– Ты уверена? Да, он причинил боль многим людям, но, быть может, в нем есть что-то, что позволит спасти еще больше людей. Тогда он не заслуживает смерти – по твоей собственной логике.

– Хаа? Да не может в этом засранце чего-то такого быть!

– Полагаю, здесь ты права; но как ты можешь быть абсолютно уверена?

– …Могу. Я с одного взгляда вижу, насколько он туп. Он просто не может спасти больше людей, чем он навредил.

– Но это с твоей стороны просто зазнайство! Ты не более особенная, чем любой другой, – тебе стало казаться, что ты особенная, просто потому что ты заполучила «Тень греха и возмездие». Всего-то навсего заполучила «шкатулку» – и уже опьянела от чувства власти, и тебе кажется, что твои приговоры всегда справедливы. Знаешь, как называется твое нынешнее состояние?

И я продолжаю:

– Оно называется «человек видит только себя».

– …

– И так легко предсказать, что будет дальше! Сперва ты будешь выбирать грешников, с уничтожением которых все будут более-менее соглашаться. Но это только вначале. Ты о себе настолько высокого мнения, что очень быстро сорвешься с резьбы. Постепенно ты начнешь выбирать людей, которые попадают, так сказать, в серую область. Ты будешь падать ниже и ниже; в конце концов ты начнешь превращать в «людей-собак» тех, кто всего-навсего путается у тебя под ногами. А может, уже поздно? Ты ведь и сейчас собираешься раздавить нас с Марией просто потому, что мы у тебя на пути.

Чем дольше я говорю, тем сильнее во мне растет раздражение.

Почему Ироха-сан и Дайя не понимают таких простых вещей, они же вроде как очень умные? Может, они не способны представить себе исход, который я сейчас обрисовал?

– То, что ты делаешь, – это ни разу не правосудие и не очищение мира; это убийство. И ты, и Дайя – вы оба свихнулись от чувства власти, которую вам дает «шкатулка», и сами теперь совершаете грехи. То, к чему вы стремитесь, – все те же массовые убийства, которых и так полно в человеческой истории. Вы не устраиваете революцию – вы просто делаете еще одну громадную, непростительную ошибку.

Я шагаю к молчащей Ирохе-сан.

– Поэтому я остановлю вас.

Я встаю так, чтобы нож был совсем рядом.

– …

Кажется, мои слова Ироху-сан несколько смутили.

То, что я сказал, – чистая правда, и она должна это осознавать.

Но все же она отвечает:

– …Почему ты делаешь такое лицо?

– …Лицо?

– Ну да, твое лицо! Ты своими словами борешься со мной, пытаешься загнать меня в угол, – с горечью в голосе произносит она, – но почему ты при этом так ласково улыбаешься?

Я на автомате тянусь руками к лицу.

– Ты не должен был бы так улыбаться. Более того – нормальный человек не мог бы сказать то, что ты сейчас сказал.

– …Я не сказал ничего странного и глупого!

– Да, не сказал. Но   н о р м а л ь н ы й   ч е л о в е к   н е   с п о с о б е н   с у д и т ь   т а к   о б ъ е к т и в н о   в   т а к о й   с и т у а ц и и.   Е с л и   д е в у ш к у,   к о т о р у ю   т ы   л ю б и ш ь,   п о х и т и л и,   в   н о р м е   т ы   в ы х о д и ш ь   и з   с е б я   и   н е   м о ж е ш ь   с о б и р а т ь   т а к и е   с л о ж н ы е   л о г и ч е с к и е   к о н с т р у к ц и и.

– Ты хочешь сказать, что мне следует быть более эмоциональным?

– Я не говорю ни про эмоции, ни про рассудок. Твое поведение вообще на другом уровне. Нормальный человек так не может. Просто… не может…

На ее лице сейчас видно замешательство пополам со страхом.

– Откуда…

И с этим выражением лица она спрашивает:

–   О т к у д а   т ы   н а б л ю д а е ш ь   з а   м и р о м?

Совершенно без понятия, что она имеет в виду.

Но Дайя как-то раз сказал мне такую же загадочную фразу. Он сказал, что я парю, или типа того. Возможно, ее вопрос означает что-то подобное.

