Оно давно позади, и слава Богу!

Может, если бы тогда кто-то объяснил ей, что отступать от правил не страшно и не стыдно, все было бы намного проще. Может быть, она решилась бы поговорить с Лешкой — так, как хотела, а не так, как должна была.

Даже возможно, что она впала бы в истерику, била посуду, требовала бы объяснений.

И — кто знает?! — вдруг стало бы легче?

Но никто не объяснил. Она точно знала, что выяснять отношения на повышенных тонах — нельзя. Ведь при любых обстоятельствах нужно сохранять собственное достоинство, а значит — нужно выглядеть невозмутимой и… равнодушной. Мама говорила, что многие люди не понимают истинного значения этого слова. Равнодушие — вовсе не болезнь души, а просто ровное отношение ко всем окружающим.

Стоит чуть сдвинуться от него в сторону — и тебе конец!

Слезы, истерики, беспричинное веселье, дикий смех — фу, это же вульгарно, в конце концов!

В их доме всегда было тихо. И она почти поверила, что тишина и спокойствие — синонимы счастья. И, сама того не замечая, старательно создавала себе такое же. И не понимала, почему не чувствует восторга и упоения, ведь все по правилам и как должно быть.

Она никогда не кричала на него. Не устраивала скандалов. Не жаловалась на плохое самочувствие или на то, что в школе ее снова обошли с премией. Она все делала, как надо.

И продолжала бы в том же духе.

Какое счастье, что Ташке пришло в голову поваляться на кровати!

— Давай петь! — острый маленький кулачок пихнул Алену в бок.

Та, прежняя Алена, которая существовала по правилам, наверное, растерялась бы.

А нынешняя только задумчиво почесала нос.

— А что петь-то? Я модных песен не знаю.

— Ну их, модные! — отмахнулась Ташка. — Народные давай.

В общем-то, она и народных никогда особо не пела.

Но они затянули «По Дону гуляет». Честное слово! А потом — «Калинку». И еще что-то бравое. Пели вдохновенно, прикрыв глаза, и, помогая себе, водили руками в воздухе, словно дирижеры. Когда забывали слова, прочувствованно начинали мычать или блеять и одновременно срывались на хохот.

— Ты что?

— А ты что??

— Я слов не знаю!

— Я тоже. Давай вот эту… как там… И все начиналось снова.

Они дошли до «Во поле березонька стояла», когда в стену загрохотали соседи.

Алена с притворным ужасом прижала палец к губам и кивнула на часы. Было одиннадцать вечера.

Не сговариваясь, они почему-то ринулись на кухню, перегоняя друг друга. Алена плотно прижала кухонную дверь, привалилась к стене и облегченно расхохоталась — такого с ней не случалось уже давно.

Ташка постанывала где-то рядом, в изнеможении упав на табуретку.

Они не сразу услышали звонок в дверь.

А услышав, уставились друг на друга.

— Нас решили обезвредить, — догадалась Ташка. — Соседи ОМОН вызвали. Или скорую.

У Алены от смеха закололо в боку.

— Позвонят-позвонят и уйдут, — обессиленно пробормотала она, махнув рукой.

Но в дверь продолжали ломиться.

— Однако они сами уже ведут себя неприлично, — взяв себя в руки, Алена пошла в прихожую.

Ташка поплелась следом — оказывать моральную поддержку.

— Извините, пожалуйста, мы уже все поняли! — проговорила Алена, открыв дверь.

На пороге стояли неизвестные плечистые парни. Среди жильцов своего дома она таких никогда не встречала.

— Мам, закрывай дверь быстрее! — пискнула за спиной Ташка. — Это же бандиты натуральные!

Парни на бандитов не отреагировали, но один всунул огромную лапищу в дверной проем, и теперь при всем желании закрыть дверь стало невозможно.

— Надо поговорить, — заявил между тем второй.

— О чем?! Вы кто? Мы больше шуметь не будем!

— Конечно, не будете, — улыбнулись оба сразу, и от этих улыбок Алене сделалось нехорошо.

Незваные гости впихнули ее в квартиру и вошли следом. В коридоре моментально стало тесно.

Алена таращилась на них и ровным счетом ничего не соображала.

Это милиция?

Или, на самом деле, их пришли грабить?

