— Давайте пройдёмся немного, — предложил горбун, беря меня под руку и увлекая прочь от дома.

— Я не пойду, — отказывалась я и даже попробовала освободиться.

— Десять минут роли не сыграют, — убеждал горбун. — Полицейские спали почти всю ночь, пусть поспят ещё.

— Всю ночь?

— Ну да. Сначала решили дежурить посменно и меняться через каждый час, но потом дружно захрапели. Не слышали?

Я покачала головой, не зная, пошутил ли он или сказал правду. Во всяком случае, его слова подтверждали, что ночью он был около дома и не решился влезть внутрь, боясь, что может разбудить их сам или, что я проснусь и закричу. Тогда его поймают на месте преступления, и его вина будет доказана.

— Мне надо вернуться, — повторила я, упираясь. — По-моему, пришёл Ларс.

— А может, не пришёл, — проговорил безжалостный горбун.

— Точно пришёл. Кажется, я видела его около дома.

— Точно или кажется? — спросил горбун, останавливаясь.

— Кажется, точно. Надо вернуться и проверить.

— Если он, и вправду, пришёл, а что он пришёл, вы знаете так же хорошо, как и я, то возникает вопрос: зачем он пришёл? Что ему понадобилось?

Я терпеть не могла жёсткое выражение, появляющееся на его лице, когда он говорил о Ларсе. Если уж мне суждено быть убитой, то я бы предпочла, чтобы горбун улыбался той самой мягкой улыбкой, которая так долго меня обманывала.

— Как вам не стыдно! — воскликнула я. — Ведь вчера он потерял жену!

Мне удалось вырвать у него свою руку, но тотчас же она опять оказалась в капкане. Похоже, он отпустил её лишь для того, чтобы удобнее схватить.

— Почему же вы от него убежали? — спросил он. — Уверен, что, если бы не полицейские, вы бы домой не вернулись.

— Отпустите меня, — решительно потребовала я. — Что вам нужно?

Напрасно я дала волю раздражению. Мне почудилось, что в глазах его промелькнуло какое-то чувство, скорее всего это была ответная вспышка раздражения или даже ненависти.

— Мне нужно с вами поговорить, милая барышня. Не так уж часто можно застать вас одну.

Он неторопливо повёл меня прочь, и мне не оставалось ничего другого, как идти за ним. У меня дрожали ноги и очень хотелось закричать, позвать на помощь, но мешали стыд и боязнь, что меня не поймут.

Сама не знаю, как я оказалась в машине. Горбун занял место водителя и проехал несколько улиц и переулков, прежде чем заговорить.

— Наконец-то нам никто не помешает, — сказал он.

Внезапно во мне пробудился протест против моей жалкой роли жертвы. Если уж погибать, то не пресмыкаясь и не умоляя о пощаде, а гордо глядя убийце в глаза.

— В чём? — спросила я, сама удивляясь откуда-то взявшемуся спокойствию.

— Мне надо с вами поговорить.

— Говорите.

Горбун помолчал.

— Вы почти не спали ночью, — сказал он. — Читали?

— Поверните, пожалуйста, к дому, — попросила я.

Дружинин словно и не слышал.

— Надеюсь, вы читали повесть господина Якобсена? Или я напрасно её переводил?

— Можно подумать, что вы переводили её специально для меня.

— Специально для вас, — подтвердил Дружинин, чуть усмехнувшись. — Вы читали её?

Сейчас опять начнутся издевательские предложения обмена его повести на мою.

— Нет, не её.

— Жаль, — с досадой сказал горбун. — Никак мне не удаётся заставить вас учить английский. Даже таким изощрённым способом.

— Зачем мне учить английский? Чтобы поступить на совместное предприятие, которое через год прогорит?

— Вдруг вы захотите поехать в Англию? — спросил горбун.

— Может, мне заодно выучить итальянский, испанский, немецкий и французский? Буду разъезжать по всему миру.

Дружинин не улыбнулся, а наоборот, чуть ли не нахмурился.

— Я говорил только про английский язык и про Англию, — сказал он.

— А жаль. Неплохо было бы съездить на Фату-Хива.

— Вы, и правда, туда хотите или шутите? — заинтересовался горбун.

— Тур Хейердал очень интересно написал об этом острове.

Он засмеялся, как всегда не вовремя и не к месту. А может, это у меня не было повода веселиться.

— Я должен был догадаться, откуда у вас желание посетить Полинезийский архипелаг, — сказал он.

