Успехи германской армии были ошеломляющими: уже 12 мая она пересекла французскую границу. Главным секретом их успеха была в высшей степени эффективная поддержка с воздуха. Французская авиация была подавлена. Такой быстроты наступления не ожидали даже сами германские генералы. (Успехи немцев толкнули Сталина к незамедлительному решению вопроса с Румынией.)

14 июня 1940 года посол французской республики в СССР Э. Лабонн передал Молотову некоторые соображения французского правительства: «Изменение военной обстановки на суше подрывает в настоящее время равновесие европейских сил. Не считает ли Советское правительство, что имеющийся одновременно для Франции и СССР риск увеличил идентичность их интересов. Если Советское правительство имеет ту же точку зрения, как и французское, согласится ли оно на обмен мнениями о средствах сохранения равновесия, которое находится под угрозой?»

По существу, французским правительством делалась попытка наладить отношения с СССР. Однако в этой беседе с Лабонном Молотов заявил, что «позиция Советского Союза определяется договорами, заключёнными им с другими странами, и политикой нейтралитета, о которой было заявлено в начале европейской войны» [495].

Чтобы «улучшить отношения с Советским Союзом», французское правительство намеревалось послать в Москву известного просоветского деятеля Пьера Кота. Министр общественных работ Де Монзи говорил Эренбургу, находящемуся в то время в Париже: «Если русские нам продадут самолёты, мы сможем выстоять. Неужели Советский Союз выиграет от разгрома Франции? Гитлер пойдёт на вас… Мы просим об одном: продайте нам самолёты… Сообщите в Москву… Если нам не продадут самолётов, через месяц или два немцы займут всю Францию» [496]. Разумеется, все подобные инициативы Франции не встречали в Москве никакого ответа.

14 июня немецкие войска вошли в Париж. 22 июня было подписано перемирие между Германией и Францией, означавшее фактическую капитуляцию Франции. 84-летний маршал Петэн сформировал новое, коллаборационистское правительство.

Одной из главных причин крушения Франции была пораженческая политика Французской компартии, которая перестала играть в этот период сколько-нибудь активную роль в жизни страны.

В статье «Бонапартизм, фашизм и война», над которой Троцкий работал в день покушения Меркадера (не успел завершить и обработать её), он дал набросок классового анализа причин поражения Франции: «После пяти лет пропаганды союза демократии и коллективной безопасности, после неожиданного перемещения Сталина в лагерь Гитлера французский рабочий класс оказался застигнут врасплох. Война вызвала ужасную дезориентацию и пассивное пораженчество, вернее, индифферентизм безысходности. Из этого сцепления обстоятельств возникла, во-первых, беспримерная военная катастрофа, вслед за нею — презренный режим Петэна» [497].

Отсутствие революционного подъёма народных масс капиталистических стран в условиях беспримерных бедствий, приносимых им войной, Троцкий объяснял тем, что, несмотря на все машины истребления, решающее значение в войне сохраняет моральный фактор, который оказался подорван контрреволюционной политикой Сталина. «Деморализовав народные массы Европы — не только Европы — Сталин сыграл свою роль агента-провокатора на службе Гитлера» [498].

Уже в первые дни после подписания советско-германского пакта французские коммунисты столкнулись с резким осуждением и неприязнью со стороны масс. Член Политбюро ЦК ФКП А. Раммет вспоминал, что «коммунистов оскорбляли на улице, на заводах. Ничего подобного я не переживал… Это были страшные дни изоляции. Мы не могли даже выступать, нас больше не слушали» [499].

Французское правительство 26 августа запретило «Юманите» и приступило к арестам коммунистов, распространявших листовки в защиту советско-германского пакта. Спустя месяц правительством была запрещена деятельность коммунистической партии и вообще всякая деятельность, «имеющая целью распространение лозунгов, исходящих или зависящих от третьего Коммунистического Интернационала» [500].

