– Люблю, – твердо ответила Ира.

– Тогда почему так боишься взять его с собой на новогоднюю вечеринку? Это раньше у нас гуляли без законных половин, но ведь уже второй год приветствуется появление на вечеринке вместе с супругами. А ты сказала Сереге, что наши вечеринки давно перестали быть закрытыми?

Ирина опешила. Стояла молча, опустив глаза долу. Нет, она ему ничего не сказала. Она даже не думала, что об этом нужно ему сказать, что его нужно взять с собой на корпоратив. Не то, что не хотела идти с ним. Хуже того – она об этом даже не думала…

– То-то, – подвела черту под вопросами Ларочка. – А почему? Сказать или сама знаешь? Знаешь, конечно, только я все равно скажу, а то ты любишь прятаться от правды. Потому что ты его стесняешься. Разве нет? Ну как же ты, заместитель начальника, шишка на ровном месте, вся из себя такая молодая и красивая, выведешь в люди законного супруга: такого старого и малообразованного, с въевшейся грязью под ногтями. Все вокруг будут сверкать голливудскими улыбками и пахнуть Парижем, а твой законный – вонять машинным маслом. Все вокруг будут умные разговоры разговаривать, а твой Сереженька ни в чем, кроме железок, не разбирается. Ну возрази мне, скажи, что я не права и вообще не справедлива к твоему супругу. Ну скажи, что тебе совсем не стыдно за него, что ты гордишься его успехами в сфере исправления дефектов в тормозной системе автомобиля! Честно признайся, и я таки пойду работать.

Ирина промолчала. Да, все это правда, ей действительно было несколько неловко за супруга перед знакомыми, а тем более сослуживцами. Да, стыдно было за его грубые руки, за въевшуюся черноту машинного масла в кожу вокруг ногтей. Насчет того, что соляркой провонял, можно было поспорить, однако, хоть и принимал Сергей каждый день после работы душ, как ни старался истребить «рабочий» дух, а все одно, пусть едва заметный, но «флер железа» впился в его тело, казалось, насмерть. Ира не скупилась на дорогой парфюм для супруга, однако смесь «Парижа» с металлом давала отнюдь не лучший аромат, а потому Сергей нечасто пользовался туалетной водой. Вот дезодоранты и лосьоны после бритья употреблял с явным удовольствием, и Ирина обожала прижиматься к щеке мужа, когда, побрившись и воспользовавшись лосьоном, он выходил по утрам из ванной такой весь свежий и сияющий. Не скрывала своей любви дома, а вне его – действительно стеснялась. Да, она – очень видное лицо в их тресте, у нее завидное положение и очень неплохая (если немножко поскромничать) зарплата. И сама она такая молодая, такая интересная! На нее даже юноши заглядываются, что уж говорить о более зрелых мужчинах. А Сергей рядом с ней смотрится действительно не лучшим образом. Нет, он сам по себе мужчина довольно видный: крепкий, здоровый, вполне симпатичный мужик. Но ведь именно мужик! Она – утонченная дама, а он – мужик, простой мужик! Не украшал он собою Ирину, вот в чем дело. Был не достаточно хорошим фоном для нее…

Ирина вновь замолчала. Молчала и попутчица, не настаивая на продолжении исповеди, не торопя события. Исповедь хороша, когда человек сам стремится выплеснуть из себя эмоции, а под давлением извне – это уже совсем другая история, там бывает много придуманного. Или, по крайней мере, там будет не вся правда.

Самолет по-прежнему гудел ровно и надежно, не пугая пассажиров посторонними шумами и вибрациями. Облака уже почти не встречались, и теперь ничто не скрывало далеко внизу изумрудно-зеленый ковер леса, изредка исчерченный голубыми прожилками речушек. Солнце било в глаза слишком ярким светом, и Ира раздраженно прикрыла иллюминатор белой пластиковой шторой.

– Понимаете, я уже тогда предала его, уже тогда изменила. Я должна была послать Лариску подальше со всем ее философствованием, должна была угадать ее мысли, а я, как последняя дурочка, попалась на ее крючок. Она так упорно капала мне на мозги, что я вполне серьезно стала задумываться о том, что наши с Сергеем отношения себя изжили…

Тем временем в тресте появился новый служащий. Нельзя сказать, что новички в тресте случались редко, вовсе нет: как и везде, одни люди уходили, их вакансии занимали новые сотрудники. Иногда в связи с расширением деятельности фирмы создавались новые рабочие места. Так и появился у них Вадим Черкасов, на вновь созданную должность менеджера-маркетолога.

