Марина принялась копошится в ящичках туалетного столика и, наконец, извлекла оттуда бархатную коробочку в виде довольно большого прямоугольника.

— Не правда ли, эти вещи будут восхитительно смотреться вместе?

Едва Марина открыла коробочку, как Вера ахнула и прижала руки к груди:

— Боже мой! Какая прелесть! Это — совершенство!

На шелковой подкладке искрились всеми оттенками роскоши — бриллиантовое колье и серьги. Колье в виде тонкой платиновой паутинки с капельками бриллиантовой росы на ней, а серьги — сорвавшиеся вниз крупные капли на тонкой платиновой нити.

— Марина, ты обалдела, — проговорила Вера, не сводя глаз с драгоценностей. — Разве можно держать это в ящике туалетного столика! Вот придет Вячеслав, я ему мозги вправлю. Ладно ты бестолковая, но он!

— Верунь, хватит ругаться, в доме есть сейф, я взяла из него украшения, чтобы похвастаться перед тобой. Лучше посмотри на меня, — сказала Марина и, погрузив пальцы в свои волосы, подняла их на затылок. — Как думаешь, что сделать с волосами? Высокую прическу или оставить их распущенными и только слегка подвить?

Вера критически осмотрела Марину с ног до головы, повертела ее перед зеркалом.

— Распущенные, — вынесла она, наконец, свой вердикт. — Так ты смотришься моложе.

Марина рассмеялась:

— Это что ты сейчас такое сказала? Я что, по-твоему, старая?

Поначалу Вера не поняла вопрос Марины, а затем рассмеялась:

— Боже, какая же я глупая бываю! — воскликнула Вера. — Возьму и брякну невесть что! Нет, конечно, ты не старая, просто с распущенными — лучше.

Дверь распахнулась, вошел Топильский и замер, с восхищением глядя на Марину.

— Ты божественна, — пролепетал он.

Первой опомнилась Вера и принялась выталкивать Топильского за порог со словами:

— Нельзя жениху смотреть на невесту в подвенечном платье до свадьбы! Не положено!

— Но почему? — сопротивлялся Вячеслав.

— Примета плохая, вот почему, — сказала, как отрубила, Вера.

В конце концов жениха удалось изгнать. Вера облегченно вздохнула:

— Кажется, он не успел тебя рассмотреть.

— Думаешь? — спросила Марина, чувствуя как тревога змеей вползла в ее душу.

После того, как Марина переоделась в обычные вещи, Вячеслав пригласил женщин прогуляться по городу:

— У меня встреча в офисе, в пять вечера, а до этого есть небольшая кучка свободного времени. Предлагаю пойти куда-нибудь, посидеть на открытом воздухе. Такая погода стоит! Осенью Москва бесподобна. Вера, как вы смотрите на это?

Вера в этот момент вопрошающе смотрела на подругу. Марина хихикнула, подошла к Вячеславу и обняла его за талию:

— Меня он не спрашивает только потому, что знает — я завсегда согласная, если речь идет о прогулке по Москве. Все же, я люблю этот город больше, чем Петербург. Теперь.

— Ну, раз так, то и я завсегда согласная, — сказала Вера и задорно рассмеялась.

Под чутким присмотром охраны, они неторопливо бродили по улицам города в поисках уютного местечка, и любовались осенью. Еще стояли теплые дни конца сентября, но под ногами уже шуршало золото, а в воздухе витал тот особый дух "последней мечты", когда все уже кончилось, но еще можно успеть. Время тоски и отчаяния, немыслимых поступков и решительных побед.

Марина думала о том, что для одних осень — агония, предсмертный вздох, для других — напоминание о потерянном времени, дающее возможность осуществить последнюю мечту. Марина шла, подняв лицо навстречу ветру, и вдыхала полной грудью горько-сладкий аромат.

Зашли в парк. На небольшой полянке, среди россыпи золотой листвы, стоял скрипач. Он играл призывно и печально. Люди не могли пройти мимо. Они останавливались, толпились на пятачке асфальтированной аллеи, удивлялись, напирали друг на друга, чтобы лучше видеть и слышать, но не переходили черту. Никто не решался перешагнуть бордюр и, нарушив гармонию музыки и природы, приблизиться к музыканту. А музыкант играл, и благодарная осень роняла золото к его ногам.

