– Хворает, – коротко бросил Гена.
– Что-то серьезное? – испугалась она.
– Был сердечный приступ, но сейчас уже лучше, – коротко ответил брат. А потом добавил тихо: – Я сейчас у вас живу, временно, не волнуйся. От Алевтины я ушел.
Аннушка почему-то очень смутилась и не задала брату не единого вопроса.
Дома в их комнате сильно пахло сердечными каплями, и мамина постель была разобрана. Но Елизавета Осиповна встретила дочь во всеоружии: на столе дымился Анечкин любимый борщ, в сковородке шкворчали котлеты с жареной картошкой, и на блюде, под полотенцем, лежал ее любимый сметанный торт.
– Мамочка, ну чего ты так хлопотала? – засуетилась расстроенная Аннушка.
В углу комнаты стояла раскладушка. Герман уехал на дежурство, а Елизавета Осиповна рассказывала дочери, что у Геры появилась женщина – медсестра из его отделения. Женщина славная и порядочная, она с ней уже знакома. Но Алевтина рвет его на части – хотя и квартиру, и все, что в квартире, он, конечно же, оставил ей и дочери. К тому же еще отдает ползарплаты и набрал больше ночных дежурств. А Алевтине все неймется: и в партком больничный ходила, и в райком заявление накатала. В общем, жить спокойно им не дает и вряд ли скоро успокоится. Да, кстати, с дочерью ему общаться не позволяет, да и ей, бабушке, которая Светочку вырастила, тоже. Ну, ничего, дай бог, переживем. Все равно это счастье, что Гера влюбился и наконец у него открылись глаза и он ушел от этой вздорной бабы. Правда, с жильем проблемы – у его новой возлюбленной только комната в общежитии, так как Нина (так звали эту женщину) не москвичка, а родом из Брянска. Но это все ничего, молодые, все образуется. Главное, чтобы в семье был лад и покой. В общем, поживем пока втроем. Куда деваться?
Тут Аннушка поняла, что Ларе с ее свиданиями можно теперь распрощаться, и почему-то ей стало за это неловко. Словно подвела она ее по своей вине.
С Ларой она увиделась в тот же вечер – та, как всегда, вызвала ее на черную лестницу на перекур. Лара жарко шептала, что еле пережила двухмесячную разлуку с Вадимом – того отправили на практику в Берлин, но сейчас все, слава богу, встретились и она чувствует, как сильно он по ней соскучился.
– Понимаешь? – шептала она, заглядывая подруге в глаза.
Аннушка кивала.
– Ну а ты как отдохнула-то? – наконец соизволила спросить Лара. – Романчик-то хоть какой-нибудь закрутился на югах?
– Нет, – тихо ответила смущенная Аннушка.
– Ну ты даешь, – удивилась Лара, – ты ведь хорошенькая стала, прелесть. – Она потрепала Анюту по щеке. – И там ни разу не влюбилась?
Аннушка молчала, как партизан. Ну не рассказывать же Ларе, что она по самые уши влюблена в ее незадачливого поклонника? Спустя какое-то время она решилась спросить у Лары про Левушку. Та отмахнулась:
– Ходит, а куда денется?
А потом спохватилась:
– Господи, а что же теперь будет? У тебя же сейчас и мать, и брат? Где же мы теперь будем встречаться? – огорчилась Лара.
Первого сентября Аннушка пошла в институт – новая блузка, новая юбка, и еще Гера купил ей в подарок туфельки – не туфли, а сказка, загляденье – черный лак, широкий каблук, блестящая пряжка сбоку. В группе, как водится, были одни девицы и только два молодых человека, похожие между собой, как родные братья, – смешные и тощие очкарики. Девчонки не обращали на них внимания.
В середине сентября в квартире опять появился Левушка – Анюта увидела его на кухне, и у нее захолонуло сердце. Был он по-прежнему молчалив и грустен и, как всегда, поджидал загулявшую где-то Лару. Анюте он обрадовался – всё знакомая душа, есть с кем словом перемолвиться – и даже оживился и стал словоохотлив.
Бедная Аннушка была счастлива. А потом появилась Лара, и Левушка как-то сразу сник и погрустнел. Лара отмахнулась от него, словно от назойливой мухи, и, быстро распрощавшись, ушла к себе. Левушка совсем потух, Анюте почему-то опять стало неудобно.
Вскоре Аннушка познакомилась с медсестрой Ниной – та пришла к ним вечером на чай. За чаем стали оживленно обсуждать будущее и планы на жизнь.
