Нам удавалось жить помимо денег, не забивать ими голову, мне и сейчас это удается, хотя и тогда, и сейчас их мало. Иногда на меня находит и я начинаю размышлять, как бы подработать: взять опекунство, например, ходить на дом к кому-нибудь вроде Старого Стервятника, но не хочу все свое свободное время тратить на поддержание растительной жизни. Знаю, что из этого выйдет. Денег по-прежнему будет не хватать, ведь я начала бы покупать немножко больше шмоток, чуть более дорогую еду, чаще ходить в парикмахерскую, начала бы откладывать, а может, купила бы что-нибудь в кредит. У меня не стало бы времени почитать, сходить хоть раз в месяц в театр или в кино, посидеть в кафе, поболтать с друзьями… Нет уж.

Дважды в неделю играю в лотерею, покупаю всегда один билет, предоставляю Господу Богу шанс. Если Господь окажется милостив, я еще поезжу по свету, исполню какую-нибудь свою мечту (или чужую), а если удача пройдет стороной, буду и дальше жить, как жила. Другие рвутся наверх, посвящают карьере всю жизнь, не оставляя себе даже минуты на поиски смысла этой жизни. К некоторым Господь благоволит, таким удается достичь успеха, но они редко замечают, что стоят на вершине, и с разбега мчатся дальше. Я не делаю карьеры, профессионально мне уже ничего не светит. Мечты о богатстве отнимают у меня лишь пару минут в неделю и обходятся в пару злотых. Особенно люблю миг перед проверкой билета — представляю себе, на что потрачу выигрыш, куда поеду, кого возьму с собой, кого еще осчастливлю. В эти несколько секунд я безумно богата и воображение доставляет мне столько удовольствия, что сомневаюсь, доставят ли столько же реальные деньги. Больно с ними много хлопот.

13 февраля

Обожаю сидеть в «Паузе». Утром здесь тихо, редкие посетители обычно что-нибудь пишут или читают, можно вытащить тетрадь, ручку, и никто не уставится на тебя с изумлением. Однако самое привлекательное в этом заведении — окна, выходящие на Флорианскую. Я могу сидеть здесь часами и пялиться на людей, подмечая то пошлость, то оригинальность, — подглядываю за жизнью на экране немого кино.

Напротив, вдоль тротуара, стоит косичная мафия. Горстка старых гуралек торгует овечьим сыром-косицей. В городе ни с того ни с сего взялись искоренять уличную торговлю, и поэтому жизнь гуралек — нескончаемая игра в полицейских и воров. Когда одна продает сыр, остальные настороженно озираются, высматривая белую машину стражей порядка. Стоит полиции нагрянуть, гуральки подхватывают корзины с косицами, деревянные ящики, на которые корзины ставятся, сумки с барахлом и бросаются врассыпную, хоронясь в ближайших подворотнях. Стражи порядка подъезжают медленно, тормозят перед какой-нибудь подворотней и выжидают минуты две. Скоро им это надоедает, и гуральки неуверенно возвращаются обратно. Игра в прятки тянется весь день, ритуал побега и возвращения повторяется раз десять, а то и чаще. Гуральки ведут себя точно гангстеры во времена сухого закона, точно торговцы валютой при коммунистах. В этом и заключается комизм ситуации. Мысль, что эти тетки в цветастых платках могут укрывать под слоем сыра пакетики с кокаином, ровно уложенные пачки долларов или готовый к бою автомат Калашникова, представляется весьма забавной.

Если бы некий вдумчивый биолог понаблюдал за этой игрой, то наверняка заметил бы сходство с поведением животных. Гуральки держатся группой, увеличивая тем самым шансы вовремя заприметить полицейскую машину. Когда она появляется, бабки разбегаются в мгновение ока, точно как стая птиц, вспугнутая непонятным шумом или шорохом, а возвращаются не сразу, боязливо озираясь, готовые в любую секунду снова броситься наутек. Когда собираются вместе, кудахчут, кивая головами, переминаются с ноги на ногу, топчутся на месте, то и дело отщипывая от баранок, спрятанных в карманах, или от собственных косиц. Не хватает лишь, чтобы они чистили друг другу перья.

