«Тоже, должно быть, дуется из-за игры», — подумал Максим. Внезапно его взяло зло. В конце концов, что это за друзья, с которыми все хорошо только то тех пор, пока им с тобой удобно? Он имеет право на собственные дела. На собственное время, на то, чтобы быть занятым. Дэз и Чарли могли бы чуть-чуть умерить собственный эгоизм. Не говоря уж о Тайни.
Макс вспомнил, с какой злобой орал на него Бэнкс в день приезда. А мог бы сказать «спасибо». Понятно, что ему трудно, что он всю жизнь терпит издевательства, но... При чем тут Громов? Почему он должен с пониманием относиться к враждебности Дэз? Почему он должен всегда понимать Чарли, у которого конфликт с отцом? Почему он должен спокойно и дружелюбно воспринимать крик Тайни, раз у того личностные проблемы?
Чем больше Макс об этом думал — тем сильнее злился. Доселе он не доставлял никаких неудобств ни Чарли, ни Дэз. Он всегда был готов поддержать компанию, выслушать, помочь с тасками... Ни разу за время их знакомства Макс не страдал депрессией вроде тех, что регулярно случались у Спаркла. Ни разу он не огрызнулся на Дэз только потому, что был в плохом настроении. И уж точно ему не пришло бы в голову орать на Тайни, если бы кто-то, скажем, вздумал издеваться над лотекским происхождением Громова.
— ...Обратите внимание, что основной ущерб нефтяным месторождениям ближневосточного региона нанесла союзная авиация своими бомбардировками...
Дергающийся и дрожащий голос учителя Войцеховского при этом оставался настолько нудным, что даже нейромодулятор не спасал. Историк Эдена напоминал классического маньяка-ученого из старинных комиксов. Сальные волосы торчат во все стороны, воспаленные глаза лихорадочно бегают, под глазами черные круги. Поговаривали, что Войцеховский геймер-маньяк. Он лично разработал несколько игр военной тематики и каждую свободную минуту проводит на Сетевых аренах. Громов отчаянно зевал. Силиконовые линзы-контакты на глазах ужасно мешали, потому глаза слезились. Еще их очень хотелось потереть, но из-за линз не получалось.
Когда урок закончился, голова у Громова болела как никогда прежде. Реконструкция сражения подводных лодок у норвежского шельфа его доконала. Все, что он понял из этого урока истории, — те остатки нефти и газа, из-за которых началась война, были сожжены в ходе этой войны и не достались никому.
— Таек, — Войцеховский решил, что двух часов нейролингвы недостаточно, и задал еще домашнее задание, — изучите греческий миф о Троянской войне. Обратите внимание на его начало... Мать-земля обратилась к Зевсу с просьбой сократить человеческий род, потому что ей тяжело выносить столько людей. Громовержец внял ее просьбе и начал длительную подготовку к войне. Единственной ее целью было сокращение человеческой популяции. Я хочу, чтобы вы рассмотрели итоги Нефтяной войны с этой точки зрения и написали краткое эссе. Однако помните, что ни одно утверждение не должно быть голословным. Тренды, графики, расчеты, таблицы — любые на ваше собственное усмотрение. Главное, они должны быть точными и убедительными.
Руку поднял Чарли.
— Слушаю, ученик Спаркл, — повернулся к нему Войцеховский.
— Если я правильно понял, — медленно произнес Чарли, — вы хотите, чтобы мы доказали, будто два миллиарда погибших в ходе Нефтяной войны — это хорошо?
Учитель издал нервный смешок, обнажив желтые, торчащие в разные стороны зубы, и закивал всей верхней частью тела.
— Да, ученик Спаркл, я хочу именно этого. Я хочу, чтобы вы подумали, как плачевны были бы наши дела сейчас, останься те два миллиарда в живых. Я абсолютно убежден, что если бы не войны — мы бы все уже скатились в Средние века и каннибализм стал обычной практикой. Вам необязательно с этим соглашаться. Попытайтесь доказать, что я не прав, — тут Войцеховский снова издал нервный смешок, — это будет интересно. До сих пор еще никому не удавалось.
У Громова случился приступ гадливости. То, о чем говорил Войцеховский, звучало мерзко. Словно учитель не слова произносил, а слизь разбрызгивал. Но что странно — ровно то же самое, почти такими же словами, говорил и доктор Синклер. Но из уст директора это звучало совсем по-другому — как суровая правда, с которой невозможно не согласиться.
