Коттедж стоил пятьсот двадцать фунтов. Доля Ребекки от продажи материнского дома составила триста пятьдесят фунтов. В банке у нее оставалась значительная сумма, доставшаяся ей после продажи Милл-Хауса — в годы жизни на ферме она тратила совсем немного, а стол и кров получала бесплатно, — так что Ребекка спокойно могла приобрести коттедж. В следующие выходные сделка состоялась. После получения необходимых документов она забрала со склада вещи, отправленные туда из Милл-Хауса, и переехала в коттедж. Расставляя по комнатам кресла, столы и диваны, которые видела в последний раз, когда была еще замужем за Майло, Ребекка думала, что ей, похоже, никогда не освободиться от своего прошлого. Невозможно полностью избавиться от того, что ты пережил. Тем не менее, она обрадовалась своей качественной кухонной утвари и посуде, хорошим кастрюлям, фарфору и бокалам; еще один плюс: больше не надо было платить за хранение.
В погожие вечера из окна кухни она наблюдала за кроликами, резвящимися на лужайке. Время от времени с веток, сверкая голубым оперением, слетали шумные сойки. Почтальон и жители деревни по привычке называли ее коттедж кузницей, поэтому за ним так и закрепилось это название. Сначала Ребекка привела в порядок дом, а потом принялась за мастерскую. Она вытащила на улицу весь мусор и сожгла его, а наковальню оставила стоять посреди газона, где она — как показалось Ребекке — приобрела сходство с причудливой скульптурой. Под крышей свили гнезда птицы, там обитали и крысы. Она одолжила у фермера ружье и перестреляла крыс, потом объездила всю округу в поисках гофрированного железа, чтобы починить крышу. Строительных материалов не хватало — собственно, как и всего остального, в том числе продуктов, поэтому она вскопала огород и время от времени ходила собирать ягоды с живых изгородей. Плотнику Ребекка заказала рамы, чтобы остеклить дальнюю стену мастерской, еще один умелец соорудил для нее печь. Потом она заперлась в студии и принялась за работу.
Уволившись с флота, Льюис, вместе с тысячами других бывших военнослужащих, занялся поисками работы. Знакомый, владевший гаражом в Бристоле, предложил ему должность, но через три месяца, когда ограничения на бензин так и не были сняты, а для выпуска новых автомобилей не было нужных материалов, Льюис попросил расчет. Он объяснил это Фредди тем, что не хочет создавать видимость работы, не может и дальше просиживать штаны, пользуясь тем, что его приятель, человек достойный, решил ему помочь.
Они переехали обратно в Лондон. Начали выходить, немного развлекаться: побывали на крестинах у Ливингтонов, у которых недавно родился сын, получили приглашения к нескольким товарищам Льюиса по флотской службе. Фредди предложила устроить для них ответный ужин — они многим задолжали визиты, — однако Льюис обвел глазами крошечную меблированную квартирку, в которой они ютились, и ответил, что надо подождать, пока они не устроятся получше. Фредди собиралась было сказать, что их друзья не будут иметь ничего против разномастной посуды или необходимости потесниться за столом, однако тут заметила в глазах Льюиса то самое выражение и промолчала. Она хорошо знала этот его взгляд — смесь обиды, горечи и чувства вины.
Он нашел место торгового агента — ездил по стране, продавая поваренные книги. Ему это неплохо удавалось: Льюис был привлекателен и красноречив, так что домохозяйки, открывавшие ему дверь, сразу же подпадали под его очарование. Он говорил, что в последнее время в стране не хватало качественных поваренных книг: женщины, работавшие во вспомогательной службе или на заводах, теперь оказались дома, вот только они не представляли, как готовить для своих семей. Но время шло, и его энтузиазм постепенно начал таять. Долгие отлучки из дому, ночевки в унылых пансионах, плохая еда, скудная оплата и отсутствие привычного круга общения сильно угнетали Льюиса. Потом в компании появился новый управляющий. Льюис сам претендовал на эту должность, но хозяин назначил на нее своего знакомого. Тот ничего не смыслил в их делах, раздраженно жаловался Льюис, посылая агентов сегодня в Эксетер, а завтра в Гулль. В скором времени Льюис уволился.