Но тогда надо звать на помощь, орать во весь голос. Она набрала воздуха в грудь, открыла рот и… ничего не случилось. Из горла вырвалось какое-то шипение, словно там вода в чайнике выкипала. Черт подери, они же весь вечер распевали русские народные песни!

Может, просто сделать вид, что ничего особенного не происходит? Затаиться в уголке и переждать, пусть себе грабят, жалко, что ли?

Господи, да ведь Ташка здесь!

В считанные секунды Алена пришла в себя.

Орлиным взглядом она окинула прихожую и метнулась в сторону к обувной полке. Лешка почему-то предпочитал хранить там молоток. Она не знала, как смогла вспомнить об этом, и не поняла, что произошло в следующий момент.

Рука ощутила приятную тяжесть, Алену бросило вперед, что-то темное мелькнуло перед глазами, раздался громкий мат, запястье вдруг словно обожгло, но она успела вложить всю силу в бросок, и молоток не просто упал, а ударил кого-то…

Этот кто-то издал поросячий визг, подогнув ногу.

— Мама! Мамочка! — Ташка билась в углу, стуча в соседскую стену маленьким красным от натуги кулачком.

— Караул! Пожар! Спасите! Это невозможное что-то!

Алена услышала, будто со стороны, собственное звериное рычание, увидела, как пальцы снова сжали молоток, а потом перед глазами поплыла красная дымка.

Она не подпустит их к Ташке!!!

Хотите грабить — пожалуйста, а ребенка пугать она не позволит, ясно?!

— Уходим! Уходим, я сказал!

Две тени метнулись к двери, одна подвывала, другая материлась страшным шепотом. В подъезде раздался топот, и через минуту все стихло.

— Ташка? — прохрипела Алена. Куда она делась?

Дочь выскочила из кухни, утирая слезы.

— Я в милицию хотела звонить, и забыла как — ноль один или ноль три?

— Ноль два, — сказала Алена нормальным голосом, закрыла дверь на все замки и заплакала.

Почему-то Ташка сразу поняла, что пугаться этих слез не надо, а только прижалась к материнскому боку и сладко запыхтела.

— Все хорошо, — уверенно пробормотала Алена, гладя рыжие вихры.

— Ну, что? Шефу будем докладывать?

— Да ты охренел! Мало мне эта сука ногу отбила, еще шеф добавит!

— А чего делать?

— Е-мое! Че ты ко мне пристал, а? Говорил я тебе, пушку возьми, говорил? А ты! «Че светиться! Там одна баба с дитем, поговорим ласково, сразу расколются!» Баба, твою мать! Она мне чуть коленную чашечку не раздробила, падла рыжая!

— Да кто же знал, что она за молоток станет хвататься?

— Никто! Соображать надо было! А ты привык, что девки только от твоей морды в столбняк впадают, и делать ни хрена не надо, знай себе рожи страшные корчи! Горилла, бля!

— Хватит орать-то! Думать надо.

— Че думать? Щас приду в себя, и пойдем. Объясню этой дуре популярно, что к чему.

— Да ты че! Она небось на уши всю ментуру подняла, странно, что еще никто не приехал.

Помолчали. Поскребли в затылках. Один все продолжал охать, держась за коленку. Другой раздраженно стучал пальцами по рулю.

— Ладно, давай до утра подождем, — решил старший. — И че?

— Конкретно с ней побазарим, а то еще подумает, что мы чисто грабить ее приходили, идиотку! Расскажем, что почем, она к муженьку и побежит. Другого выхода-то у нее не будет.

Ольга, скрестив по-турецки ноги, сидела у камина и листала альбом с фотографиями.

— Ой, смотри, какой ты тут толстый, Кир! А эту помнишь? Сколько нам тогда было? А это кто? Ба, Новый год в Кривозерье, какие мы все смешные! Глянь, Катька Лисова на тебя так и вешается! Ты не знаешь, она сейчас как, где?

Кирилл у нее за спиной пробурчал что-то невнятное.

— Ну, что ты насупился? — разозлилась Ольга. Весь день после Ромкиного звонка пошел насмарку, чтоб Ромке пусто было! Конечно, мы теперь люди деловые, круче не бывает, и плевать мы хотели, что к другу сестра приехала, с которой он, между прочим, несколько месяцев не виделся!