28 сентября Президиум ИККИ направил в адрес ЦК ФКП, уже нелегальной, телеграмму, в которой требовал «порвать с политикой священного единения и разоблачать ложь французской буржуазии об антифашистской войне… Позиция национальной обороны недопустима для французских коммунистов в этой войне… Вопрос о фашизме играет сегодня второстепенную роль, первостепенный вопрос — борьба… против режима буржуазной диктатуры во всех её формах, прежде всего в вашей собственной стране» [501].

Во исполнение этой директивы группа депутатов-коммунистов, оформившаяся после роспуска коммунистической фракции в новую «рабоче-крестьянскую группу», подписала письмо председателю палаты депутатов Эррио, в котором предлагала созвать парламент для обсуждения «проблемы мира», с тем чтобы заключить «справедливый и прочный мир» (письмо подписали 47 из 74 депутатов ФКП).

Правительство Даладье воспользовалось этим письмом для того, чтобы лишить всех подписавших его депутатов парламентской неприкосновенности. В течение нескольких дней было арестовано более тридцати депутатов, подписавших письмо к Эррио. Оставшиеся руководители партии перешли на нелегальное положение.

Продолжая вести определённую Коминтерном линию, руководство ФКП опубликовало в коммунистическом журнале «Монд», легально выходящем в Бельгии, манифест ФКП к народу Франции. В этом документе осуждалась «империалистическая война», которую «ведут друг против друга английские и германские империалисты и в которой французскому народу отведена роль исполнителя воли лондонских банкиров». Утверждая, что французские правящие круги «вводят во Франции фашистские методы», «Манифест» требовал, чтобы «в первую очередь, были обезврежены французские фашисты, враги французского народа» [502].

Однако даже эта линия вызвала недовольство А. Марти, который призывал «вести настоящие пораженческие действия». Он резко выступал против Политбюро ЦК ФКП за то, что оно не признавало империалистического характера войны со стороны Франции. Заслушав доклад Марти, Президиум ИККИ принял резолюцию, требовавшую «сосредоточить огонь против оппортунизма, выражающегося в скатывании на оборонческую позицию, в поддержании легенды об антифашистском характере войны». После прибытия в Москву 14 ноября Торез добился смягчения обвинений в адрес ЦК ФКП, но вместе с Марти заверил руководство Коминтерна, что Французская компартия будет руководствоваться лозунгом «наш враг внутри страны» [503].

В самой Франции нелегальная «Юманите» опубликовала статью, в которой утверждалось, что в стране «нет ни одного рабочего, который не приветствовал бы помощь Красной Армии эксплуатируемому и притесняемому пролетариату „республики“ Финляндии в создании нового государства» [504].

«Выправление» линии ФКП и безоговорочная поддержка ею СССР в советско-финляндской войне вызвали публичное осуждение политики партии двадцатью семью из 74 депутатов, составлявших до войны парламентскую группу ФКП. Новые лозунги ФКП осудил и старейший французский коммунист М. Кашен, который подчёркивал, что считает главным противником Франции «нацистский империализм». Даже после серьёзного нажима со стороны других лидеров партии Кашен выступил на заседании комиссии сената с заявлением, в котором твёрдо заявлял, что главную ответственность за войну несут «тоталитарные государства», а «гитлеровские претензии на господство в Европе неприемлемы» [505]. Серьёзные колебания проявил и член ЦК ФКП Г. Пери.

20 марта — 3 апреля 1940 года прошёл процесс над депутатами-коммунистами, подписавшими заявление, обращённое к Эррио. Многие подсудимые отказались присоединиться к совместной декларации с одобрением политики ФКП, подготовленной для зачтения на суде. Часть других присоединилась к декларации лишь в силу партийной дисциплины или из-за солидарности с товарищами. В выступлениях подсудимых на суде содержалось, к неудовольствию руководства ФКП, «много патриотических утверждений» и отказ подчеркнуть «верность Коммунистическому Интернационалу».