«Классическая ошибка восприятия»...
Макс вспомнил лицо и голос доктора Синклера так ясно, что казалось, вот-вот услышит продолжение фразы.
Когда Войцеховский наконец отпустил учеников, Макс подошел к Чарли. Путь в другой корпус лежал через зеленый дворик с цитрусовыми деревьями — на их ветках мирно уживались лимоны, апельсины, грейпфруты и мандарины.
— Ты тоже злишься?
Спаркл не остановился, сердито бросив через плечо:
— Нет, Макс, я не злюсь. С чего мне злиться? Тебе с нами не слишком интересно — так почему я должен злиться?
— Стой, — Громов схватил Чарли за плечо и рывком остановил. — Давай поговорим. Чарли, меня достали эти вечные недомолвки! Дэз кричит на меня с утра пораньше! Ты говоришь, что мне с вами «неинтересно»! Вы могли бы сначала спросить меня — интересно мне или нет, а потом уже делать выводы!
Спаркл окинул Громова с ног до головы ледяным взглядом и убрал руку Макса со своего плеча. Максим был поражен, как в одну секунду Чарли, которого он знал уже несколько лет, стал похож на своего отца!
— Мне не пять лет, Макс, — холодно сказал он, — мне не требуется объяснение происходящего. Я в состоянии сам сделать вывод о том, что вижу и слышу.
Громов сделал шаг назад. Враждебность в нем взяла верх над желанием примириться.
— Что же такого ты видишь и слышишь, Чарльз Спаркл? — спросил он. — Скажи мне. Я надеюсь, мысль о том, что ты можешь ошибаться, допускается? Или ты решил следовать фамильной традиции — верить, что биллиардеры не ошибаются никогда?
— А ты решил вспомнить, что хамство — главное оружие потеков? — презрительно ответил Чарли.
Тут Громов на мгновение потерял над собой контроль.
— Если бы у твоего отца не было лишнего миллиарда, который он отвалил Эдену, тебя бы сейчас тут не было, а я был бы! Помни об этом, прежде чем рассуждать о лотеках! — крикнул он и только после этого заметил, что Спаркл смотрит куда-то мимо него.
Сзади раздались громкие одиночные хлопки.
— Браво, браво, — промурлыкала своим низким бархатным голосом Паола Дебрикассар. — Честно говоря, Спаркл, я подозревала, что с твоим поступлением не все чисто. Знакомые из Накатоми рассказывали, что ты там был в числе первых тупиц. Но миллиард! Боже, я даже представить себе не могла, что ты настолько идиот.
Чарли крепко сжал зубы, повернулся и пошел прочь.
Громов пришел в себя и понял, что натворил.
«Это был ты, Макс. Ты рассказал, что отец Чарли заплатил за его поступление...»
Дэз сказала ему это, когда он лежал в реабилитационной капсуле после фотонного шока... Это было в том странном сне, который он видел в самолете.
— Нет... — Максим сжал висок, в котором с дикой силой забилась мигрень.
— Чарли! — отчаянно крикнул Максим. — Чарли, я не хотел! Черт! Черт!
Макс в ярости опустился на скамейку и стукнул по ее поверхности кулаком. Паола села рядом. Она была одна. Похоже, ее прихвостни разбрелись по своим урокам, оставив королеву без свиты.
— Не стоит расстраиваться, — сказала она. Голос прозвучал неожиданно мягко и сердечно. — Если ты умнее и сильнее других, привыкай к мысли, что никогда не будешь иметь друзей. Только подхалимов да лизоблюдов. Мне это знакомо... Думаешь, я получаю удовольствие от общения с Крэгом и Винсом? Нет. Просто с ними все ясно. Так проще и честнее. Им так хочется попасть в общество. Они так надеются, что дружба со мной поможет им получить хорошую работу, они готовы сделать все, чтобы угодить. Я их презираю.
— Ах, извини, я не подумал, что у богатых тоже много проблем, — ответил Громов язвительно, но не враждебно. Паола его озадачила.
Дебрикассар посмотрела на носки своих роскошных кожаных туфель очевидно довоенного производства.
— Если отказаться от мысли, что ты сам не стоишь ровным счетом ничего, тогда проблем нет, — сказала она. — Дед сделал состояние во время войны. Все дрались за нефть и газ, оставив без внимания руду. Моя семья скупила за копейки большую часть выработанных карьеров. Никто не думал, что скоро наступит время, когда чистая первичная сталь будет дороже золота.
