Минуту она молчала, по-прежнему дрожа, а потом прошептала:
— Это правда — то, что вы сказали насчет собак?
— Что они не смогут взять след под дождем? Чистая правда.
Она пересела немного ближе к огню. Наконец Фредди почувствовала тепло и вытянула вперед руки, чтобы их отогреть. Она ужасно жалела, что позволила себе расплакаться.
— Простите, что устроила такой скандал, — прошептала она.
— Мне кажется, — ответил на это Джек, — что вы наименее скандальная девушка из всех, кого мне доводилось встречать.
Она крепко зажмурила глаза.
— Я просто не люблю… всякие приключения.
— Надо же! — смеясь, произнес он. — Значит, мы не подходим друг другу. Я, наоборот, их так и притягиваю.
У нее в памяти мелькали картинки их путешествий, эпических странствий с отцом через всю Европу, в вагонах третьего класса или на пароходах, изрыгающих черный дым.
— Когда я была маленькой, — сказала она, — мы часто переезжали с места на место. Отец мог разбудить нас утром и сказать, что мы уезжаем. Мы ездили на поездах, пароходах, даже на телеге, запряженной волами, — я хорошо запомнила ту телегу, — и мама всегда была ужасно усталая, а отец сердился, потому что все шло не так, как ему хотелось.
Фредди вздохнула.
— Мне не нравятся приключения. Они мне не нужны.
— Я понимаю, — в его голосе было раскаяние. — Мне очень жаль. Но все-таки в нашем путешествии было и кое-что приятное, правда?
— Приятное? — повторила она, повернув голову и глядя ему в лицо. — Если вы так представляете себе приятное путешествие, то ваши взгляды радикально расходятся с моими!
— Завтра все закончится, обещаю.
— Эта лодка…
— Все будет хорошо.
— Нет, не будет. — Она покачала головой. — Я знаю, что-то пойдет не так. Я хочу домой!
— Мисс Николсон…
— Фредди. Меня зовут Фредди. Фредерика.
— Фредди? Я почему-то думал, что вы Анна или Каролина, но Фредди даже лучше. Слушайте, Фредди. Дождь — это, конечно, неприятно, но он нам на руку. Если повезет, полицейские не смогут обнаружить машину. Все будет в порядке.
— Вы постоянно это говорите!
— Вы мне не верите?
— Ни единому слову!
— Вы голодны?
Она не помнила, когда ела в последний раз.
— Немного.
Он открыл ее чемодан и вытащил оттуда остатки хлеба, пару яблок и бутылку вина.
— Вот, съешьте, — сказал он, разломил хлеб пополам и протянул ей кусок. — Вам сразу станет теплее.
Джек откупорил вино.
— Похоже, вам все это нравится, — сказала она.
— Отчасти, — признал он. — Я не мог бы просиживать штаны в конторе. На второй день полез бы на стену.
— Как ваша нога?
— Немного побаливает. — Он приподнял брючину и пристально осмотрел повязку. — Я как-то был в Греции, захотел немного попрактиковаться в альпинизме, упал и сломал лодыжку. Пришлось прыгать на одной ноге до ближайшей деревни. Так что все могло быть и хуже.
— Ваша мать, должно быть, в отчаянии.
— О, думаю, она давно привыкла. Вот. Выпейте это. — Он протянул ей бутыль с вином.
Фредди сделала несколько глотков. Молодое красное вино согрело ее; одежда начала высыхать, и Фредди наконец-то перестала дрожать. Она доела хлеб и выпила еще вина, а потом легла на пол, глядя на языки пламени.
— Я не собираюсь спать, — сказала она. — Просто немного передохну.
Фредди закрыла глаза и тут же уснула.
Ночью она один раз просыпалась: Джек спал на полу у нее за спиной, тесно прижавшись, обнимая ее за плечи. Она тихонько полежала, прислушиваясь к его дыханию, ощущая тепло обхвативших ее рук. Ей вспомнился поцелуй на железнодорожном вокзале и те странные мгновения предыдущего утра, когда она почувствовала, что ее влечет к нему. Опасные мысли… Она подбросила еще полено в огонь, стараясь не разбудить Джека, а потом закрыла глаза и опять погрузилась в сон.
На следующий день они проснулись рано. Позавтракав остатками своих запасов, Джек и Фредди отправились в путь. Идти стало легче — перед ними расстилались пологие луга, а вдалеке виднелась ферма, во дворе которой гуси щипали травку и дети играли в мяч.
