– П-помочь? Ч-что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Попробуй воспользоваться головой. Если ты посочувствуешь им немножко, наверняка сам что-нибудь придумаешь. К примеру, как насчет заплатить им сто миллионов иен?

– Ст-то миллионов? Не-невозможно! У меня даже работы нет –

Услышав это оправдание, Ироха-сан, глазом не моргнувши, бьет его кулаком в лицо. И второй раз, и третий. Она избивает его совершенно бесстрастно.

…Ах.

Что бы этот человек ни говорил, прощен он не будет.

– Аа, угг, гха! Гхх!

У него из носа льет кровь.

Толпа с пакетами держит его, не издавая ни звука. Всем плевать на его раны. Ироха-сан продолжает как ни в чем не бывало.

– Ты сейчас просишь пощадить тебя, просто потому что тебе страшно, а не потому что ты весь такой раскаявшийся. Легко предсказать, что, стоит тебя отпустить, как ты тут же снова примешься за старое. Так что я закончу это дело сейчас!

Ироха-сан снова хлопает в ладоши.

– Мой [приказ]. Скажите честно, что вы считаете самым подходящим наказанием для него?

Толпа с пакетами на головах отвечает:

– Сдохни.

– Сдохни.

– Сдохни.

– Сдохни. – Сдохни, тварь. – Сдохни, преступник. – Сдохни в мучениях. – Сдохни, хер обвислый. – Сдохни, вонючка. – Сдохни, извращенец. – Сдохни, ты это заслужил. – Сдохни уже. – Сдохни прямо сейчас.

– Сдохни.

– Сдохни.

– Сдохни.

– Сдохни.

Они отвечают из-за [приказа].

Но я слышу искренность в их голосах.

Два десятка человек искренне желают ему смерти.

– Хааа… – Ироха-сан театрально вздыхает. – Единогласное решение: ты должен сдохнуть.

Она подносит нож ближе к нему.

– Не надо! Не надо! Не надо! Я ведь вамже ничего не сделал, ведь правда?! Это не ваше дело вообще! Кто вы такие, чтобы – ГААААА!

Ироха-сан выдернула у него клок волос, так что треск отразился от стен.

Один из людей с пакетами шепчет «сдохни» и ободряюще хлопает в ладоши. Кто-то еще подхватывает – тоже хлопает и говорит «сдохни». Это распространяется; вскоре все уже говорят хором «сдохни» и отбивают ладонями ритм ненависти, ритм казни. «Сдохни» – хлопок – «сдохни» – хлопок – «сдохни» – хлопок – «сдохни» – хлопок – «сдохни» – хлопок – сдохни-сдохни-сдохни-сдохни-сдохни-сдохни-сдохни-сдохни-сдохни-хлопок-хлопок-хлопок-хлопок-хлопок-хлопок-хлопок-хлопок-хлопок.

Бодрое ритмичное «сдохни» разносится по тоннелю.

Глядя на них, я не могу удержаться от мысли.

…Ах, верно. Он заслужил смерть.

Не в силах больше ныть, мужчина молча трясется от страха. Он обмочился.

– Плачь еще, свинья. Пожалей, что ты родился на свет, свинья. Страдай, свинья.

Ироха-сан подносит нож к его глазам.

– Твоя смерть послужит высшей формой катарсиса для твоих жертв.

Видя, что она вот-вот совершит непоправимую ошибку, я наконец прихожу в себя.

– Ироха-сан, сто-…

Однако меня хватают сразу трое и не дают что-либо сделать. Чья-то рука закрывает мне обзор. Я ничего не вижу.

– Ироха-сан! Нельзя!

Если ты это сделаешь, ты уже не сможешь вернуться.

Но –

– [Приказываю]. Когда мой нож прикоснется к тебе, снова стань собакой.

– УГЯААААААААААААН!

Я не смог ее остановить.

По тоннелю разнесся не человеческий крик, но собачий вой.

Те, кто меня держали, разжимают руки и отходят.

Первое, что я вижу, – голый мужчина весь в крови. Это ужасное зрелище, но все равно где-то в глубине души я ощущаю тошнотворное удовлетворение. Вой этого человека просто жалок; одна мысль, что он касается моих барабанных перепонок, вызывает отвращение. Меня охватывает какое-то извращенное наслаждение, когда я смотрю, как дергается его жирная туша.

Я не такой, как эти «люди-собаки». Я не такой отвратный, не такой тупой. Они получают то, чего заслуживают, потому что они «люди-собаки».

