайон попытался проэкзаменовать ее насчет некоторых хозяйственных вопросов. Юдифь подробно рассказала, как солить бобы и коптить колбасы, сколько сосновых игл потребуется для окраски домотканого полотна в оранжевый цвет, как покупать специи, чтобы продавцы не надули. Он чуть не поперхнулся вином, когда девушка стала объяснять, как лучше наточить меч.

— Этому тебя тоже научила мать?

— Нет, конечно, — возмутилась Юдифь. — Это прошлой зимой, когда замок занесло снегом, рассказал де Бек. Он также научил меня сражаться кинжалом. С вами все в порядке, милорд?

Гайон вытер слезившиеся глаза, пытаясь прокашляться и чувствуя, что его душит смех.

— Господи! — прохрипел он, наконец. — Когда я говорил, что этот брак погубит меня, то не думал, что приму смерть от собственной супруги.

— Милорд?

Он сделал знак рукой, чтобы Юдифь не приближалась, когда та попыталась наклониться к нему, искренне обеспокоенная приступом удушья.

— А в твои многочисленные таланты входит езда верхом? — спросил Гайон, оправившись.

Юдифь с сожалением покачала головой.

— Нет, милорд. Мама предпочитает ездить в коляске, а папа говорил, что девушке незачем учиться ездить в седле, лучше сидеть за прялкой. Я немного умею, но только недалеко, хотя мне хочется научиться ездить лучше.

— Ну что ж, хорошо, — Гайон снова вытер глаза. — У меня есть несколько поместий, куда в коляске не проехать.

— Вы хотите брать меня с собой, милорд? Он лег на кровать, опершись спиной о мягкие подушки. Юдифь отодвинулась, но без прежнего страха.

— Родители всегда ездили вместе, так что мои люди привыкли к этому. Кроме того, — добавил он, — весть о прибытии хозяев приводит челядь в движение, как ничто другое.

Юдифь неловко повернулась.

— Милорд, боюсь, я не справлюсь со всеми обязанностями, которые вы на меня возлагаете.

— Если ты умеешь точить меч и нападать с кинжалом из-за угла, то все прочее не составит труда.

Юдифь сомневалась. В Равёнстоу ей неплохо удавалось справляться с хозяйством, ее учили этому с детства, но командовать людьми, которых она совсем не знает — совсем другое. Легко ему говорить! Он хозяин приграничной зоны, вхож к королю, у него гораздо больше опыта.

— Поверь мне, — успокоил Гайон, видя, какая буря чувств отражается на юном лице. Нагнувшись, он поцеловал ее в щеку, как ребенка. Этот жест придал Юдифи решимости, ей не нравилось, что муж опекает ее, как младенца. Она села в кровати, ворот рубашки распахнулся, открыв едва наметившуюся грудь. Юдифь запахнула рубашку, покраснев от смущения.

Наступило неловкое молчание. Гайон подумал, что только от отчаяния может заставить себя совершить супружеский долг.

— У вас есть любовница, милорд?

— Что?! — она снова удивила его зрелостью рассуждений. — Что за вопрос?

— О, не сердитесь, милорд!

Юдифь протянула руку красивой формы с длинными пальцами, совсем не похожую на руку ребенка.

— Просто я не хочу совершать глупые ошибки. Мама однажды выгнала одну из женщин отца, не зная, что та ему приглянулась, и он возвысил ее из посудомойки до своей наложницы. Когда отец узнал, то избил мать до потери сознания.

— Боже праведный, — с отвращением произнес Гайон. — Твой отец был дураком из дураков. Удивляюсь, что с вашим знанием трав, ни одна не догадалась подсыпать ему в пищу аконита, чтобы отучить от блуда.

— И думаете, дядя Роберт оставил бы нас в живых после этого?

Гайон допил вино.

— Нет, дорогая, раз ты спрашиваешь. Сейчас у меня нет любовницы. Мы расстались в прошлом месяце. На границе стало опасно, путешествовать с отцом ей теперь нельзя, а оставаться взаперти в одном из моих замков она не захотела.

Гайон вздохнул, вспомнив густые волосы Розин, руки, казалось, еще хранили ощущение их шелковистой тяжести.

— Смотритель приграничной зоны не может жениться на валлийке, выросшей в горах.

Юдифь пожалела, что задала вопрос.

— Даже, если бы Розин согласилась жить по нормандским обычаям, осталась бы такая вещь, как благоразумие и вежливость, — продолжил Гайон после паузы. — Иметь под одной крышей жену и любовницу недальновидно. Из этого ничего хорошего обычно не получается.

Юдифь кивнула, соглашаясь с этой истиной. Ей никогда не приходило в голову, что Гайон может хранить ей верность. Ее отец был похотлив и неразборчив, как петух, а его приближенные не уступали ему. Слово «благоразумие» не присутствовало в их речи, а Юдифь не была приучена испытывать благодарность к мужскому полу.

— Вы очень терпеливы со мной, милорд, — прошептала она, опустив глаза.

— Жизнь научила меня быть терпеливым с женщинами, — в голосе Гайона вновь прозвучали насмешливые нотки. — У сестры три дочери, все - маленькие разбойницы, чертенята. Когда матери нет рядом, разумеется. Эмма убила бы их, если бы прознала про все проделки. И дочь Розин, Элунед, не уступит им в озорстве.

Юдифь задумалась, в его голосе звучала такая искренняя привязанность к женской части семейства, что у нее совсем отлегло от сердца.