Но затем, когда она стала бы думать, что все забыли о ее происхождении, что все стали считать ее обычной женщиной, а не чем-то вроде ведьмы, что-то обязательно ввергло бы ее в бездну мучений. Кто-то всегда напоминал ей, что она наполовину Дерини, и выворачивал всю правду так, что она становилась нечистой, безобразной. Почему люди так жестоки?
Люди! — подумала она и горько улыбнулась. Опять она говорит «мы» и «они». Так случается каждый раз после того, как ей напоминают, что она Дерини.
Да ведь нет ничего плохого в том, что она Дерини, несмотря на то, что церковь утверждает обратное. Как сказала Мери Элизабет, никто не ответственен за обстоятельства своего рождения. А кроме того, она же никогда не использовала свое могущество.
Да, почти никогда.
Она зябко ссутулилась, сложив руки на груди. Внезапно ей стало холодно под яркими лучами солнца. Все же она должна признать, что иногда пользовалась своими способностями, чтобы, когда возникала в этом необходимость, повысить остроту своих органов чувств. А однажды она установила мысленную связь с Кевином. Но это было давно. Они были юны и их страсть к чему-то запретному, необычному превышала страх перед наказанием, которое должно было последовать, если бы они были уличены.
Иногда они призывала птиц к себе на руки, но она и это делала только тогда, когда была полностью уверена, что ее никто не видит.
Что плохого в такой магии? Как они могут считать ее злом, грехом? Они просто завидуют, вот и все!
Она вдруг увидела человека, идущего навстречу ей по дорожке сада, и по ослепительно белым волосам и серому камзолу безошибочно узнала архитектора Риммеля. Когда они поравнялись, он отступил в сторону и низко поклонился.
— Моя леди, — пробормотал он, когда она проходила мимо.
Не останавливаясь, Бронвин дружески кивнула.
— Леди, могу я поговорить с вами? — спросил Риммель, идя за ней на расстоянии нескольких шагов. Он снова поклонился, когда она обернулась.
— Конечно, магистр Риммель. Почему же нет?
— Леди, нервно сказал Риммель. — Мне бы хотелось знать, как вам понравились планы перестройки дворца в Корни. У меня не было возможности спросить вас раньше, но я должен знать ваше мнение, ведь, может быть, придется что-нибудь изменить.
Бронвин улыбнулась.
— Спасибо, Риммель. Мне очень понравились ваши планы. Может, мы встретимся завтра, чтобы переговорить по этому вопросу. Менять я ничего не хочу, но я благодарна за ваше внимание.
— Вы очень милостивы, — прошептал Риммель, снова кланяясь. — Могу я вас сопровождать? Уже становится холодно. Сырость рано появляется в Кулди.
— Нет. Благодарю вас, — ответила Бронвин, покачивая головой и потирая руки, как будто ей стало холодно от одного упоминания от сырости. — Я собираюсь посетить гробницу моей матери и хочу быть одна.
— О, конечно, — понимающе кивнул Риммель. — Может быть, вы окажете мне честь и примете мой плащ в таком случае? Ведь в склепе очень холодно и сыро. Ваша одежда хороша для солнечной погоды, а там она будет вам плохой защитой.
— О, благодарю вас, — улыбнулась Бронвин, и Риммель мгновенно скинул с себя плащ и накинул ей на плечи. — Кто-нибудь из слуг вернет вам его сегодня вечером.
— Можно не торопиться, — сказал Риммель, отступая и кланяясь.
Бронвин, закутавшись в плащ Риммеля, пошла дальше, а он стоял и смотрел ей вслед преданными глазами. Затем он повернулся, пошел к замку, а, подойдя к ступеням, ведущим на террасу, вдруг увидел Кевина, который вышел из своих покоев и направился вниз по лестнице.
Кевин был чисто выбрит, его волосы — аккуратно уложены. Сопровождаемый звоном сверкающих шпор, он быстро спустился по лестнице, увидел Риммеля и приветствовал его на ходу.
— Риммель, я закончил с теми планами, которые ты мне оставил утром. Можешь зайти ко мне и забрать их. Ты великолепно сделал свою работу.
— Благодарю, милорд.
Кевин остановился.
— Риммель, ты случайно не видел леди Бронвин? Я нигде не могу ее найти.