На центральной аллее, недалеко от фонтана, обнаружили уютное кафе. Несговариваясь, выбрали столик на открытом воздухе, заказали кофе. Заказ принесли быстро. Официантка, заметив, что стол усыпан опавшей листвой, уже подняла полотенце и хотела смахнуть, но Топильский успел перехватить ее руку и попросил:

— Оставьте.

Официантка окинула его равнодушным взглядом, пожала плечами и ушла.

— Вы правы, — сказала Вера. — Так значительно лучше. Мариш, посмотри, какое удивительное стечение цветов. Как стечение обстоятельств, случайное и бесподобное!

Марина поставила чашку с блюдцем на стол, поверх листьев, и не удержалась от тихого вздоха. Она поняла, о чем говорит Вера! Восхитительная картина, нарисованная самым лучшим художником — жизнью.

На вытоптанном сотнями ног, черном пятачке земли стоит круглый белый стол. На столе, поверх россыпи золотых листьев, на белых с тонкой золотистой каймой блюдцах — три маленькие, ослепительно белые чашки, наполненные до краев черным кофе.

— Действительно, иначе и не скажешь — стечение цветов.

— Да пропустите же меня! — прокричал кто-то.

— Не может быть! — воскликнул Топильский.

Марина с трудом оторвалась от созерцания совершенства и посмотрела в сторону, откуда доносился шум.

Охранники Топильского с трудом удерживали Сергея. Даже, несмотря на расстояние, Марина смогла разглядеть, что в этот раз он выглядит отлично — подтянут, одет с иголочки. Из запоя Сергей явно вышел без потерь.

— Слава, пропусти его, — попросила Марина. — Некрасиво, люди уже смотрят.

— Вячеслав, пусть он скажет, зачем пришел, — поддержала подругу Вера.

Топильский неохотно махнул рукой, и охранники отступили. Сергей приблизился.

— Простите, что я так нахально ворвался в ваш покой, — начал он, но Топильский прервал монолог.

— Тебе стоит как можно быстрее изложить причину появления и уйти. Иначе, боюсь, мое хорошее настроение может закончиться.

Марина смотрела на Сергея снизу вверх. Молча. Пристально. В голове вертелась странная и, вроде бы, не относящаяся к ситуации, фраза Веры: "Стечение обстоятельств, стечение цветов…".

— Марина, мы так плохо расстались в последний раз, я хочу извиниться.

— Извиняйся быстрей, — поторопил Топильский, вскочив. Сергей бросил на него испепеляющий взгляд.

Вера встала и взяла Топильского за руку, а затем подтянулась и что-то прошептала ему на ухо. Топильский сел, откинулся на спинку стула и сложил ногу на ногу. Его рука принялась отстукивать на столешнице какой-то ритм. Вера накрыла его пальцы своими.

Сергей обратился к Топильскому:

— Я должен поговорить с Мариной. Прошу тебя…

— Отпустите их, Вячеслав, — попросила Вера.

Топильский с неохотой кивнул. Сергей протянул руку Марине, она оперлась на нее, встала.

И они ушли в желтеющий сентябрь.

Вера и Топильский сидели за столиком и смотрели вслед уходящей паре.

— Они не вернутся, — сказала Вера. — Слава, отпустите ее.

— Но почему? Почему? — воскликнул Топильский. Вера с силой сжала его руку, удерживая.

— Она любит вас, но рано или поздно она все равно ушла бы к нему.

— Но почему? — тихо, дрогнувшим голосом, еле дыша, спросил Топильский.

Вера отпила кофе и аккуратно, боясь потревожить листву, поставила чашечку с блюдцем на край стола.

— Вы тот, кто нужен ей, а Сережа тот, кому нужна она. Раньше, до рождественских событий в Петербурге, до аварии, Марина лишь брала от жизни. Все время к чему-то стремилась, что-то достигала. У нее даже был план, в котором по пунктам четко и лаконично были расписаны все ступеньки ее жизни. Марина сильно изменилась с тех пор. Теперь она желает только отдавать, заботиться, воспитывать. А вы — само совершенство, состоявшаяся личность.

Топильский нахмурился, достал сигарету и, спросив разрешения у Веры, закурил.

— Зато я успел кое-что узнать о Костикове. Он непостоянен, порою инфантилен, порою несдержан, груб. Марина намучается с ним.