К полудню они дошли до пригорода; дома там стояли теснее, трава сменилась асфальтовой мостовой. Они добрались до кафе и зашли выпить по чашке кофе. В крошечном туалете Фредди посмотрела в осколок зеркала на свое растрепанное отражение и попыталась кое-как пригладить волосы.
Снова дома, улицы, магазины. В просвете между зданиями показалось серебристое небо. «Там, — махнул рукой Джек, — находится море». Фредди чувствовала запах соли, слышала крики чаек.
В баре Джек заказал два бренди и попросил воспользоваться телефоном. Последовал длинный разговор — Джек явно кого-то упрашивал на итальянском, — во время которого Фредди сидела за столиком, отпивая из своего стакана.
Джек уселся напротив нее.
— Она приедет на машине и заберет нас.
« Она, — подумала Фредди. — Значит, друг Джека Рэнсома — женщина».
Полчаса спустя Джек выглянул в окно.
— Вот и Габриэла. Идемте.
Они вышли на улицу. У тротуара стоял спортивный автомобиль. В окно выглянула молодая женщина с идеальным макияжем и шелковым шарфом в горошек на волосах.
— Джек, ты ужасно выглядишь.
— Благодарю за комплимент, Габи. Я его оценил.
Она смерила его ледяным взглядом, но все же подставила щеку для поцелуя.
Джек сказал:
— Габриэла д’Ауриция, это Фредди Николсон. Фредди, познакомься с Габриэлой.
— Я делаю это ради твоей знакомой, Джек, а не ради тебя, — резко бросила Габриэла. — Быстро залезайте в машину.
Фредди забралась на узкое заднее сиденье «лянчи». Джек уселся рядом с Габриэлой, и та завела мотор. Фредди дремала, периодически открывая глаза, потревоженная их беседой, которая велась на повышенных тонах, или резкими маневрами Габриэлы, которая гнала машину на огромной скорости, лихо входя в повороты.
Наконец они добрались до белой каменной виллы, окруженной садом, которая находилась на прибрежном шоссе. Они прошли по каменной лестнице, миновали просторные двери и вступили в мраморный холл. Служанка взяла у Фредди плащ, дворецкий — чемодан. Другая служанка проводила ее в элегантную, белую с золотом спальню и наполнила ванну. Фредди долго лежала в горячей воде, играя с ароматной пушистой пеной. Выбравшись из ванны, она насухо вытерлась и набросила халат, приготовленный для нее горничной. Ладонью она стерла с зеркала пар. Темные волосы прилипли к голове, кожа раскраснелась от тепла. «Красота трудно поддается определению, — думала Фредди, — почему на некоторые лица — такие, например, как у Тессы — хочется смотреть не отрываясь, снова и снова?» А ее собственное лицо — есть ли в нем эта притягательность, этот магнетизм?
Она вернулась в спальню. Черные брюки и шелковая блузка цвета мяты — очевидно, принадлежащие Габриэле, догадалась Фредди, — были разложены на кровати. Она надела их и спустилась вниз.
Ссора продолжалась; Фредди пошла на шум голосов.
— О, моя дорогая мисс Николсон, — сказала Габриэла, прервав поток обвинений и улыбнувшись ей. — Вы голодны? Думаю, да. Давайте-ка перекусим.
Они пообедали на террасе, которая выходила в живописный сад. Джек периодически пытался завязать беседу, но на каждую его реплику Габриэла отвечала саркастическими замечаниями. Потом служанка сообщила ей, что прибыл врач. Габриэла извинилась перед Фредди, и они с Джеком прошли в дом.
Вернувшись за стол, Габриэла недовольным тоном сказала:
— Джек — просто сумасшедший. Я ему сто раз это говорила. Его же могли убить. — Она налила Фредди еще вина. — Доктор зашьет ему рану, но ведь его самого не изменишь!
Фредди согласно кивнула в ответ.
Вторую половину дня Фредди провела в саду виллы. Контраст был настолько велик, что ей было трудно до конца его осмыслить: красота и покой великолепного сада после тревог и усталости предыдущих дней. За ужином Габриэла сказала, что нашла того, кто отвезет их во Францию завтра утром. В ту ночь Фредди спала в белой с золотом спальне, на мягких подушках, под шелковым пуховым одеялом, под мерный шум моря, доносившийся в приоткрытое окно.