Они перебрались в Саутгемптон. Однажды вечером в пабе Льюис познакомился с человеком по имени Барни Гослинг. Он тоже недавно уволился из армии; на его розовой лысине в беспорядке росли редкие клочки седых волос — словно пух у неоперившегося птенца. Он издавал журнал Мир рыбалки.Барни проникся симпатией к Льюису и предложил ему работу в журнале. Льюис должен был помогать в конторе, время от времени писать статьи и делать фотографии. Человека, отвечающего за продажи, в журнале не было, так что и эти обязанности Льюис взял на себя. Наконец-то ему досталась работа, которой он мог наслаждаться. Журнал не пользовался особенной популярностью, издавался тиражом всего несколько тысяч экземпляров, но Льюис был уверен, что дела скоро пойдут в гору. Он стал поговаривать о том, чтобы выкупить дом в Саутгемптоне. Барни ввел их в круг своих друзей — таких людей Тесса называла «рыбаки и охотники», — которые любили проводить время на природе, держали собак и лошадей. Фредди обратила внимание, что в их компании Льюис по-другому рассказывал о своем прошлом. Он часто упоминал о своих друзьях из Винчестера, но ни разу — о трех тетках. Он обязательно первым платил за напитки, всегда приходил в гости с подарком для хозяйки. Фредди нравилась его щедрость, однако она переживала из-за денег. Стоило ей поднять эту тему в разговоре, Льюис отмахивался от нее. «Все в порядке», — говорил он. Наконец-то их жизнь начинает налаживаться. Они снова встречаются с людьми.
Затем, через полгода после их переезда в Саутгемптон, Барни, который всегда любил выпить, напился до поросячьего визга и сообщил Льюису, что журнал не приносит ни пенни, а только тянет деньги, и что работы для него больше нет. Мужчины пожали друг другу руки и распрощались. Через две недели Льюис получил должность в страховой компании. Платили там в два раза меньше, чем у Барни; когда по выходным они ездили к морю, Фредди приходилось выслушивать страдальческие исповеди Льюиса, бродя по пляжу и оскальзываясь на гальке. Он говорил, что чувствует себя будто в ловушке. Ему никогда не привыкнуть целый день сидеть за столом. Работа ужасно скучная и однообразная, не требует ни внимания, ни физических сил, у него в голове постоянно крутятся разные мысли. «И не самые приятные, Фредди». — «Так брось ее, — сказала она, взяв его лицо в ладони и глядя мужу в глаза. — Займись чем-нибудь другим».
Однажды в газете им попалась статья: там говорилось, что многие военные, уволившиеся со службы, занялись преподаванием. Льюис не мог понять, почему эта мысль с самого начала не пришла ему в голову. Подготовительной школе в Лестершире требовался учитель математики и физики, Льюис откликнулся на объявление и получил назначение.
За последние годы, пока они колесили по стране в поисках лучшей доли, им приходилось жить в холодных неуютных пансионах, в меблированных комнатах с лимитом на электричество и темных сырых коттеджах, где электричества не было вовсе. Лестерская школа вместе с должностью предоставляла жилье. Пакуя вещи, Фредди ощущала прилив оптимизма. Возможно, судьба повернулась к ним лицом. Она представляла себе уютный маленький домик в зеленом пригороде. Льюису понравится преподавать, а энтузиазм, с которым он брался за любое дело, которое считал хотя бы немного стоящим, наверняка передастся его ученикам. Возможно, и для нее найдется какая-нибудь работа, на пару часов в день — помогать бухгалтеру или заведующей хозяйством. Потому что ей тоже оказалось сложно приспособиться к новой жизни: она с трудом сносила скуку и одиночество, пытаясь заполнять свои дни хлопотами по дому, от которых отвыкла за годы работы в конторах и на заводах, как отвыкла и от того, чтобы подолгу быть одной. Правда, любая ее попытка завести разговор о работе заканчивалась ссорой — Льюис был против, и холодный гнев мужа пугал ее, потому что — как в глубине души признавалась себе Фредди — показывал его с другой, незнакомой ей стороны. В те дни любые их разногласия быстро переходили в ссору. «Ты не будешь скучать, — убеждал он ее, — если родишь ребенка». Она отвечала, что еще не готова. «Когда?» — спрашивал он. «Скоро», — отвечала она. Не то чтобы Фредди не хотела ребенка, просто, памятуя о Тессе и Анджело, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что ребенку нужно — для начала — постоянное место жительства, в то время как они с Льюисом только и делали, что переезжали.