Некое облегчение. Некое чувство превосходства.

Я слишком хорошо понимаю, зачем Дайя создал феномен «людей-собак».

Если презрение к «людям-собакам» станет всеобщим, это будет ужасно. Их больше не будут считать людьми; на них будут смотреть пренебрежительно, будут думать, что они заслужили свое наказание. Их смерть будет восприниматься людьми как должное. Когда это мировоззрение охватит весь земной шар – наш мир охватит «шкатулка» Дайи, он «исказится».

Не могу этого допустить.

И поэтому я не сдаюсь – я пытаюсь подойти к дергающемуся человеку и как-то помочь ему.

– Стоять!

Но Ироха-сан меня останавливает.

– Я не позволю тебе ему помочь. Еще шаг – и я не гарантирую безопасность Марии Отонаси.

– Что?!

Ты смеешь пользоваться Марией как разменной монетой?!

– З-зачем тебе это? Почему ты так сильно хочешь его убить? Есть ли в этом хоть какой-то смысл?!

– Безусловно, в том, чтобы убить этого конкретного гада, смысла нет.

– Тогда почему?!

– Но с сегодняшнего дня мы будем повторять это снова и снова. Так мы построим новый мир.

Точно.

Это ведь и есть их цель. Дайя и Ироха-сан жаждут построить новый мир. То, что я только что видел, – люди, требующие казни безмозглого преступника и реально убивающие его, – и есть то, что принесет в мир «Тень греха и возмездие», только в миниатюре.

– Вот почему сейчас я не позволю тебе вмешаться. Если ты вмешаешься, ты и дальше будешь стоять у нас на пути. Ты станешь препятствием. Хочешь верь, хочешь нет – я знаю, что ты можешь стать чертовски большим препятствием. И поэтому я не позволю тебе сопротивляться нам!

Окружающая нас толпа с пакетами по-прежнему молча наблюдает.

Ироха-сан твердым шагом идет ко мне.

– Так. Думаю, пришло время взять быка за рога и сказать тебе, чего я от тебя хочу в обмен на возвращение Отонаси-сан.

Когда Ироха-сан подходит ко мне, ее лицо в свете фонаря приобретает какие-то демонические черты.

Она хватает меня за подбородок и притягивает меня к себе.

– Прекрати всякое сопротивление, немедленно.

Ее тускло освещенное лицо измазано красным.

Красная линия идет сверху вниз по щеке, словно Ироха-сан плачет кровавыми слезами. Зрачки, расширенные из-за недостатка света, впились в мои глаза и не желают отпускать.

– А чтобы показать, что ты это сделал, стисни зубы и смотри, как он умирает. Как будто ты маленький мальчик, который плачет, потому что мамочка не купила ему конфетку, – и она выпускает мой подбородок. Затем пытается рукой стереть с лица красную жидкость, но лишь размазывает ее.

Ах… я понял.

…Ироха-сан уже прошла точку невозврата.

Она не сможет вернуться к своей повседневной жизни, к жизни без «шкатулок». Ее глаза остры, как у хищника, и впиваются в меня, как ножи. На лице маска безумия.

Разум Ирохи-сан сейчас где-то далеко, не здесь. Если я помогу этому человеку, она может действительно причинить вред Марии. Настолько далека она сейчас от реальности.

Что она собирается сделать со мной? С учетом ее нынешнего состояния – вряд ли просто отпустит. Если она и правда в сговоре с Дайей, то вполне может воспользоваться этими ее [рабами], чтобы схватить меня и заставить отказаться от «Кинотеатра гибели желаний».

…Не позволю ей этого.

Но что мне делать с похищением Марии?

У меня нет ответа; да здесь и не может быть простого ответа. У меня нет иного выбора, кроме как ждать ее следующего хода.

Увидев, что я стою неподвижно, Ироха-сан достает мобильник с таким спокойным видом, как будто она в трансе. Прежде чем что-либо сделать, она объясняет:

– Знаешь, передавать [приказ] словами совершенно необязательно. По сути, я его произнесу вслух специально для тебя.

Она делает звонок – я еле слышу доносящийся из динамика мужской голос, но не могу разобрать, что он говорит.

Ироха-сан отвечает:

– Ага, изнасилуйте Марию Отонаси.

– Что?! – вырывается у меня.

Что? Что она сейчас сказала?

Торжествующе улыбаясь, Ироха-сан произносит: