Сначала Олег толкнулся было в высокие железные ворота. Черт, заперто. Он обогнул здание справа и отпер своим ключом неприметную дверь запасного входа. Но, когда оказался в просторном и гулком «производственном» помещении, в глаза ему сразу же бросилась новенькая красная «девятка» на смотровой яме. Вокруг суетились какие-то мрачного вида работяги, а чуть поодаль стоял со скучающим видом вальяжный мужчина средних лет кавказской наружности.

Странно — раньше Олег никогда их здесь не видел. Он пригляделся повнимательнее, и, когда понял, чем они занимаются, ему стало не по себе. Быстро и споро они меняли номера на автомобиле. Надо же, и Иван Палыч с ними!

Председатель кооператива Иван Павлович, добрый, улыбчивый, лысоватый дядька, на этот раз встретил Олега совсем не радостно. Вытирая руки ветошкой, он спросил:

— А ты чего пришел, Олежка? Выходной же сегодня!

— Да вот, решил поработать… — промямлил Олег. И зачем-то соврал: — Деньги очень нужны.

— Знаешь, Олежка, тут такое дело… В общем, шел бы ты отсюда. Видишь, дел невпроворот, не до тебя сейчас. В понедельник приходи, да, в понедельник!

Иван Палыч все говорил и говорил, избегая смотреть ему в глаза, и аккуратно подталкивал к выходу.

«А вот это я попал! — с тоской подумал Олег. — Ведь на эту самую „девятку“ сам же ставил сигнализацию в прошлом только месяце. Это у них тут целый преступный синдикат, а я-то, дурак, и не знал ничего».

— Эй, а это еще кто такой? — Кавказец решительно направился к ним. Каблуки его ботинок отбивали темп шагов по цементному полу, и вот тогда Олегу стало страшно по-настоящему. Ну прямо шаги командора.

— Да это так, ничего, — заюлил Иван Палыч, — ничего, Вагит Саидович. Парень подрабатывает здесь, день перепутал. С бодуна небось, перепил вчера. — Он как-то нервно, визгливо захихикал. — Иди домой, Олежка, там тебя, поди, молодая жена заждалась!

— Нет, постой. — Кавказец сверлил Олега пристальным и тяжелым взглядом. — Подрабатывает, говоришь? А не похож на работягу, не похож… Врешь ты все, старый лис.

Говорил он вроде бы спокойно, но в его хищном горбоносом лице, в голосе и глазах Олег увидел нечто, не предвещающее лично ему ничего хорошего.

— Так, Вагит Саидович, инженером парнишка трудятся! А здесь — так, временно, сигнализации паяет у нас. — Иван Палыч бормотал почти умоляюще, будто знал, что сейчас произойдет.

— Сигнализации, говоришь? — Кавказец вскинул бровь и продолжал так же спокойно, задумчиво даже: — Знаю я таких интеллигентов чистеньких. Папа, мама, жена молодая, сам инженером работает… Сдаст он нас, как стеклотару, помяни мое слово. А нам терять нечего.

Он подумал немного, окинул Олега цепким взглядом и сказал вполне мирно, сочувственно даже:

— Да, не вовремя ты пришел, парень. Не повезло тебе.

Последним, что Олег увидел в жизни, были острые носы его лакированных ботинок. Страшный удар по затылку чем-то тяжелым свалил его с ног, потом глаза заволокла темно-багровая нелена, и все погасло. Сквозь резкую боль и дурноту он услышал:

— Да не скули ты! Как что делать? Сам не знаешь? Зацементировать — и в яму. Век не найдут.

Короткой вспышкой в гаснущем сознании мелькнула мысль: «И это что — все? Ради этого ядушу продал? Несправедливо!» Потом исчезла и она, растворилась в темноте.

Он еще дернулся пару раз на холодном полу и затих.

В зимнем парке, среди запорошенных снегом старых деревьев, было удивительно тихо и почти торжественно. Оля медленно шла по дорожке, с наслаждением вдыхая чистый морозный воздух. Странно даже — парк-то в двух шагах от дома! А выбраться погулять все как-то времени не было… Она как будто впервые открыла глаза на мир и теперь никак не могла насмотреться досыта.

Вот пушистый снег беззвучно осыпался с ветки. Крупная белка в серой зимней шубке большими прыжками пересекла снежную целину и проворно вскарабкалась по корявому стволу старого дуба.

Оля застыла на месте, наблюдая как завороженная за проворным зверьком. А белка вроде бы и не боялась совсем — уселась возле дупла, умываясь лапкой, будто кошка, и с любопытством посверкивая на нее черными глазками-бусинками. Оля постояла еще немного и пошла дальше, чуть заметно улыбаясь. Надо же, плутовка какая!

Тишину раскололи странные звуки — топот и храп прямо у нее за спиной. Как будто что-то огромное, страшное догоняет ее и вот-вот догонит… От неожиданности Оля сначала не поняла, что это за звуки, испугалась, побежала зачем-то — и оглянуться не успела, как поскользнулась и оказалась в сугробе.

— О, простите меня! Пожалуйста, простите, я не хотел вас пугать!

Голос вроде бы вполне человеческий — приятный такой мужской голос с легким иностранным акцентом.

Оля поправила сбившуюся шапочку, откинула пряди волос, упавшие ей на лицо, посмотрела вверх — да так и обомлела.

Прямо перед ней гарцевал всадник на тонконогой белой лошади. Оля всегда думала, что такие красавцы встречаются только в дешевых дамских романах, которые она иногда почитывала украдкой, — брюнет с голубыми глазами, правильные черты лица, смоляные завитки выбиваются из-под жокейской шапочки, а улыбка… Друзья и ближние, что это была за улыбка! Нежная и дерзкая одновременно, мечтательная и чуть застенчивая…

«Ну, прямо принц на белом коне, — мелькнуло в голове, — все как заказывали». Но почему-то не радостной была эта мысль, а совсем наоборот — какой-то тоскливой и обреченной. Откуда только он взялся здесь?

Оля немного лукавила перед собой — в самом факте появления чудесного всадника ничего особенного, а тем более сверхъестественного не было. Она прекрасно знала, что неподалеку, в старинной, недавно отреставрированной барской усадьбе, есть развлечения на любой вкус — и конюшни в том числе. Чего только не придумают нувориши, желающие почувствовать себя Дворянами! А теперь вот можно хоть на тройке с бубенцами прокатиться, хоть верхом…

Только вот не похож был этот красавец ни на бандита ни на разбогатевшего торгаша, ни даже на менеджера крупной корпорации. Слишком уж легко и уверенно он сидел в седле и держал поводья. На вид ему было лет тридцать, может, даже чуть больше, но на лицо его еще не легла печать удрученности и озабоченности, которая так безошибочно метит всех, кому приходится каждый день вставать с постели, чтобы потом и кровью бороться за успех в этой жизни. В то же время — человек явно не бедный, верховая езда — дорогое удовольствие… Кто же он такой?

Оля думала — и не находила ответа. А всадник тем временем проворно спешился и подбежал к ней.

— С вами все в порядке? Вы не ушиблись?

Он протянул ей руку, помог подняться и отряхнуть снег с одежды. Заботливо так, прямо по-братски… Он вроде бы случайно провел ладонью по ее длинным распущенным волосам — и тут же смутился, убрал руку. Но когда встретились их глаза, в лице его что-то дрогнуло, и взгляд стал совсем другой — не победительный и дерзкий, а кроткий, восхищенный.

— Могу я спросить, как вас зовут?

— Ольга…

— О, какое красивое имя! — Он как будто обрадовался, что ее зовут так, а не иначе. — Ольга — это Helga. В переводе со старонорвежского ваше имя означает «чистая» или даже «святая». Позвольте представиться, — он коротко поклонился, — Олаф Скалнаримссон.

Потом они шли вместе, и лошадь он вел в поводу. За те полчаса, что понадобились, чтобы дойти до конюшни, Олаф успел рассказать о себе почти все. Он родился в маленькой скандинавской стране и был младшим сыном в семье одной из боковых ветвей королевского рода.

— Мой отец был двоюродным братом короля Гуннара.

— Так вы принц! — выдохнула Оля почти со страхом.

— Да, — он смущенно улыбнулся, будто уличенный в мелком проступке, — но мне вряд ли придется стать королем, и я очень рад этому.

— Почему?

— У нас конституционная монархия. Короли царствуют, но не правят. Они позируют фотографам, произносят речи в дни праздников и машут рукой с балкона королевской резиденции. Знаете, Ольга, это ведь очень утомительная работа — быть символом нации! Зато теперь я свободен.