Вся напряглась она, меня заметив рядом,

С иронией сказав: «Как мило, что вы здесь…»

Округлости ее ощупав беглым взглядом,

Я вышел. Стол мой пуст был непривычно. Весь.

Бумаги я на нем бросал в конце недели,

Чтоб в понедельник вновь найти их на местах.

Мне нравилась она. За трепетность и страх,

За порчу тайную, скрывавшуюся в теле.

Она жила вдали от центра, в Шептенвиле.

Ребенок рыженький, видак… И что еще там?

Без шума лишнего и без столичной пыли…

Да, порнофильмы плюс. Но дома, по субботам.

Как секретарь она возилась с почтой срочной,

Старалась исполнять приказы непреложно.

Ей было тридцать пять, и пятьдесят возможно…

Для смерти, думаю, не важен возраст точный.

Улица Сюркуф блестит, как склянка,

В сетке ливня магазин колбас,

А влюбленная американка

Пишет другу сердца в Арканзас.

Жизнь струится за глотком глоток;

Под зонтами прячась близоруко,

Ищут выход - непростая штука -

Смертные меж паникой и скукой

(Выброшен окурок в водосток).

Жизнь на малой высоте. Безлюдье.

Вялый темп бульдозера в траве.

Кончилась одна из интерлюдий -

Час сидения в пустом кафе.

Девушки в метро, легко ступая,

Порождают стресс и волны хмеля,

Адски соблазнительные в мае.

Я ушел на службу без портфеля.

Поискать любви в толпе вокзальной?

Или сексуальных приключений?

Нет, на вещи я смотрю реально,

Только временами столбенею.

Пломбы на вагонах, знаки «стоп»

Вдоль путей (маршрут «Балар-Кретей»).

Тут я попросту упал как сноп.

Был один из лучших майских дней.

Так весны открытье состоялось -

Юбок сногсшибательный балет.

Времени почти не оставалось

(Но я знал: покоя плоти нет).

Жизнь как вечность с полным пансионом

Диско-вечеринка, да, точь-в-точь.

С распродажей тел по всем шаблонам

На одну, без рекламаций, ночь.

Чувствую себя заблудшим волком

Я в плену у либеральных благ:

И боюсь дать повод кривотолкам,

И не адаптируюсь никак.

Все ж мечту лелею я подспудно:

Где-то есть и у меня друзья,

Хоть поверить в крепость уз мне трудно,

Да и поздновато, знаю я.

Но, как тот актер без режиссера,

Я скучаю в отпуске давно.

А другие пляшут до упора

И снимают видеокино.

Установление дистанций -

Лишь повод их преодолеть.

А значит, дискотеки, танцы -

Потеть, сближаться, сожалеть.

Как пригвожден, сижу на стуле -

Личинка жирная жука.

Но женский дух кругом - пачули,

Клубника, резеда слегка.

Я ерзаю, но вижу зорко:

Пощечины судьбы подряд…

Пес, за своей спешащий коркой,-

Я чую женский аромат…

Однако вечер на исходе.

К снотворному прибегнем мы:

Сны будут при любой погоде.

Ночь. Вырываюсь из тюрьмы.

Поэт не может ждать бессмертья поздних масок,

Он маслом бронзовым намажет сам себя.

Вчерашний день был тих, податлив, полон красок,

Дул легкий бриз морской, чуть пальмы теребя.

И, стоя на земле, парил я выше тучи,

Все направленья знал - юг и другие три.

Я самолета след разглядывал летучий

И всех отпускников, сидящих там, внутри.

Чем отличаюсь я от них? Все так похоже:

Шерсть на ногах, мораль и сари у подруг…

Поэт - такой, как все, кто рядом и вокруг,

В компании собак хвостом виляет тоже.

Но у бассейна я годами бы сидел,

Купающихся в нем почти не узнавая,

Как будто мимо глаз пошло движенье тел,

Желания во мне уже не вызывая.

Почти в объемные свет вылился детали;

Я на полу всегда стелил себе, как страж;

Я мог бы умереть или рвануть на пляж;

Семь на часах, все спят. А может, рано встали.

Я знал, что там они, где были в прошлый раз,

Я знал, что в светлые они одеты шорты…

На схему сердца глянь - там клапаны, аорта.

Полкруга кровь прошла. И лучший день - для нас.

Млекопитающих под зонтиками тени;

Одно - на поводке, стоит, хвостом вертя…

На снимке видно: я - счастливый как дитя.

О, если бы заснуть средь зонтичных растений!

Молчание теней. И небо безответно.

И даун-девочка в футболке «Предатор»

С кошмарным бульканьем слова выводит тщетно,

Ей вторят мать с отцом сквозь звуковой затор.

Почтовый служащий в трусах для велогонки

В гимнастике себе не даст сегодня спуску:

Он «держит свой живот». А девушка по кромке

Вдоль берега бредет печально в юбке узкой.

Бесшумен горизонт; нет птиц средь облаков.

День строит сам себя, привычно, без огласки.

Ракушки ищет здесь кой-кто из стариков;

Все дышит белизной и близостью развязки.

Алжирец пол метет в гостинице «Даллас»,

Блестит стекло дверей, но он глядит тоскливо.

На пляже найдено два-три презерватива;

Еще одну зарю встречает Палавас.