Почему никогда нам не быть,

Не быть

Такими, чтоб нас любить?

Нить забвения тянется, ткется и ткется

Без конца, без начала. Хоть плачь, хоть моли.

Жизнь, как белый корабль, закрывающий солнце,

Уплывает, скользя в недоступной дали.

Я смерть внутри себя сквозь эту жизнь пронес,

Мне радость подменил невидимый некроз.

Частица холода всегда, везде со мной -

Живу отшельником в толкучке городской.

Порой спущусь купить то пива, то газету

И в супермаркете брожу со старичьем,

Их взгляд невидящий не скажет ни о чем,

Да и с кассиршами калякать - мочи нету!

Пусть так, пускай меня считают нездоровым,

Мне выпал редкий дар веселье разрушать,

Зато могу в тоске, в унынье поддержать

И просто в мрачный день - таким же мрачным словом.

Мне заменяет одинокая мечта

Проигранную жизнь, не ставшую судьбою.

Врачи накаркали все то, чего я стою,

И то, что стою я, не стоит ни черта!

Часы, за мигом миг, пусты, как дырки в сыре,

Покуда времена идут во внешнем мире.

Бесприютная ночь, я бегу от тоски,

Не питая надежды дожить до утра.

Плотным саваном душит и вяжет жара,

И в пустынном подъезде звенят каблуки.

На диванчик привычный в квартире ложусь,

На подушках лежу, только сон не идет.

Грязноватое солнце лениво встает,

Поднимаюсь как робот и снова тружусь.

Утомительный день, яркий солнечный свет,

Кофе чашка за чашкой, до боли в висках,

Телу мерзко в рубашке, штанах и носках,

Застревают в мозгах заголовки газет;

Вот и Дом Инвалидов. У входа в метро

Телеса секретарш, инженеров смешки,

Словно лай кобелей. Под глазами - мешки.

Мы несемся по кругу, где в центре - ничто.

Желание больше ничего не делать и, главное, не чувствовать ничего,

Внезапная потребность умолкнуть, отстраниться ото всего,

И, созерцая мирный, красивый Люксембургский сад,

Быть старым сенатором, одряхлевшим под грузом наград.

И больше ничто - ни дети, ни их кораблики, ни музыка главное,-

Не нарушит мою отрешенность, почти атараксию, такую славную,

Ни любовь - это главное,- ни страх, ни сердца сжатие…

Ах, больше никогда не вспоминать объятия!

Что душу теребить? Я все же твердо знаю,

Что жил и видел жизнь людей и диких трав.

Я не участвовал, но все же твердо знаю -

Особенно сейчас, на склоне дня,- что прав.

Вокруг со всех сторон такой знакомый сад -

Теперь я искушен в своем надежном знанье

И этих ближних троп, и дальних эстакад,

И скуки отпусков, и скуки мирозданья.

Да, здесь-то я и жил, жил на излете века,

Неплохо жил, при всех уходах и растравах

(Ожоги бытия - от солнца и от ветра);

Теперь покоиться хочу вот в этих травах.

Подобно им, я стар. Я юн, подобно им,

И полон шороха весеннего природы,

И прожил, как они, смят, но невозмутим,

Цивилизации оставшиеся годы.

Рассвет стремительного солнца -

Вот так бы в смерти преуспеть!

А людям - лишь бы все стерпеть:

Мой бог, да что им остается?

Нам не по силам, не с руки

Сносить тоски осенней стоны,

Мой бог, а жизнь так монотонна

И горизонты - далеки.

Зима - ни звука, ни следа:

Стою один во всей вселенной;

Как голубой кристаллик льда,

Мечта чиста и совершенна.

Ностальгия мне незнакома,

Но завидую я старикам,

Их холодным как смерть рукам

И глазам, нездешним как кома.

Незнакома мне жажда признанья,

Но завидую я нахалам

И ревущим детишкам малым,

Что умеют быть в центре вниманья.

И опять, свалившись в кровать,

До утра, как всегда, буду ждать я

Стука в дверь, ледяного объятья;

По ночам я учусь умирать.

В Венеции, у парапета,

Я думал о тебе, Лизетта:

В той базилике золотой

Ты стать могла бы мне женой.

Вокруг толпа спешит, пестрея,

И хочет жить еще быстрее.

А я старик - внутри и вне:

Одна любовь осталась мне.

Ожидают тяжелые нас времена,

Ожидают нас ночи немыслимой боли.

Будем сглатывать слезы, пьянея от соли.

Жизни нашей вот-вот оборвется струна.

Где любовь? Заблудилась в потемках она.

Будем рвать торопливо письмо за письмом,

Лучший друг обернется заклятым врагом,

Будет путь в никуда, и дороги без цели,

И пески раскаленные вместо постели,

Будет страх, что таится за каждым углом,

Он крадется, как память, по следу за мной

И безмолвно смеется у меня за спиной;

Его цепкие пальцы крепки словно сталь,

И хрустальны глаза, устремленные вдаль,

Он над миром висит, будто нимб ледяной.

Ожидает нас смерть. Это факт, милый друг.

Время выпустим мы из слабеющих рук.

Все, что знали и прожили я или ты,

Проплывет перед взглядом у смертной черты,

Сожаленье мелькнет - и все кончится вдруг.