— Вот! — не раздеваясь, заявил он с порога.
Так быстро у него получилось, что мы с Александрой даже ахнули, думали, ему еще раз за справкой к ней идти придется. А он сразу принес.
— Значит, она бланки с печатями и подписями с собой носит? — с досадой выговорила Александра.
— Нет, она ее заранее написала и даже подмахнула у кого надо.
— Значит ты ее раньше просил?
— У нее память хорошая оказалась. Она помнила, как ты к ней приходила. Ты ведь мою фамилию носишь. Она сама обо всем догадалась.
— Догадливая какая! — зло бросила дочь. — Что же мне эту справку не дала?
— Хотела, чтобы ты ее ублажил, — подключилась я, чувствуя неубедительность его объяснений, — наверное, в жизни в таком ресторане не бывала?
— Напрасно вы так о ней, — неожиданно заступился Миша, — она вполне цивилизованная женщина.
— Ты же сам ее поначалу «мымрой» обозвал, — чуть ревниво заметила я.
— Ошибался, — загадочно изрек муж, и больше не сказал ни слова.
Поскольку я была инициатором этой встречи, пришлось замолчать тоже.
Александра, получив свое, укатила в Лондон к жениху, а мы с Мишей продолжали жить, как жили: ходили на работу, я — в газету, у которой менялись хозяева, Миша — в одно из неликвидированных министерств.
По воскресеньям дольше обычного валялись в постели, свободно шлепали в ванную в неглиже, после приятного занятия сексом.
Все-таки дочь стесняла нас. Нужно было специально выбирать время, когда она отсутствовала. Квартирка у нас, как у всех, слышимость о-го-го, а рядом взрослая девушка, которая считала, что наше время для интима давно ушло. Только Миша так не считал, наоборот, он уверял, что в зрелом возрасте секс куда приятнее, осознаннее и тоньше. Наше время только начинается…
Лондон
Лондон — это нечто величественное и белокаменное. Потрясает в этом городе всё — улицы, скверы, площади, перекрестки, старинные здания, выкрашенные и ухоженные, декорированные скульптурами, орнаментами, живыми цветами. Аристократические, монументальные кварталы, излучающие благополучие и богатство.
К правостороннему движению привыкаешь быстро, будто родился с ним. Надписи на проезжей части «Смотри вправо» постоянно напоминают бестолковым приезжим, чтобы не забывали.
В Гайд-парке зеленый газон. Группка туристов расположилась прямо на траве — пьют кока-колу, жуют, смеются. Мартовское солнце залило все вокруг, припекает, словно летом. Хочется раздеться и лечь на траву. Девушка из группы туристов так и делает: обнажилась до пояса и, оставшись в спортивном лифчике, улеглась на газон. Парень прижался щекой к ее плоскому животу, обвив руками худенькую талию. Улыбки на лицах прохожих.
Почему Лондон называют туманным? Я тут уже неделю. Погода как у нас в Сочи весной. И про Гайд-парк рассказывали какие-то небылицы — протесты трудящихся.
А вот… кажется один трудящийся, немытый, нечесаный, забрался на табурет и протестует. Кричит, никто не обращает внимания. Речи не разобрать, да и лица сквозь патлы не разглядеть, так что, возможно, это и не гомо сапиенс, а обезьяна, сбежавшая из самого лучшего зоопарка, который мне только приходилось видеть. В их зоопарке зверям живется настолько свободно и хорошо, что, возможно, они имеют даже право иногда его покидать.
Несколько человек с любопытством повернулись в сторону выступающего. Прислушиваюсь к его бессвязной речи, не могу ничего разобрать. Среди гогота туристов, сопровождающего его выкрики, слышу знакомое слово «крейзи». Ну да, сумасшедший, сдвинутый, кто еще залезет на табурет и будет так орать. Пошла в другую сторону. Надоело смотреть на своих чокнутых в Москве, которые не хотят работать, ждут, пока придет гуманитарная помощь с Запада. Так, возмущаясь, и вопрошают: почему прекратили гуманитарную помощь? Однажды в пожилой компании я рассказала подслушанное как анекдот, никто не смеется. Значит, никакого юмора в этом нет, обыкновенный менталитет бывших трудящихся, которые не хотят трудиться. Готовы всю жизнь стоять с протянутой рукой — ждать или орать на улицах, как этот.
