— А вам что — жалко? — сказал Сорокин-младший довольно нахально. — Посмотреть, что ли, нельзя?
Вот тут он совершил ошибку. Почему-то он никак не предполагал, что этот малорослый человечек может оказаться начальником. За начальника он принял совсем другого — медлительного и сутуловатого солдата.
— Здесь не цирк, чтобы смотреть, — сказал маленький. — Здесь заражённая зона. Понял? Ну, быстро отсюда!
Валерка отступил только на шаг. Заражённая зона! Глупенький он, что ли! Это только так говорится — «заражённая»! А на самом деле никакая не заражённая. Как в военной игре. Говорят «убитый», а на самом деле этот «убитый» потом ещё лишнюю порцию компота просит!..
— Что я сказал? Иди по-хорошему! — повторил маленький человек.
Бывают же такие люди — как привяжутся, так ни за что не отстанут! Жалко ему, что ли, что Валерка здесь постоит? Так нет, заладил: «Иди! Иди!».
Из-за того, что этот человек был в резиновой маске и в особом костюме и смотрел на Валерку через круглые стёкла противогазных очков, а сам Валерка стоял перед ним в лёгкой тенниске с короткими рукавами, к тому же уже испачканной лапами приветливой рыжей псины, он чувствовал себя как-то неловко, неуверенно. Словно зимой, в мороз выскочил на улицу в одной рубашонке и стоит, разговаривает с человеком в шубе.
И всё-таки упрямство уже накатило на Сорокина-младшего.
— Где хочу, там и стою! Земля не купленная! — храбро сказал он. Но на всякий случай отступил ещё на шаг.
— Ах, не купленная? Сейчас узнаешь, купленная или не купленная!
И маленький человек что-то быстро сказал своим товарищам и кивнул на Валерку.
В следующий момент солдаты стремительно подскочили к Сорокину-младшему и подхватили его под мышки.
— Пустите! Пустите! — закричал Сорокин-младший.
Он дрыгал ногами, извивался всем телом, пытался вырваться, но где ему было справиться с двумя солдатами!
Солдаты приволокли его за деревянную загородку и — тут уж Сорокин-младший перепугался по-настоящему! — начали стягивать с него рубашку.
— Пустите! Пустите! — закричал он ещё громче. — Не имеете права!
Почему-то он подумал, что сейчас ему будут делать укол.
— Ну что, испугался? Не будешь больше?
Откуда было знать солдатам, что труднее всего выдавить из Сорокина-младшего эти слова: «Больше не буду»? И хотя Валерке сейчас приходилось несладко, он и тут остался верен себе.
Кроме того, он уже успел осмотреться — увидел солдатские гимнастёрки, лежащие на скамейках, услышал за перегородкой плеск воды и решил, что уколов не будет.
— Раздевайся! — приказал сутулый длиннорукий солдат, и стёкла его противогазных очков грозно блеснули.
Сорокину-младшему ничего не оставалось, как послушно и быстренько раздеться.
Через минуту он уже оказался под прохладным душем. Душ был сильный, колючий — струйки воды жёстко колотили Сорокина младшего по спине, по плечам и макушке.
И всё же Валерка повеселел. Храбрость вернулась к нему. Он уже видел, что ничего страшного с ним не случится. Чего было бояться! И вообще советские солдаты должны защищать советских детей. Это каждый знает.
Он уже прикидывал, как станет рассказывать у себя в классе о своих приключениях, о том, как попал в «заражённую» зону и как его отмывали.
Из-под душа он вышел окончательно осмелевшим. Он хотел было сунуться обратно, туда, где раздевался, но красная стрелка, приколоченная на стене, показывала, что выходить нужно в противоположную сторону. Туда он и направился.
Солдат — уже самый обыкновенный, в обычной солдатской форме — протянул ему короткое вафельное полотенце и трусы. Трусы были широченные, старые, давно потерявшие свой синий цвет.
— Это не мои, — весело сказал Сорокин-младший. И даже хихикнул. Наверно, пять таких Сорокиных можно было поместить в эти огромные трусы.
— А твои мы сожгли, — равнодушно сказал солдат.
— Как сожгли?
— Очень просто. Как положено. Заражённое обмундирование.