Его появление в управлении стало своего рода сенсацией. Еще бы, такого красавчика в кино-то нечасто увидишь, не то, что воочию. Несмотря на всю красоту, чувствовалась в Вадиме какая-то искусственность: и в самом деле, ну не бывает в жизни таких красавцев! Это только в дешевых любовных романах все герои (или, по крайней мере, самые главные действующие лица) обладают столь поразительной красотой, а жизнь обычно красоту неземную старается приземлить, прикрыть каким-нибудь, хоть малейшим, недостатком или физическим дефектом. В данном же случае Истинная Красота праздновала торжество победы над природой: Вадим был красив, как Апполон, Нарцисс и юный Филя Киркоров, взятые вместе, так сказать, «три в одном флаконе». Было в нем все, «как положено»: если уж рост – то под метр девяносто, если глаза – то непременно самые крупные и блестящие маслины, ресницы – естественно, невероятно длинные, пушистые, и, как у юной девственницы, кокетливо загнутые. Кожа – чистый атлас, волосы – как в рекламе французского шампуня, фигура – как у атлета. В общем, просто нереальный красавец.

Красота его от Ириных глаз не ускользнула, но именно по причине «чересчур» вызвала, скорее, неприятие. Остальные же сотрудницы буквально падали в обморок и аккуратненько укладывались штабелями. Ларочка Трегубович, естественно, оказалась у его ног первой. «Писалась» перед ним буквально кипятком, так, что казалось, пар заметен невооруженным глазом.

Давно уже перестав особенно заботиться о собственной внешности (внешность подруги порой значила для нее гораздо больше), с появлением в коллективе Черкасова Ларочка вновь начала экспериментировать над собою. Зачесывала свои шикарные волосы то направо, то налево, то назад – предмет вожделения не фиксировал на ней взгляд. Меняла юбки на брюки, брюки на платья, платья на костюмы – с тем же успехом. Смена цвета волос желаемого результата опять же не принесла, так же, как и эксперименты с цветом губной помады и лака для ногтей. Все Ларочкины ухищрения оставались напрасными, и она вдруг вспомнила давнишние слова Ирины о том, что слишком пушистые и объемные волосы делают ее тщедушную фигурку непропорциональной. Впервые в жизни послушалась совета подруги, но состригать свою гордость не решилась, зато заплела волосы в косу. С одной стороны, голова действительно перестала казаться столь огромной, зато теперь на первый план вылез хищный острый нос, да и уши оказались совсем не маленькими, о чем Ларочка даже не подозревала. Так что волосы опять пришлось распустить.

Проходили недели, летели месяцы, а Вадим по-прежнему не обращал на Ларочку ни малейшего внимания. На остальных страдающих сотрудниц, впрочем, тоже – за пять месяцев работы в новом коллективе, где совсем уж не было недостатка в женщинах, Вадим не запятнал себя хоть сколько-нибудь близкими отношениями с кем бы то ни было. При этом он не выглядел высокомерным или слишком переборчивым: со всеми офисными девицами общался ровно, одаривая каждую довольно приветливой, однако ничего не обещающей улыбкой. Со стороны даже казалось несколько странным, как столь молодой, интересный, неженатый мужчина, окруженный со всех сторон ко всему готовыми девушками разной степени молодости, умудряется длительное время не связывать себя ни с одной из них.

Постепенно кокетки разочаровались в Черкасове: быть того не может, чтобы ни на кого из них глаз не положил! Или умело скрывает, или… Как ни приглядывались, ни намека на скрытую влюбленность не обнаружили. Ага, значит, все-таки, «или». Так вот где собака порылась! То-то он так хорош, пожалуй, слишком красив для гетеросексуала!

И с еще большим усердием и воодушевлением неудовлетворенные самки стали выискивать в Черкасове признаки нетрадиционной сексуальной ориентации. И тут опять случился прокол: ни характерных для сексменьшинств ужимок, ни томных взглядов в сторону мужской половины сотрудников треста засечь не удалось. И тогда оскорбленные невниманием красавца дамочки решили: не мужик. А как иначе можно было объяснить, что ни с одной из них не захотелось Вадиму испытать кусочек любви и блаженства. Импотент, как пить дать – импотент!