Я протяжно вздохнул. Через секунду на меня смотрело курносое лицо с большими карими глазами, маленьким ртом и озорной рыжей челкой на лбу.

— Сейчас вас доктор посмотрит. — Она, как снежная буря, метнулась вон из палаты.

Мой лечащий врач оказался молодым человеком спортивного телосложения, в очках с золотой оправой и бородкой. Он пощупал мой пульс, измерил давление, затем внимательно рассмотрел зрачки, задал несколько вопросов, что-то записал в тетрадку. Теперь наступила моя очередь задавать вопросы.

— Как мои дела, доктор?

— Кризис миновал, больной. Скоро начнете поправляться, — не отрываясь от своих записей, ответил доктор.

— Больной? — переспросил я.

Врач посмотрел на меня серыми умными глазами, которые через призму очков казались необычайно огромными.

— Больной, хоть это и не совсем верно. Но у нас гражданское лечебное учреждение. В военном госпитале вас назвали бы раненым, а у нас по старинке больным. Хотя таких больных мы принимаем каждый день. Ничего не поделаешь — с фейерверками идем к новой жизни. Впрочем, судя по количеству зарубцованных шрамов, вам не впервые попадать в подобные заведения.

Он закрыл свои записи и не прощаясь вышел из палаты…

Я лежал на левом боку, из такого положения видно окно. На стекле, наполовину замерзшем, хорошо были различимы серебристые узоры, которые вывел затейник мороз. Над узорами виднелось серое зимнее небо. Постепенно оно темнело, наливаясь фиолетовой чернотой. На душе было тоскливо.

Неожиданно в палате вспыхнул свет, больно ударив меня по глазам, из распахнутой двери на меня повеяло морозным воздухом и дорогими французскими духами.

— Ожил, подлец, — услышал я знакомый женский голос. Когда глаза привыкли к свету, я разглядел у дверей двоих и белых медицинских халатах, накинутых поверх одежды. Слева стояла Натаха в дорогом темно-коричневом шерстяном костюме и черном свитере. Рядом с ней улыбался Андрей Акулов, он был в ядовито-зеленой форме.

— Я же говорил, что Каскадер выходил из передряг и покруче. Тут банальная перестрелка. А ты, Натаха, слезы льешь. — Андрей сел напротив меня на табуретку. — Ну, здорово, брат.

Я почему-то ответить не смог, горло сжал нервный спазм. Наталья обошла мою кровать с другой стороны, остановилась возле тумбочки, стала выкладывать из своей сумки кулек с фруктами, большую бутылку с соком. Потом, присев на краешек кровати, взяла в свои ладони мою здоровую руку, прижала ее к губам.

— Сволочь ты, Глеб, — вытирая слезы, проговорила моя секретарша, — из-за тебя таких жирных клиентов пришлось и другие агентства передать. Они, козлы, еще смеются, говорят: «Спасибо, Наташа, за работу, мать-кормилица». Все из-за тебя.

Черт возьми, можно подумать, это я у нее работаю, а не наоборот. Повернув голову к Андрею, я тихо спросил:

— Что было?

— Было как в кино, Глеб, — улыбнулся Акулов. — Мы с Вадимом Григорьевичем, как два муфлона, отмахали несколько километров через лесополосу по кустам и ямам. Затем перемахнули через вал на трассу. Видок у нас был еще тот, но ничего. Почти сразу мы остановили какой-то «Мерседес». На мое удостоверение водитель плевать хотел, но, когда я сунул ему в нос ствол трофейного «нагана», все изменилось. Тут же согласился отвезти нас в Москву. Мы проехали мимо того места, где на валу залегли хрохминские головорезы. Ох, как я тогда пожалел, что нет у меня автомата. Положил бы их всех, тварей, а с «наганом» и «макаром» против «калашей» глупо, в момент бы посекли как капусту. Через двадцать минут на Кольцевой натыкаемся на пост ГАИ. Заставляю водителя остановиться, бегу к ментам. Тыкаю свою «ксиву» и говорю: вооруженное нападение, десяток боевиков напали на предпринимателя. Менты, должен заметить, попались ребята аховые, передали по рации, а сами в свою «Ладу» и айда. Пришлось нам гнать обратно. Когда мы туда приехали, все было кончено, возле трассы валялись два простреленных колеса и несколько десятков автоматных гильз, множество следов от обуви, большая лужа еще горячей поды. С противоположной стороны вала стоял расстрелянный «Шевроле», а в сотне метров на пахоте лежало твое изрешеченное тело.

