— Мне не понравились тамошние порядки. Много дисциплины, мало самостоятельной работы, кому какие курсы брать — решают профессора и только профессора, на каждый шаг разрешение. Среди студентов на словах товарищество, на деле подлости. (И плюс совершенно специальное отношение к русским, добавляю про себя.) Все, считается, равны, но некоторые равнее остальных.
Не знаю, читали ли они маггловского Оруэлла, но кое-кто засмеялся.
— Ну, Стэйси, все то же самое можно сказать и про Хогвартс, — заявил конопатый Юджин. — И про дисциплину, и про более равных…
Тут сразу несколько человек ему сурово возразили, чтобы не ставил на одну доску какой-то Дурмштранг с самим Хогвартсом. Я вежливо улыбнулась. Не знаешь ты жизни, Юджин. А то бы и вправду не сравнивал вашу дисциплину с той. И хвала Мерлину, что не знаешь.
Расспросы продолжались. Пришлось вытащить Маруську, пустить в камин, чтобы не наследила горячими лапами на дубовых полах. Ага, саламандра, по-нашему огневушка. Ложная кавказская саламандра, если быть точной. Нет, вот пальцем ее не… э-э, сам виноват. Это на вид она холодная, ей рассердиться — секунды не надо, пыхнет — и ожог второй степени. Больно, да?.. Ах, уже не больно? Класс! Ну, так вот, огневушка кавказская. Раньше действительно водилась на Кавказе, теперь они в основном содержатся в неволе.
Какая польза от нее? Пользы до фига и больше. Во-первых, огонь всегда при себе, в зимнем походе первое дело. (Ребята, вспомнив про русские зимы — в лесах мерзнут Сусанины и прочие партизаны, по улицам Москвы ходят белые медведи, — понимающе закивали.) Нет, сейчас, конечно, все не так страшно, а вот прапрабабке моей, когда она одна жила в лесу, без огневушки было бы, культурно выражаясь, плохо. Днем ты ее в мешочке на груди носишь, она, пока холодная, твоим теплом греется. Вечером все наоборот: сложишь дрова, пустишь огневушку — вот тебе и костер или огонь в печке, ей хорошо, а тебе просто прекрасно. Под котлом огонь разжечь, еще чего по мелочам… Прикуривать от саламандры нельзя, примета плохая и животному обида. Все остальное можно.
А еще она почту носит. Из любого огня в любой огонь. Наподобие вашей каминной сети… Да, видите ли, дело в том, что наши маги летучим порошком не пользуются. Наши печи несколько иначе устроены, мы в них не летаем, мы ими дома обогреваем. Человек в русскую печь… «может попасть только на лопате», чуть было не сказала я, но вовремя решила не углубляться в семейные предания — все же Англия, культурная страна. Человеку в русскую печь залезать неудобно, мы это почти не практикуем. Связь держим через огневушек. Совы тоже имеются, но вот как мне, например, гнать сову через Ла-Манш и потом еще через пол-Европы? — птичку жалко. Или, скажем, из Москвы в Новосибирск? У нас, понимаете, просторы.
Нет, почему же, палочка у меня есть. Вот. Три пяди, орех, перо Сирина. Кто такой Сирин и откуда у него дергают перья? Ой, ребята, это отдельный вопрос. Показать что-нибудь такое-этакое, чему учат в Дурмштранге? Да ради Мерлина.
Беру палочку, покачиваю кистью, выверяю интонацию, расстояние…
— Па-ар-рядок на столе!
Стол в гостиной Равенкло завален книгами, свитками, перьями, напоминалками. Барахло равномерно лежит в три слоя, кушать не просит. Когда оно вдруг приходит в хаотическое движение, мои собеседники подскакивают и издают протестующие звуки, но никто ничего не успевает. Захлопнутые книги сложены стопками, скатанные свитки — параллельными рядами, чернильницы, песочницы и перочинные ножи закрыты.
— Извините, люди, я пошутила. Фините инкантатем, в смысле — а-атставить порядок! Вы ж просили что-нибудь из Дурмштранга…
И снова взлет и перемещение: не успел Равенкло моргнуть, предначальный хаос педантично восстановлен в малейших деталях. Народ ринулся к столу проверять целостность бардака, на меня поглядывали без восторга, хотя замечаний и не делали.
Да знаю я, что это было с моей стороны посягательство на privacy и нарушение этикета. Но расспросы английских коллег меня, честно говоря, немного утомили.
Я их понимаю. Мне тоже легче работается, когда все нужное под руками и желательно в раскрытом виде. В Дурмштранге эту пару заклятий — «пар-рядок-а-атставить» я практиковала ежедневно по два раза.
Перед обедом меня вызвал к себе заведующий АХЧ (забыла английское слово), мистер Филч. Полчаса вычитывал по бумажке правила обращения с вверенными мне медным котлом и библиотечными книгами, а также правила поведения, то есть чего нельзя. Он серьезно думает, что восемнадцатилетняя дылда, пусть даже из дикой России, будет играть с визжащим йо-йо? Или просто на всякий случай зачитывал полный текст? После ночи в поезде, зелий с профессором Снейпом и первого знакомства с коллективом наступил отходняк, я, кажется, слегка придремала. Надеюсь, ничего важного не пропустила. А «совершать иные деяния, несовместимые с пребыванием в стенах Хогвартса» (то есть, надо понимать, целоваться по углам) я даже и не собиралась.
У него в кабинете живет кошка! Старенькая, полосатая, зовут Миссис Норрис. Оно и видно, что миссис, а не мисс: по форме похожа на пятилитровую колбу. Предыдущий выводок, пять штучек рыже-полосатых бандитов, бесится вокруг, охотится за ногами, лезет на столы и этажерки. Думаю, где-то среди них были и двое моих знакомых по зельеварению. Мистер Филч в какой-то момент сказал мне «сорри» и открыл шкаф, бормоча что-то вроде «надо было утопить» и «всех отнесу в совятню». Чисто по Станиславскому поверить ему я не могла, потому что в это время он наливал молоко из бутылки в миску. Да и в совятню лично я бы их носить не стала. Результат товарищеской встречи неочевиден: рыжие бандиты уже довольно большие. И оч-чень шустрые.
Вернулась в спальню, распаковалась, в тумбочке поставила очередную порцию своего любимого настоя. Соседка по комнате, Дороти, поинтересовалась, как мне показался профессор зельеварения. Я не стала высказываться насчет котят, а ответила, что профессор вредный (sarcastic), но умница, объясняет хорошо, веселый — наверное, его все любят? Дороти как-то примолкла, неуверенно улыбнулась, а потом осторожно спросила, правда ли, что в Москве пьют чай с солью и жиром. Я объяснила, что чай с солью и жиром пьют, кажется, в Калмыкии, где лично я ни разу не была, у нас в чай кладут лимон, а насчет Снейпа я пошутила. Девушка успокоилась.
Вообще-то он мне действительно понравился. Если вычесть мандраж перед FOWL и стыд, что я его обидела этим снейпдраконом, — впечатления самые приятные. Безукоризненно вежливый, ничего общего с дурмштранговской казармой. Очень четкий — запиши за ним каждое слово, будет идеальный конспект. Я, наполовину самоучка, такие вещи ценить умею. И еще — он печальный, несмотря на все ехидство. Сказала бы даже, затравленный. При всем профессорском авторитете — держится с излишним напряжением. Что-то здесь вокруг него крутится, он все время удара ждет, это видно. С ним ХОЧЕТСЯ быть вежливой. Не так из жалости, как из здорового опасения за собственную шкуру. Кто видел раненого волка, понимает, про что я.
И почему они на него взъелись? Они думают, если препод ухмыляется и говорит: «Те, кто не слушал меня в течение последней минуты, к концу занятий, скорее всего, окажутся в больничном крыле», — это сразу Ужас Подземелий? Вы, граждане, не учились у бабы Тони из нашей первой школы. У той самой, которая обыкновенно начинала урок словами: «Все засранцы заткнулись!» А Снейп… ну что Снейп? Милый английский юмор. А котята… ну что котята? Он же их сразу расколдовал. И без моих соплей расколдовал бы.
И надо же было мне осрамиться с этим львиным зевом! Если он решил, что я специально его доводила… Ладно. Забыли.
Кормят в Хогвартсе вкусно. Пудингов я не понимаю, но, с другой стороны, есть у англичан изобретения и похуже, например, левостороннее движение и краны в ванной без смесителя. Мне показали всех местных звезд — лучших игроков в квиддич, факультетских старост, круглых отличников и, разумеется, Мальчика, Который Выжил. Мальчик обыкновенный — симпатичный, грустный, очки как у Леннона. Бедняга, на самом деле. Родителей нет, опекуны — нормальные люди, крестный — беглый арестант, самого его уже в сознательном возрасте сто пятьдесят раз убивал Тот-Кого, но он каждый раз чудом спасался… Ну, это ладно, в Дурмштранге после отбоя еще и не такое рассказывали. Но парня все равно жалко. Причем на крутого, как это понимают в том же Дурмштранге, он не похож, и никого вроде это не колышет. Наверное, в Европе уже сложилась новая мода на крутость.
