– Ну и что ты хочешь сказать?

– А хочу сказать, что эту войну нам «союзнички» подсунули, еще по Крымской войне. Причем даже подготовиться не дали. А когда япошки нам бока помяли, и мы решили дать бой – так подписали в Штатах этот Портсмутский мир. А годовалые большевики – первый съезд в Лондоне и революция! Война и революция, и все из Лондона. Как тебе?

Помолчали.

– Что-то связиста долго нет. Как думаешь, при нем можно говорить про революцию?

– А черт его знает? Парень недалекий, или прикидывается, но на стукача не похож. Думаю, можно. Хотя – каптри на корабле второго ранга...

– Связисты – не карьеристы.

– Не скажи. Для связиста – надводника кап-три – это прилично. А может, «залетный»...

– Может, спросить?

– Да не надо. Захочет – сам скажет. Кстати, лейтенант Колчак – по-нашему кап-три – в ту войну миноносцем командовал. И неплохо командовал. Знаешь про то?

– Не очень. Хотя Пикуль в «Три возраста Окини-сан» пишет про него нормально.

Пить третью без хозяина не позволял этикет. Покурили в иллюминатор.

– Может, выйдем, посмотрим?

– Да ну... Ночь – как ночь, а до Цусимы еще далеко. Хозяин вернется, а нас нет. Сидим.

– Ладно. Слушай, а чего ты еще читал?

– Ну... в госпитале, на практике в Северодвинске, «Порт-Артур». Про несостоявшийся прорыв во Владивосток. От Макарова Того шарахался, как черт от креста. И надо же – первый минер России подорвался на мине... Невезуха какая-то.

– А Степанов, он как, «по Ленину» пишет или нет?

– Да нет. У него этакого революционного злорадства не видно. А отрицательный герой вообще один – это Стессель со своей генеральшей. Все остальные – герои. Непонятно только, как Порт-Артур сдали.

– А ты как думаешь?

– А черт его знает. Ты понимаешь, по сути это уже была мировая война. Нас с японцами поставили друг против друга. А исподтишка против нас – и Франция, и Англия, и Штаты... Ну, Турции сам Бог велел. А за нас одна Германия. Девять лет прошло – и мы уже в общей своре с этими «союзниками» с немцами воевали. Как тебе расклад? Надо пропустить для проясненья.

– Давай еще маленько подождем.

– Пять минут – засекаю.

– Про шимозу слышал?

– А что – шимоза? Конвенция ее запретила, страшная это штука, но японцы все равно применяли. Я так думаю, им ее всесильные тогда англичане подсунули, вместе с бездымным порохом.

– А наши снаряды даже не взрывались, когда броню пробивали...

– Это у легких крейсеров. Главной-то целью броненосцы были. Дрались на равных и разгрома не было, пусть не свистят.

В каюту вошел связист в роли вестового.

– Ну ты даешь! А мы уже заждались на третью.

– Не нашел нигде. Завтра ему устрою... Цусиму...

КИПовец разлил на троих – чуть побольше.

– Ну... за тех. Кто утоп, как говорится.

Выпили, не чокаясь. Пытались перевести разговор на службу, на светские темы – не вышло. Все равно возвращались к Цусиме.

– ...Что там не говори, а сам по себе переход с Балтики вокруг полмира – уже геройство. Считай, кругосветка – и все в тропиках, на угле, никаких тебе «кондишенов», и до Цусимы дошли все. Все, понятно? А у нас с Камчатки вышло два новейших атомохода, а к Дохлаку мы одни доползли. И то – на грани фола, все ломается. Я бы за тех механиков врезал, вот мужики были!

Пол-литра шила на мандариновых корках как не бывало – и ни в одном глазу.

– Может, еще залезть в закрома Родины?

– А есть?!

– Да есть... надо только обеспечить перелив, сохраняя скрытность. Там же наверняка хоть кто-то да не спит.

– Может, не стоит светиться? – засомневался комдив-два.

– Стоит. Цусима – не хухры-мухры. – не сдавался КИПовец – Такое раз в жизни выпадает! А светиться я не буду. Принесу все в чемоданчике от документации. Я же умный.

– Конспиратор... – Все улыбнулись.

– Когда подходим?

– Да... часа через два. Нам тревогу объявят – проход узкости, – сказал надводник.

– Ты – как?

– Что – «как»? Нормально, как и все. Вроде крепко развели, а не берет. Можно и еще...

