— Рад, что тебе понравились. Это и в самом деле довольно редкий вид, они расцветают только в марте и цветут всего три дня.
О господи! О чем мы говорим? — пронеслось в голове у Линн. Это скорей напоминает лекцию по ботанике, а не встречу двух влюбленных!
— Извини, Линн, — услышала она вдруг. — Ты так устала и такая бледная, а я стою и плету невесть что, вместо того чтобы отвезти тебя домой. Машина у входа. Давай провожу тебя и сам получу багаж.
— Никакого багажа у меня нет, одна эта сумка. Через месяц предстоит еще одна поездка в Лондон, и я решила оставить все вещи у Джоан. Пойдем сразу к машине, не то я заставлю тебя заехать в первый же попавшийся по пути «Макдоналдс». Такой голодной я никогда еще не была. В Лондоне еда отвратительная, а я так соскучилась по настоящей американской пицце и...
Лицо Рича изменилось всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы Линн заставила себя замолчать.
Как, ну как я могла забыть, что Рич отчаянный противник фастфуда? Нет, он, конечно, прав, когда отвергает саму мысль о жареной картошке, сочных колбасках пепперони и пицце, но, с другой стороны, что может быть вкусней этой «неправильной» еды?
— Ну прости меня, Рич. Я прекрасно помню, что пицца ужасно вредная пища, но за прошедшую неделю я так устала от овсянки, что уж точно не смогу сегодня взять ее в рот.
— Но я и не думал возражать против пиццы, — невольно краснея оттого, что врет, произнес Рич. — Просто я уже заказал столик в «Джоуксе», а так как сегодня среда, то у них в меню одни лишь морепродукты.
— Прекрасно, — ослепительно улыбнулась Линн. — Морепродукты как раз то, что нужно. Сейчас поедем ко мне. Я приму душ и переоденусь, а затем — в «Джоукс». Ты лучший из всех, Рич. Я говорила тебе об этом?
— Нет, но я надеялся когда-нибудь услышать это от тебя, — улыбнувшись своей знаменитой улыбкой, ответил он.
Прошло три месяца.
Выключив верхний свет, Линн перевела компьютер в режим ожидания и, отойдя к огромному, занимающему почти всю стену окну, еще раз окинула внимательным взглядом свой заново оформленный дизайнером кабинет. Давая согласие на некоторые перемены, она и подумать не могла, что они будут столь глобальны.
Стекло, хром, стены из полупрозрачного пластика, неоновый свет — вся эта безликая атмосфера оказалась идеальным вариантом для поддержания рабочего настроя, но как же она не соответствует тому, что творится на душе! — слегка поморщившись, отметила про себя Линн. Странно только, что эти мысли раньше не приходили ей в голову. Но, быть может, все дело в том, что именно сегодня ей вновь попалась на глаза напечатанная в «Глобал» фотография, в левом нижнем углу которой стояла надпись: «Фотокор Джастин О'Райли»? Джастин! Почему?! Ну почему все произошло именно так, а не иначе? Почему мужчина, которого она любила больше жизни, оказался таким мерзавцем?! И как она, Линн, оказалась такой глупой, что позволила чувствам обмануть себя? Почему вновь желаемое приняла за действительное?
Вынырнув из омута воспоминаний, Линн вновь взяла в руки отложенный в сторону журнал. Он пришел с утренней почтой, и, едва увидев злополучную подпись, она почувствовала, как чувственные волны пробежали по телу, а задрожавшие в противной мелкой дрожи руки никак не могли перевернуть сверкающую глянцем страницу. В какой-то момент Линн вдруг показалось, что с фотографии ей улыбается не президент фармацевтической компании Дэвид Боуи, а сам Джастин. Смотрела и словно наяву видела четкий контур чувственных губ и темные, как ночное небо, глаза.
Мужчина не должен быть так красив! — подумала вдруг она. Красивый мужчина — это нечто неправильное, ошибка природы, за которую женщине приходится слишком дорого платить.
Воспоминания о том дне до сих пор были мучительны, и стоило только позволить им выйти на поверхность, как все внутри нее вновь начало скручиваться от невыносимой боли. Грустно улыбнувшись, Линн подумала, что со времен детства в ее душе набралось достаточное количество этих самых пружин и со всеми она научилась справляться. Одной больше, одной меньше — какая, собственно, разница?