— Вы найдете ее в гробнице матери, милорд, — ответил Риммель. — Я встретил ее несколько минут назад, и она сказала, что направляется туда. Я предложил ей свой плащ, так как там будет холодно. Надеюсь, что вы не рассердитесь?
— Разумеется нет! — дружески хлопая Риммеля по плечу сказал Кевин.
— Благодарю тебя! — И, махнув рукой в знак прощания, он двинулся дальше и вскоре скрылся за поворотом аллеи, а Риммель пошел в покои своего господина.
Он начал все серьезнее обдумывать свое положение. Надо было решать, что же ему делать. Об убийстве этого блестящего молодого человека не могло быть и речи: ведь Риммель не был убийцей. Но он был влюблен!
Этим утром Риммель провел несколько часов в разговорах с местными жителями. Он говорил им о своей любви, своих страданиях и своем безвыходном положении, но, конечно, не называя никаких имен. Эти люди, живущие в горах, на границе с Коннейтом и дикой Моарой, дали ему весьма любопытные советы относительно того, как завоевать любовь избранницы.
Риммель, например, с трудом мог поверить тому, что если он повесит на дверь Бронвин букет из колокольчиков и семь раз пропоет «Аве», то девушка ни в чем не сможет ему отказать. Он не мог поверить и в чудодейственное воздействие жабы, положенной в бокал с вином Кевину, которая, по заверениям местных знатоков, должна заставить Бронвин разлюбить.
Но кое-кто из местных жителей дал ему и дельный совет: если Риммель хочет завоевать любовь женщины, ему следует подняться в горы с мешком пищи и золотом. Там живет святая отшельница, старая вдова Бетака. Она много раз помогала молодым людям, находящимся в таком же печальном положении.
И Риммель решился попытаться упросить старуху помочь ему. Его нисколько не смущало то, что старуха наверняка использует колдовство, что плохо согласуется с церковными законами, которые он так почитал. Впрочем, его не смущало и то, что предмет его неразделенной любви — Дерини, и у ее брата Моргана очень натянутые отношения с церковью. Он решил, что старая вдова Бетака может спасти его — в противном случае ему не останется ничего, кроме как умереть. Может быть, старуха даст ему какой-нибудь амулет или любовный напиток, с помощью которого Риммель заставит Бронвин уйти от лорда Кевина и принять любовь простого архитектора.
Риммель вошел в комнату Кевина и осмотрелся в поисках своих чертежей. Эта комната мало отличалась от других покоев в замке, так как была предназначена для приема временных гостей. Но Риммель увидел и вещи, принадлежащие лично Кевину: складной стул, обитый пледом цвета Мак Лэйнов, коврик, роскошное шелковое покрывало с вышитым графским гербом. На той самой постели, на которой Кевин возляжет со своей обожаемой Бронвин! И это произойдет всего через три дня, если Риммель не совершит невозможного. Да, ему надо действовать быстро.
Он с отвращением отвернулся от постели и на столе у двери увидел свернутые в трубочку чертежи. Он взял их и приготовился выйти из комнаты, как вдруг обратил внимание на небольшую раскрытую шкатулку, где среди колец, цепочек и других драгоценностей заметил и маленький овальный медальон на золотой цепочке — вещь слишком хрупкую и нежную, чтобы принадлежать мужчине.
Не помня себя, Риммель осторожно взял медальон и открыл его.
Внутри был портрет Бронвин — самый красивый из всех ее портретов, что он видел — золотые волны волос спадали на ее прекрасные плечи, губы слегка приоткрыты, взгляд нежный и волнующий.
Не соображая, что он делает, Риммель быстро сунул медальон в карман и с чертежами под мышкой почти побежал к двери. Выскочив на улицу, он побежал в свою комнату, и те, кто мог видеть его в этот момент, должно быть решили, что он неожиданно получил громадное наследство.
Бронвин подняла голову от крышки саркофага и удрученно посмотрела на большой портрет своей матери.
Теперь она поняла, что подслушанный разговор взволновал ее больше, чем она предполагала. Но что ей делать, она не знала. Не могла же она запретить этим женщинам сплетничать. Она продолжала изучать изображение матери и думала, какой прекрасной была ее мать.