Аах… сдается мне, я и правда не вполне нормальный. Я продолжаю это отрицать, но, похоже, пора признать очевидное.

Если попытаться честно описать словами, что со мной, получится еще более непонятно, но я все-таки попробую:

В о   м н е   с л и ш к о м   м а л о   «с е б я».

– …Достаточно, Кадзуки-кун. Все это уже не имеет значения. Я не остановлюсь.

– Но ты же со мной согласилась?

– В твоих словах есть смысл. Думаю, мы действительно слегка зазнались, и мы несовершенны, и мы иногда совершаем ошибки. Но все это не повод останавливаться. Мы не должны сдаваться из-за таких мелочей. Мы не должны сдаваться реальности и принимать зло человечества как неизбежную данность. Мы не должны оставаться беззащитными. Я на это не соглашусь. Но спасибо за критику – я приму ее во внимание и буду думать, прежде чем убить кого-то!

– От того, что ты «будешь думать», твои поступки не станут правильными!

– Говори что хочешь, но я не считаю этот метод порочным по сути.

Ее глаза подернулись пеленой безумия, и она продолжила:

– И поэтому я не остановлюсь. И я не передумаю насчет Отонаси-сан.

Эх. Вот к чему все в итоге пришло.

Тихий вздох срывается у меня с губ.

– И что означает этот вздох? Ты наконец-то сдался? Мне удалось тебя сломать?

– Да, я сдаюсь!

Сдаюсь – прекращаю искать, как решить проблему, не убивая тебя.

Значит, так. Ни в коем случае нельзя, чтобы она поняла мои намерения. Если я не сделаю этомгновенно, толпа [рабов] меня скрутит. Я должен нанести удар без тени колебаний. Нельзя позволить ей ощутить мою ауру убийства.

Убить.

Я должен ударить ее в сердце, чтобы она умерла мгновенно, – но сделать это так же легко и непринужденно, как насвистываю знакомую мелодию.

– …Люди, которые заслуживают смерти, э?

Ироха-сан считает, что такие люди существуют.

В конце концов, мы ведь тоже люди – и это не то, что мы можем решать сами для себя. Даже я могу вспомнить нескольких человек, которых, на мой взгляд, следовало бы прикончить; но это неправильно. Это должно бытьнеправильно.

Если моя позиция неверна, то, что я собираюсь сделать сейчас, простительно. Но я не желаю этого. Я сам себя не прощу.

Я просто совершаю ту же ошибку, что и они.

Люди, которые, по моему мнению, заслуживают смерти.

С моей колокольни…

…каждый, кто причиняет боль Марии, заслуживает смерти.

П о э т о м у   я   в о н з а ю   н о ж   в   с е р д ц е   И р о х е - с а н.

Я не делал никаких лишних движений.

Я дождался, когда она чуть отведет взгляд, подобрал нож и, едва поднявшись на ноги, ударил. Клинок погрузился в ее тело.

Умри.

Такой мысли у меня в голове не было.

Не было даже намека на жажду убийства. Я всего лишь сделал то, что должно быть сделано. И все.

Ах, неужели –

Неужели какая-то сторона меня кажется другим ненормальной?

Если так, я должен любой ценой не дать Марии увидеть эту сторону. Вот именно, если она увидит, мы –

– Что… что ты делаешь, Кадзуки?

Мое сердце екает.

– А, ааах!..

Почему?

Почему она?..

Это обращение ко мне. Эта интонация. Этот голос.

Голос, который я так люблю, принадлежит –

– …Почему… почему ты… это делаешь, Кадзуки?

Девушка с бумажным пакетом на голове подходит ближе.

– Ээ, ах!..

…Как же я раньше не заметил? Как я мог ее не заметить, я ведь должен был ощутить ее присутствие, даже не видя лица? Все просто. Здесь темно, и я не разглядывал каждого члена этой банды с пакетами. Почему же я не подумал чуть-чуть больше, для чего Ироха-сан вызвала меня в такое темное место?

Почему же я не заметил то, что Ироха-сан хотела скрыть больше всего?

Стройная девушка снимает пакет с головы.

– Мария.

Это Мария.

Вне всяких сомнений, это Мария.

– Кадзуки, – говорит она мне дрожащим голосом.