Он говорил по-прежнему спокойно, равнодушно, без улыбки, но всё-таки у Валерки ещё оставалась надежда, что он шутит. В другой бы раз он обрадовался, что его одежду назвали обмундированием, но теперь ему было не до смеха.
— Да-а… сожгли… — протянул он. — У меня там ещё рубашка была… Новенькая… И штаны…
— И штаны сожгли, — сказал солдат.
Он отвернулся и принялся считать полотенца.
— А как же я? — всё ещё не веря в то, что произошло, спросил Сорокин-младший дрогнувшим голосом.
Солдат продолжал считать полотенца. Он только молча пожал плечами.
Потом оторвался от своих полотенец и сказал:
— А так и шпарь в трусах… Только не забудь трусы придерживать.
Валерка представил себя, бегущего по военному городку в этих широченных, выцветших, развевающихся трусах и чуть не заплакал.
Всё было так хорошо, так здорово, так весело — и на тебе!
Что было делать?
Он надел трусы. Ну, пятерых не пятерых, но троих Сорокиных в них вполне можно было всунуть.
Валерка опустился на деревянную скамейку и сидел так, не шевелясь, притихнув от горя.
Он и не подозревал, что как раз в этот момент там, за деревянной перегородкой, всего в нескольких метрах от него прошагал его старший брат.
Сорокин-старший обошёл уже добрую половину военного городка.
«Уж я ему покажу! — повторял он про себя. — Я ему покажу!»
Если бы он догадывался, в каком плачевном положении находится сейчас его младший брат, наверняка он бы пожалел его и пришёл ему на выручку. Ещё утверждают, что существует какая-то телепатия, передача мыслей на расстояние! Да разве, если бы существовала эта самая телепатия, мог бы Сорокин-старший пройти мимо и не почувствовать, что его младший брат сидит, печальный и полуголый, всего в нескольких шагах от него! А он прошёл и не почувствовал. И уж если родному брату ничего не подсказало сердце, то на чью же ещё помощь мог теперь рассчитывать Валерка?!
Выходит, ничего не оставалось ему, как мчаться в солдатских трусах через весь военный городок — мимо казармы и мимо столовой, мимо солдатского магазина. И все наверняка будут спрашивать: «Кто это мчится в таких чудовищных трусах?» И отвечать: «Это брат рядового Сорокина!» Валерка представил себе, какой это длинный путь, и ещё представил, как появится он в таком виде перед замполитом, перед старшим лейтенантом Кудрявцевым! Он даже зажмурился и головой замотал, как от зубной боли.
— Ну что, допрыгался? — услышал он.
Это был тот самый маленький солдат, который приказал тащить Валерку под душ. Только сейчас он появился перед Валеркой уже без противогаза и без защитного костюма, и Валерка теперь увидел три нашивки на его погонах — сержант!
У сержанта оказалось кирпично-красное от загара лицо и рыжеватые брови.
— Допрыгался, говорю? Ты чей будешь?
Сорокину совсем не хотелось разговаривать с этим человеком, но попробуй тут не поразговаривай, когда даже подняться на ноги не можешь, не придерживая одной рукой трусы!
— Я — Сорокин, — хмуро сказал он.
— Ах, ты ещё и обманщик! — сердито сказал сержант. — Испугался, что родителям доложу? Признавайся, как твоя фамилия?
— Сорокин, — обиженно повторил Сорокин.
— Ну вот что, друг, — сказал сержант, — ты мне не заливай, я тут второй год служу, всех офицеров знаю, нет у нас такого — Сорокина…
— А я не офицерский, — сказал Сорокин, пошмыгивая носом, — я к брату приехал… К рядовому Сорокину.
И тут он заметил, что сержант несколько смутился. И как это нередко бывает со взрослыми, от смущения рассердился ещё больше.
— Видишь ведь, что люди делом заняты. Серьёзным делом. Может быть, даже самым серьёзным, серьёзнее не бывает. Зачем мешать? Под руки зачем лезть? Чтобы этого больше никогда не было! Понял? Щавелёв! — крикнул он. — Принеси-ка хлопцу обмундирование!
Появился сутулый Щавелёв, и — о чудо! — у него в руках Сорокин-младший увидел свою рубашку и свои штаны. Какая это была замечательная рубашка и какие замечательные штаны! Ни у кого никогда не было рубашки и штанов замечательнее!