Нужно отдать должное столичным ментам, подкрепление прибыло через десять минут в виде трех маневренных групп ОМОНа, вслед за ними прилетел медицинский вертолет спасателей. Картунов хотел тебя отправить в Кремлевскую больницу. Ты ведь помнишь, Глеб, как он всю дорогу щебетал, что у него в Москве все схвачено. В чем впоследствии я смог убедиться. Но старлей из ОМОНа посоветовал отправить тебя в Склифосовского, дескать, в Кремлевке лечить умеют застарелые геморрои, а в Склифе огнестрелки каждый день, там знают, как лечить таких. Короче, отправили тебя на вертолете, но медицинское обслуживание взял на себя Картунов. В обществе настоящих ментов этот человек сразу же преобразился, в мгновение ока стал хозяином жизни И главное, менты это сразу почувствовали, принялись лебезить перед ним. Объявили перехват, «мы сейчас вас соединим с городским телефоном… если хотите, к вашему человеку приставим охрану». А он знай себе командует…

— Ну а что дал перехват, задержали кого-то? — перебил я Андрюхин треп.

— Шиш, — ответил Акулов. — Странно даже, у них на ходу был только один «Паджеро», у второго ты радиатор раздолбал, лужа большая осталась. Только на буксире и тянуть эту таратайку. А ничего не нашли… Либо у них был заранее приготовлен трейлер, загрузились и ушли на родной Урал. Либо заползли в ближайшую деревеньку отсидеться и устран нить поломки, но это вряд ли. Там хорошо прошерстили окрестности, если бы кто-то чужой был, местные обязательно заложили бы. Тем более что Вадим Григорьевич пообещал премию в тысячу баксов за сведения о нападавших. И ничего, как в воду канули.

— Ну а как наш клиент? — спросил я, интересуясь судьбой бывшего заместителя местной администрации маленького уральского городка.

— Он хорошо, как говорят янки — на миллион долларов, Хотя на самом деле намного больше. Оборот его банка зашкаливает за сто миллионов, так что ему неплохо.

— Какого банка? — не понял я.

— «Самоцвет-инвест», который имеет филиалы в десяти крупнейших городах Урала и Восточной Сибири, а в Москве у них главный офис. И Вадим Григорьевич Картунов имеет честь его возглавлять в качестве генерального директора.

— То есть как возглавлять? Ведь законом запрещено совмещать государственную службу и коммерческую деятельность.

— Ну, законы для того и пишутся, дружище, чтобы их обходить. Можно подумать, ты с луны сюда свалился. Тем более коммерческая работа в Москве, а служба где? У черта на куличках, в какой-то дыре, в Тьмутаракани. И в качестве кого? Заместителя старого маразматика. Это вроде как и не считается.

— Что-то ты, Андрюха, больно распелся, — возмутился я, — сплошные дифирамбы Картунову. С чего бы это?

— Тебе тоже не мешало бы проявить уважение к Вадиму Григорьевичу. Он, между прочим, бабками зарядил полбольницы, чтобы тебе отдельная палата, операция, послеоперационный уход. Все, кто имеет к тебе отношение, богу молятся на такого пациента. Один ты недоволен, законник чертов. А что касается меня, так и мне на Картунова грех жаловаться. Кроме обещанного гонорара, он еще оставил мне «Шевроле». Правда, без стекол и обшивка как решето, но зато мотор в норме да салон почти без повреждений. Вот сдам в автосервис. Пусть восстановят, ведь сам знаешь, зверь машина.

После такой тирады мне даже как-то совестно стало: человек для меня постарался, а я такая неблагодарная свинья. Чтобы загладить свою вину, спросил:

— Ну а как разрешился вопрос с хребтовской диктатурой милиции?

— У-у, — от восторга Акулов чуть не завыл, — на следующий день Вадим Григорьевич прямиком к министру МВД. Как он говорил, в Москве для него все двери открыты. Ну, значит, у министра он и заявляет: так и так, примите меры, а не то обращусь в ФСБ. Министр мужик путевый, недаром сам объявил операцию «чистые руки», говорит Картунову: «Не надо ФСБ, без них обойдемся». И в тот же день специальным рейсом в Екатеринбург отправилась особая комиссия, на четверть состоящая из следователей Генпрокуратуры, на четверть из оперов «особой инспекции» — охотников за ссученными мусорами, остальные члены комиссии были бойцы доблестного московского СОБРа. В общем, в тот же день к вечеру сотрудники милиции и прокуратуры Хребта-Уральского отправились в каталажку, а их функции взяли на себя собровцы, которых впоследствии сменил сводный отряд милиции Свердловской области. Сейчас идет следствие, и виновные предстанут перед судом. Да здравствует наш российский суд, самый гуманный суд в мире, — со смехом закончил свое повествование Акулов.