Дальне говорил преимущественно он, причём показал удивительную осведомлённость не только в путешествиях норвежского учёного, но и в путешествиях других наших современников. И память у него была превосходная. Он не отвлёк меня настолько, чтобы я забыла о том, что на машине меня везёт убийца, но всё-таки я слушала с удивительным в моём положении интересом.

— Но мы отвлеклись от темы, — прервал себя Дружинин. — Вы уже пытались читать мой перевод?

— Нет.

— А когда собираетесь попытаться?

Мне была противна игра, которую он с наслаждением вёл.

— Когда для этого появится возможность, — ответила я, имея в виду возврат тетради.

— Ну, раз вы не читали повесть господина Якобсена, значит, вы писали свою, — говорил горбун.

— Нет.

Я чувствовала себя очень неловко, неприятно, мучительно.

— Чем же вы были заняты?

Мне хотелось говорить ему гадости.

— Клопами и тараканами, — отчётливо проговорила я.

На всякий случай, во избежание беды. Дружинин снизил и без того невысокую скорость.

— Очень уж редких животных вы выбрали, Жанна, — засомневался он. — Для нас это экзотика. За ними пришлось бы ехать в СНГ.

Он, конечно, думал, что ответил очень остроумно, и я посрамлена, однако сильно ошибался.

— Вот уж жалость так жалость! — соболезнующим тоном сказала я. — Не ожидала, что в Дании нельзя достать книг таких всемирно известных писателей, как Маяковский и Чуковский.

Горбун свернул на обочину и затормозил.

— С вами опасно иметь дело, — отметил он, перестав смеяться. — Попадёшь в неловкое положение.

— И в аварию, — добавила я.

Мой убийца был неординарный человеком, потому что ему доставляло удовольствие шутить и смеяться со своей жертвой, вести интеллектуальные беседы, занимать её интересными рассказами, прежде чем завезти в пустынное место и прикончить. Но и жертва, смею надеяться, ему попалась не совсем обычная, потому что она поддерживала разговор и не ползала перед ним на коленях. Во мне оказалось столько гордости, что она заглушила даже ужас.

Вдруг горбун перестал смеяться, от его безмятежности не осталось и следа, он нажал на газ и быстро отъехал. Я огляделась и заметила, что из-за угла показалась какая-то машина. Мой похититель успел углядеть её вовремя и моментально исчез. Если по каким-то причинам он опасался этой машины, то вряд ли его обнаружили. Но что это была за машина? Моя жизнь должна была окончиться слишком скоро, чтобы стесняться задавать вопросы.

— Кто это?

Я не ожидала, что услышу ответ, но горбун равнодушно сказал:

— Господин Якобсен. Наверное, разыскивает вас.

— Почему же вы уехали? — спросила я.

— Не хочу, чтобы он вас разыскал. Но только не говорите мне, что ночью вы читали Маяковского.

— Тогда кого же? — хмуро спросила я, прикидывая, появится ли у меня возможность бежать.

— Сестёр Бронте или Джейн Остин, — ответил он.

Меня разозлило, что он так смело определяет круг моего чтения, тем более, что, окажись в библиотеке Иры эти книги, я бы, и правда, взяла какую-нибудь из них.

— Ошибаетесь, — сказала я.

— Совсем забыл спросить вас, Жанна, что за книгу вы купили перед тем, как вас чуть не сбила машина?

Мне можно было не припоминать, с каким удовольствием я рассматривала книгу. Но откуда мог знать об этом горбун? Не означало ли это, что я ошибалась, утверждая, что отскочила от машины, похожей на его машину, но другого оттенка? Он мог следить за мной, подкарауливая, когда я совершу какой-нибудь промах, ведь всем известна беспечность русских и их равнодушие к правилам дорожного движения, и в удобный момент выехать из-за угла с целью меня задавить. О, потом он сделает вид, что сходит с ума от отчаяния, но ведь он не знал, что человек будет переходить через улицу в неположенном месте! Вышло бы весьма правдоподобно. Однако реакция у меня оказалась неплохой, и его попытка не удалась. Оставалось уехать, чтобы не привлекать к себе внимания. Он прекрасно знал, что я не посмотрю на номер его машины, что в марках машин я не разбираюсь, а автомобилей вишнёвого цвета полно в любой части света. Оставалось удивляться, почему я так упорно отстаивала непричастность горбуна к этому делу?