Через несколько дней у моей дочери свадьба с Джеком. Раньше мне казалось, что все иностранцы богаты и клеят на лоб обслуге деньги. Сейчас убедилась, что это не так. Даже положенные чаевые дают тютелька в тютельку. Каждую копейку считают.
Английский жених моей дочери не богат, но человек состоятельный. Это две большие разницы. Действительно есть дом, конечно, не на Оксфорд-стрит, но в очень престижном районе. Перед домом металлическая ограда, за ней — палисадник. Буйно цветущий кустарник напоминает о субтропиках. Цветы цветут круглый год. По утрам Джек выходит с лейкой их поливать.
В доме такой порядок, что, когда я на ночь снимаю с себя вещи, хочется их спрятать под подушку, чтобы его не нарушать. Все блестит, переливается, кафель в ванной выглядит так, будто его каждый день надраивают, на коврах в холле — ни пылинки.
— Это он сам убирается? — интересуюсь я как будущая теща: дескать, к чему бы придраться.
Дочь укоризненно смотрит на меня и качает головой:
— Женщина раз в неделю приходит.
Видимо, это и есть то, что у нас называют настоящей евроуборкой.
Я тоже, однажды решив, что достаточно зарабатываю и могу себе позволить нанять человека, чтобы убрать мои двухкомнатные хоромы, позвонила в фирму, из которой в давние времена приглашала женщин мыть окна.
— Вам евроуборка нужна? — защебетал сладкий голосок.
«Что-то новенькое», — подумала я. Евроремонт слышала, а вот евроуборка меня озадачила.
— Евро — это как? — решила уточнить я.
— Евро — это сколько, — поправила меня сидящая рядом Александра.
А девушка в трубке охотно бросилась объяснять:
— Моют кафель, двери, шкафчики, ковер пылесосят чисто-чисто, так, что вы на нем спать можете лечь…
— Поняла, — остановила я девушку, — по-моему, это генеральной уборкой называется.
— Возможно, — не возражает девушка.
— А по-нашему, по-азиатски — это как?
Голос в трубке недовольно заворчал.
— Я и сама догадалась, что это не евро, когда два раза грязной тряпкой по полу, а ведро — выливайте сами!
Все-таки девушка, набравшись терпения, решила быть вежливой до конца.
— Извините, но та женщина, которая обычную уборку делает, сейчас больна, позвоните попозже.
Она хотела со мной расстаться, но тут во мне проснулись профессиональные качества. Интервьюировать так до конца.
— Прейскурант у вас есть?
— Конечно, — забеспокоилась девушка.
— Двухкомнатную квартиру, пятьдесят метров, сколько стоит убрать?
— Сейчас я в компьютере посмотрю, — пообещала девушка и замолкла. Прорезавшись, она стала скороговоркой зачитывать прейскурант на каждый из видов работ и перед моими глазами, словно дождиком, посыпались монетки, да не простые деревянные, а доллары США.
— Стоп, — останавливаю я щебетунью, — а хотя бы примерную цену на двухкомнатную квартиру вы не можете назвать?
— А потолки у вас сколько метров? — озадачила она меня.
— Я же не маляра приглашаю стены белить, — резонно возражаю я.
— Но ей люстру придется мыть, на лестницу подниматься.
Догадавшись, о чем речь, Александра заливается смехом и подсказывает мне:
— Это как грузчики, когда мебель носят, — два доллара за этаж, евродоставка называется.
Я киваю ей головой, дескать, поняла и, продолжая разговор с девушкой, настаиваю на итоговой сумме.
В общем, не пришлось мне евроуслугами воспользоваться, потому что за эти деньги я действительно могла сделать ремонт. Не евро, конечно, а так с соседней стройки на халтуру двух девушек приглашу, они мне стены прокатают, да еще краску со стройки притащат, покупать не придется.
Сама я, конечно, так тщательно, как в доме у Джека, убраться бы не смогла.
Итак, мне выделили гостевую спальню, в которой стояли две кровати. Вторая пустовала. Миша приехать не смог: срочная работа, как он мне объяснил. Действительно, сейчас работой никто не бросается, на бюллетень не уйдешь. То есть уйти, конечно, можно, но как уйдешь, так, вероятно, не к чему будет возвращаться.