– Ну, все. Норматив – пятнадцать минут.

– Прикрыть? – спросил комдив-два.

– Нет. Двоих быстрей расшифруют. – И КИПовец ушел, сосредоточенный.

Когда вернулся через пятнадцать минут, связист и комдив-два опять толковали про Цусиму.

– ...ведь явно же не успевали! Шли «на убой».

– А что, сдаваться надо было?! Даже сам факт выхода второй эскадры – это уже шаг и моральная поддержка для Порт-Артура! – связист рубил, как по писаному.

«Ведь вот что с человеком делает шило животворящее!» – порадовался КИПовец.

– ...но факт произвел обратный эффект – японцы выложились из последних сил, чтобы взять Порт-Артур, и взяли. Эскадра на пять месяцев опоздала.

– А то, что отступали, так это кутузовская тактика. К концу войны мы уже превосходили японцев и во Владик уже первые лодки начали поступать!

– Вот если бы не революция, завалили бы наши первые подводники японцев, – вмешался КИПовец. – В норматив уложился, но заслушался вашими заумными разговорами. Лично я в училище писал реферат – «Роль флота в русско-японской войне»...

– А у меня там два прадеда воевали, – предвосхитил вопрос связист, – один в Маньчжурии где-то, в полку Деникина, другой на «Рюрике».

– Понятно. А в каких чинах?

– В каких... В рядовых, конечно.

– Ну... тогда за предков наших, которые проливали, как говорится...

Говорили о русских артиллеристах, о непонятных интригах в Главном Артиллерийском Управлении, о том, почему снаряды пробивали броню, да не взрывались. Говорили о «загадочном гении Ленина», который всегда стоял за поражение России и рвал ее в клочья в угоду мировой революции. Маньчжурия и пол-Сахалина после первой революции. После второй – больше: Финляндия, Польша, Прибалтика, Бессарабия да половина Белоруссии и Украины...

Вдруг корабль чуть накренило на правый борт. СДК начал левый поворот.

– Ну, кажись, мне пора – подошли к Цусиме, – заторопился связист. И, будто в подтверждение его слов, экипажу СДК дали по боевой «Готовность номер один». Подводники тоже решили выйти наверх – подышать и посмотреть на ночной пролив.

КИПовец чуть поотстал в коридоре. Корабль снова резко изменил курс, теперь уже вправо.

– Ео-о мое, иди сюда быстрее! Глянь, что творится! – заторопил комдив-два.

Корабль входил в море огней. Впереди, слева и справа аж за горизонт уходили яркие пятна прожекторов. Множество миниатюрных японских шхун, не теряя напрасно время, чего-то сосредоточенно ловили, осветив воду. Зрелище было потрясающее. По правилам МПСС наш «мастодонт» должен был обходить рыбаков, и он, как пьянчужка на церковной площади среди молчаливых богомолок в Великий Пост, стыдливо рыская и покачиваясь, побрел к выходу из пролива.

– Жируют на нашей кровушке, – сказал комдив-два недобро.

– Знаешь... сдается мне, что вся эта наша враждебность какая-то... искусственная, что ли. Будто нас держат и натравливают, чтобы еще одного Перл-Харбора не было. Японцы все ж поумнели после Цусимы – в сорок первом бросились на американцев, а не на нас... А вот мы не удержались и кинулись добивать их, и себе прихватили японского...

– Ну, это ты зря! Что ж теперь, обратно отдавать? А кто наши транспорта втихаря топил в нарушение нейтралитета? Скажешь, не топили? Родственнички-подводнички... А «Л-16»?

– Ну, топили... – махнул рукой. – Слушай историю. Забирал контейнер на морвокзале, было у меня ноль-пять на всякий случай. Подхожу к какому-то приличному деду-работяге, прошу помочь контейнер найти. Пузырь показываю. Нашли махом, а потом – к нему в каптерку, где и приговорили. Потом пивком шлифанулись. Так вот он мне и рассказал, о чем Пикуль умолчал, хотя не мог не знать.

– Про что?

– А про американские пароходы под разгрузкой, про «студебеккеры» с тушенкой... С сорок третьего года половину ленд-лиза через Камчатку везли, американскими конвоями. Потом грузили на наши – и во Владивосток. А вот уже оттуда поездами на фронт. Говорит, будто америкосы и отстроили Петропавловск...