— Дорогая, ты так не выглядишь! В том смысле, что готова лопнуть в любую минуту! — с негодованием запротестовал Морган, снова садясь и не спуская с нее глаз.
— Зато я чувствую себя именно так. Аларик, ты не представляешь…
— Помолчи минутку, любимая, — прошептал Морган, дотрагиваясь кончиками пальцев до ее губ и прислушиваясь к звуку шагов, взбегающих по лестнице, находящейся рядом с дверью. Как только в дверь постучали, он тут же взял халат.
— Ваша светлость! О, пожалуйста, Морган, открой немедленно!
Это был голос Дерри, возбужденный и полный эмоций, и Морган, вскочив с кровати, бросился к двери, на ходу надевая халат — еще до того, как стук прекратился.
— Иду, Дерри. Что случилось?
Он откинул защелку и раскрыл дверь, а потом замер на месте от удивления, увидев, что рядом с Дерри стоит Дункан, пропахший лошадиным потом.
Он выглядел так, словно весь мир прекратил существовать.
— Дункан?
— Келсон, — выдавил из себя Дункан. — И Дугал.
Произошел несчастный случай.
***
«Бог мой, что же я наделал?»
Конал, все еще не веря, прижал кулаки к вискам и смотрел на лежащее неподвижно тело отца. Какое-то время он был в шоке и сам не мог пошевельнуться, затем встал на колени рядом с трупом.
Принц не знал, что на него нашло. Он не собирался причинить Нигелю зло. Сила, атаковавшая его отца, поднялась без усилия и приглашения в ответ на панику. И он не мог контролировать эту силу.
Случившееся было подобно магическому удару, нанесенному Келсоном Кариесе во время той страшной схватки в соборе в день коронации Келсона. Конал хотел получить весь потенциал Халдейнов, и он приложил значительные усилия, чтобы приблизиться к цели, но он никогда не думал, что за это могущество придется заплатить такую цену.
Но каким-то чудом, которое Конал никак не мог объяснить, Нигель, совершенно неготовый к атаке сына, все еще оставался жив, несмотря на сильнейший удар. Его дыхание было слабым и прерывистым, кожа липкой от пота, и он не реагировал ни на какие попытки Конала поднять его, но на шее прощупывался слабый пульс. Во рту Нигеля была кровь: он прикусил язык, когда забился в конвульсиях, и Коналу пришлось закрыть невидящие глаза, потому что сами по себе они не хотели закрываться.
Но хотя пульс стал ровным через минуту или две, ничто другое в состоянии Нигеля не менялось. Конал с опаской попытался прощупать его мозг и обнаружил только туман, который бывает в голове у человека, пребывающего без сознания. В памяти блуждали тени обширной травмы, нанесенной телу и разуму, но даже Конал, зная, что искать, не обнаружил никакой подсказки на то, как все случилось или по чьей вине.
Собственное сердцебиение Конала стало успокаиваться, когда он понял: его, по крайней мере, не смогут ни в чем обвинить. Отстраненная, незнакомая часть его стала хладнокровно разрабатывать версию, при помощи которой он объяснит состояние отца, не беря никакой вины на себя. Кое-что из доводов и логических ходов был подсказано воспоминаниями мертвого Тирцеля Кларонского, как с испугом и удивлением обнаружил Конал.
Ему доводилось видеть людей в похожем состоянии и раньше — обычно более старшего возраста, чем Нигель, которому еще не исполнилось и сорока — но случалось, и более молодые оказывались в подобном положении. Врачи расходились во мнении, возлагать ли вину на мозг или сердце. В любом случае, последствия были очень похожи на те, которые Конал сейчас наблюдал у отца. Выздоровление, если вообще человек выздоравливал, проходило очень медленно и тяжело, и жертва могла несколько дней, недель и даже месяцев лежать без сознания, а потом долго оставаться парализованной и лишенной способности говорить, причем последнее могло длиться вечно.
Но в случае отца было одно исключение: Конал знал, что эта жертва не пойдет на выздоровление, пока кто-то не сможет повернуть вспять содеянное им.