28 февраля

Приветствую, добрый день. Мы вас заждались…

Какую книжку сегодня принесли? Последняя была интересная, но больно уж молодежная. А эта про что?

Женщина написала? Надо же. О Париже и парижском кафе. Слышишь, Марыся?

Мы Парижа не видели. Говорят, красивый город, но как-то не сложилось, при коммунистах нелегко было выехать, а сейчас уже и сил нет, и не на что…

Чаю? Как обычно? Не поможете ли мне, я такой неловкий, а чаю уж очень хочется. И поговорить.

Как ваша подружка поживает? Та проститутка? Что у нее новенького? Попугаиха рассказывала, что недавно она ходила с подбитым глазом.

Неправда?

Может, она перепутала или навыдумывала чего, мы же сами проверить не можем.

Ну, проститутка с фингалом — что тут удивительного. Они все испорченные, никакой морали, такая сама напрашивается…

Э, вы слишком добры, любого пожалеете, обласкаете, но девка есть девка. Правда, Марыся? Вы уж с ней смотрите в оба. Таким ни на грош нельзя доверять. Обокрадут или еще что.

Вот вы говорите, я преувеличиваю, но осторожность не помешает. Боюсь накаркать, но… Правда, Марыся?

Деточка, ты еще очень молода, жизни не знаешь, ветер в голове. А я тебе говорю, девке доверять нельзя.

Не спорь со мной, старших надо слушаться. Девке не доверяй. Евреям тоже. Еврей всегда тебя облапошит, не успеешь глазом моргнуть, как в одних, прости Господи, трусах останешься, если будешь такая доверчивая. Евреев, девок и всяких отщепенцев за километр обходи, деточка моя. У тебя доброе сердце, это я тебе говорю. Кто безнравственный, кто в костел не ходит, тот гнида. Глянь, что на свете творится, в этом самом Афганистане или у нас. Это все еврейская выгода. Они всюду лезут. Кто, деточка моя, правит Америкой, ну кто? Жиды. Тебе это каждый скажет, но шепотом. А Польшу кто разграбил, ну кто? Давно бы уже жили по-другому и таких бед бы не было, и ты, деточка моя, больше бы зарабатывала…

Сахар на столе есть, дорогуша? Если нет, возьми в буфете.

Кто пришел? Дверь хлопнула.

Почему молчишь, деточка моя? Есть там сахар или нет?

Ну что же ты, ответь, будь любезна.

Марыся, эта женщина ушла? Ты слыхала?

Похоже на то.

Представляешь? Ни «до свидания», ни «привет семье»…

А казалась такой вежливой.

Уж не украла ли чего, всякое бывает. С проституткой якшается, а вдруг они в сговоре.

Надо позвонить Каролю.

Чай пролил, какой же я неловкий. И тряпка куда-то подевалась. Только бы она ничего не украла, где мой бумажник, там пенсия целиком, и моя, и твоя. За что нас Господь наказывает? За какие грехи, ну скажи, Марыся, за какие грехи…

16 марта

Сегодня минул год со дня Твоей смерти. Мне хотелось, чтобы этот день стал каким-то особенным, не похожим на другие, но и не унылым. В конце концов, сегодня я вспоминаю Тебя, а с Тобой мне никогда не было грустно. На самом деле у меня было лишь два варианта: либо напиться и назавтра отправиться на работу с опухшими глазами, либо устроить праздник назло мрачной годовщине — посвятить этот день Тебе и лучшим воспоминаниям о нас. Взяла отгул и утром все-таки пошла в парикмахерскую и к косметичке, наводить красоту — для Тебя. Подстриглась, сделала маникюр, педикюр, позволила, чтобы мне наложили на лицо какую-то невероятно вонючую маску, а в завершение повалялась в солярии. Грамма воображения достаточно, чтобы почувствовать себя там как на пляже: магнитофон изображает шум моря, вентилятор вместо бриза, все понарошку, ну и ладно, это не мешает отлично расслабиться. Не знаю, понравлюсь ли я Тебе с новой прической, когда Ты глянешь на меня оттуда, но все, кого я сегодня встретила, говорят, что выгляжу я классно.