Линн нажала на пульт управления. Раздалось чуть слышное жужжание, пластиковые половинки штор развернулись, и в ту же секунду взору открылась великолепная панорама вечернего Манхэттена. Зрелище было поистине восхитительным. Чуть прищурив глаза, она вглядывалась в яркие разноцветные блики, и воображение рисовало одну картину за другой. Огромное море огней казалось бесконечным. Переливаясь, они создавали особый, фантастический мир, мир, в котором все были счастливы. Закрыв глаза, Линн тихо покачивалась под звуки слышимой ей одной музыки, вспоминая то время, когда считала себя самой счастливой женщиной на свете. Как недавно и как давно это было!
Пространство и время словно сошлись в одной точке, и впервые с того страшного дня Линн перестала мучить жуткая боль в груди, которая появлялась, стоило ей только подумать о Джастине. Память, воспользовавшись данной ей передышкой, все глубже погружала Линн в прошлое, и, не в силах противиться, она позволила завлечь себя на запретную территорию.
Вот они с Джастином в Калифорнии. Он обучает ее серфингу, и сердце ее то и дело замирает от восторга, когда послушная его воле доска скользит по самому гребню волны. А вот они в гостях у друга Джастина на ранчо в Техасе. Вокруг так много белозубых, словно сошедших с экрана вестерна, ковбоев с мужественными, обветренными лицами. Ей льстят их восхищенные взгляды, но еще больше радует ревнивое желание Джастина оградить ее от ухаживания этих парней.
Господи! Ну почему все случилось именно так, а не иначе?! Почему мужчина, рядом с которым она чувствовала себя самой счастливой и самой желанной женщиной на земле, оказался таким мерзавцем?! И почему она сама, зная и помня об этом, все еще мечтает о силе и ласке его прикосновений? Почему рядом с ним она улетала к звездам, а рядом с Ричем всегда остается на земле?
Закрыв глаза, Линн почувствовала вдруг робкий, неясный отголосок былой страсти и, обрадовавшись старому знакомому, вновь вступила на опасную, давно уже чужую территорию. Магия любви вновь ожила в ней, и как наяву она ощутила на себе руки Джастина. Скользя по ее телу, они забирались в самые потаенные уголки, заставляя, сжав зубы, сдерживать готовый сорваться стон.
Открыв наконец глаза, Линн вновь увидела пред собой сверкающее море огней и невольно улыбнулась этим молчаливым свидетелям. Интересно, что бы они подумали, если бы вообще могли думать? Скорей всего сочли бы меня настоящей сумасшедшей, мечтающей о призраках прошлого, вместо того чтобы жить настоящим.
Она хотела вновь отругать себя за подобные «неправильные» мысли, но вдруг раздумала. В конце концов, это ее жизнь и ее мысли и только она сама вправе решать, когда и о чем ей думать.
Она бы и дальше предавалась ожившим воспоминаниям, но резкая трель телефонного звонка заставила ее вернуться в реальность. Рич, поняла она, даже не ответив еще на звонок, и, тут же запоздалое раскаяние вытеснило из ее головы все мысли о Джастине.
Как это нечестно по отношению к Ричу! — мысленно отругала себя она. Он самый лучший, и она не вправе сравнивать его с Джастином!
Вспомнив, как она познакомилась с Ричем, Линн невольно улыбнулась. Это произошло восемь месяцев назад на вечеринке у Сэнди Робертсон.
Странно, что он вообще подошел ко мне тогда. В те дни она готова была сказать резкость любому, кто посмел бы заговорить с ней. Рич заговорил, и она, непонятно почему, вдруг потянулась к этому симпатичному, улыбающемуся сдержанной улыбкой мужчине. Глаза незнакомца излучали удивительное тепло, и, почувствовав его, она сама невольно улыбнулась в ответ. В тот момент она вдруг забыла о Джастине и не вспоминала о нем целую неделю. Тогда это казалось настоящим чудом, ведь, как ни гнала она мысли о нем, они появлялись в ее голове вновь и вновь.
С того памятного для обоих дня они виделись почти каждый день, но даже под пыткой Линн не призналась бы в одолевающих ее порой сомнениях. Они выворачивали наизнанку душу, напоминая о том, как часто ей в последнее время хочется стереть с лица Рича улыбку, словно намертво приклеенную клеем. Иногда ей казалось, что он улыбается даже во сне, и порой, проснувшись, она пристально вглядывалась в спокойное, с правильными чертами лицо. Потом конечно же отчаянно ругала себя за подобные мысли и делала все, чтобы Рич не заметил ее внутренних метаний, но избавиться от неприятного ощущения не могла, как ни старалась.