Сам он не представлял, как повернуть процесс вспять, потому что, вообще, не мог объяснить, как привел отца в это состояние. А если кто-то Другой выяснит истинную причину состояния Нигеля, то в конце концов придет к выводу, что во всем виноват Конал.
Значит, он не должен допустить, чтобы кто-то узнал о его участии. Чувство вины усиливалось с каждым новым, ужасным поступком, совершенным им, но он не смел признаваться — особенно сейчас, когда корона была в пределах досягаемости.
Раз Келсон мертв, а Нигель на неопределенное время вышел из строя, значит, Конал становился самым могущественным человеком в Гвиннеде. Возможно, он фактически еще не являлся королем, потому что по праву королем считался Нигель, пока остается в живых, и Конал не хотел смерти отца. Но Конал, несомненно, являлся логическим выбором на пост регента — становясь королем во всем, кроме титула.
Мысль имела удивительное очарование — король Конал. И даже регент Конал звучало неплохо. Осталось только пережить грядущие пару часов, когда обнаружат отца, и не дать никому намека, что сын имел к его теперешнему состоянию какое-то отношение.
Он поблагодарил Бога за то, что Тирцель в свое время приложил немалые усилия, дабы установить в его сознании прочные защиты, так что даже никто из Дерини не сможет проникнуть в его разум. В ближайшее время единственным Дерини, с которым ему придется столкнуться, будет Арилан, но даже он более не внушал Коналу страх. Принцу потребовалось всего несколько секунд, чтобы запечатать свое новое чувство вины вместе с несколькими предыдущими там, где Арилан до них никогда не доберется.
Затем, сделав глубокий вдох, он бросился к двери, с силой распахнул ее и закричал, стоя на верху винтовой лестницы:
— Стража? Стража! Немедленно приведите врача!
У моего отца удар!
***
Морган, как парализованный, сидел рядом с очагом в спальне, Риченда прильнула к нему, молча сжимая его руку и глядя на мужа расширившимися испуганными глазами, когда они оба слушали, как Дункан еще раз повторял детали случившегося. Дерри взял табурет и расположился чуть поодаль, а Дункан занял резное кресло Моргана, отпивая маленькими глотками подогретое вино из кубка, которое принес паж. Но, казалось, он не чувствовал вкуса.
— Это все, что я знаю, Аларик. Пусть поможет мне Бог, я тоже не могу в это поверить, но это должно быть правдой. Я допросил всех свидетелей перед отъездом — и я имею в виду то, что говорю.
По-настоящему допросил. По крайней мере один видел своими глазами, как Келсон врезался в камень, когда упал в воду. Они говорят, что Дугал вроде бы плыл, когда его видели в последний раз, но их с Келсоном подхватил водопад. Черт, все, кто свалился в воду, попали в этот водопад. И если, по счастливой случайности, кому-то удалось пережить это, река уходит под землю, чуть дальше того места. Так что ты или разбиваешь голову о камни, или тебя засасывает вниз, и ты тонешь. Или и то, и другое.
— Но ты сказал: один человек выжил, — напомнила Риченда.
— Да, но только чудом, — ответил Дункан. — Молодой оруженосец Келсона, Долфин. Они оставили его в аббатстве святого Беренда — пока не выздоровеет, чтобы путешествовать, но на это потребуется несколько недель. Как говорит отец Лаел, парень может навсегда остаться калекой.
— Но другие тела они нашли, — заметил Морган.
Дункан кивнул.
— Одно. И пару мертвых лошадей. Но ни следа монаха-проводника, Келсона или Дугала.
Морган прикрыл глаза, нежно проводя рукой по щеке Риченды, потому что это его хоть немного успокаивало, но он не позволял ее разуму коснуться своего. Он должен оставаться отстраненным от случившегося. Если он сдастся и позволит себе признать, что Келсон мертв, то его подавит скорбь, и он не сможет никому помочь, пока она не пройдет. Судя по тому, что рассказал Дункан, Келсон вероятно на самом деле мертв, хотя, как было в случае с Брионом, Морган считал, что он бы почувствовал, если бы король умер. Но пока никто не обнаружил тело Келсона, Морган должен сохранять надежду и пронести ее через все, что он должен будет сделать, чтобы бразды правления Гвиннеда оставались в надежных руках.