Нина предложила свой вариант устройства их с Герой дальнейшей жизни. В общежитие, конечно, Герман не пойдет, условия там – хуже некуда. Квартиру снять не по карману. Короче говоря, предложила она ехать им вместе с Германом на ее родину, в Брянск. Там только что отстроили новую областную больницу и с удовольствием примут хорошего специалиста, даже помогут с жильем. На семейном совете на том и порешили – вариант неплохой, к тому же возможен хороший карьерный рост.
Елизавета Осиповна была не в восторге: бросать Москву, больницу, где сын был на хорошем счету, ехать в такую провинцию! Но скоро ситуацию разрешили два факта. Во-первых, оказалось, что Ниночка ждет ребенка, а во-вторых, в Брянске пообещали двухкомнатную квартиру в новостройке. К Новому году Герман с беременной женой отбыли в Брянск.
Учеба Аннушке давалась легко, и сессию она сдала на «отлично» и на повышенную стипендию. Ниночка писала из Брянска, что у них все тьфу-тьфу. Германа назначили завотделением. Квартиру дали чудесную, описание ее заняло целых семь страниц. Рядом – цветущий парк. И еще она просила, чтобы Елизавета Осиповна приехала хотя бы на месяц – после родов, которых Ниночка почему-то очень боялась.
Мама засобиралась в Брянск и уехала туда в конце апреля. Как только Аннушка, проводив ее, вернулась с вокзала, в дверь тут же постучала Лара.
– Господи, слава богу! – радовалась она. – Сколько мы мыкались по чужим углам!
От этих слов Аннушка опять густо покраснела.
– Ну, надеюсь, не подведешь, – задорно верещала Лара.
Аннушка вздохнула и покорно кивнула:
– Завтра, ладно?
– Завтра, – торопила ее нетерпеливая Лара. – Понимаешь, в июле Вадька уезжает на месяц на практику. В общем, опять разлука, – вздохнула она. Договорились на завтра.
И опять все вернулось на круги своя. Два раза в неделю, когда Горлиха уезжала к сестре или отправлялась на рынок и по магазинам, Аннушка оставляла ключ под ковриком у двери. Если не было лекций или семинаров, просто шаталась по улицам, забегала в киношку или на лавочке ела свое любимое эскимо.
Сдав летнюю сессию (как всегда, на «отлично»), Аннушка поехала в Брянск навестить родных и познакомиться с новорожденным племянником по имени Максим. Вернулась она в начале августа, и тем же вечером к ней ворвалась перепуганная Лара и поведала свою страшную тайну – она беременна. Вадим об этом ничего не знает. Она ждала его возвращения к концу августа – нервничала и страшно переживала.
– Господи! – шептала Лара. – Как все будет! Что он скажет на это? А его мамаша? А отец с Глашей?
Понятно, причин беспокоиться и переживаний без нее было предостаточно. Аннушка утешала подругу.
– Разве Вадим посмеет отказаться? Вы столько лет вместе, у вас такая любовь!
– При чем тут любовь? – взорвалась Лара. – У него, кроме любви, есть еще карьера и мамаша. И что перетянет, я не знаю. Ты же знаешь Вадима, человек он жесткий и несентиментальный.
А верный паж Левушка продолжал ходить – как «Отче наш», с цветами и шоколадками. В день приезда Вадима Лара побежала в парикмахерскую – уложить волосы, сделать маникюр – встретить любимого во всеоружии.
Аннушка варила на кухне обед. Тут появилась Горлиха – в новом кримпленовом платье, с прической и ярким маникюром – и поставила в духовку пирог.
– Праздник у нас! – довольно сказала она. – Большой праздник. Вадим едет с невестой – знакомить. В сентябре будем свадьбу гулять.
Аннушка замерла – как заморозили. А довольная Горлиха радостно продолжала:
– Девочку не видела, но семья приличная, а это самое главное. На-след-ствен-ность! – по слогам произнесла она и подняла кверху указательный палец. – Мать – врачиха, отец – из дипломатов. Всю жизнь прожили «за пределами», – хвасталась новыми родственниками Горлиха.
«Боже мой! Сейчас ведь придет Лара, с минуты на минуту, – лихорадочно думала Аннушка. – Что делать, господи, как ей это сказать? Бедная, бедная Лара, она не знает, какой сюрприз подготовила ей судьба». От ужаса у Аннушки похолодели руки и ослабели ноги, и она, как старуха, тяжело опустилась на стул.
