Мама ласково звала его Колоколь­чиком, и впрямь, Динь номер два оказался на редкость голосистым. Каждый раз, вставая к нему ночью, Тина тихо радовалась, что живут они не в хрущевке с почти картон­ными стенами.

Массаж, гуляние, купание и, ко­нечно, кормление — ей пришлось пе­режить то странное ощущение, ког­да не принадлежишь себе больше, а пуп земли смещается в сторону вон того, пахнущего ромашкой и мо­локом самого любимого существа на свете.

Иногда она чувствовала себя измо­чаленной кожурой от банана, на ко­торой, ни разу не споткнувшись, краснознаменный ансамбль песни и пляски имени Александрова в пол­ном составе станцевал гопак.

— И еще одна распашонка, их необ­ходимо гладить с обеих сторон! - мурлыкала под нос очередную ин­струкцию мамочка, бойко орудуя утюгом.

Тина страшно боялась, что сделает что-нибудь не так и, пожаловавшись однажды Dixi, получила в подарок роскошную «Энциклопедию для пап и мам», в которой имелась таблица, где описывалось, что ребенок дол­жен уметь делать в возрасте одной, двух, трех и так далее недель. С див­ной периодичностью мамочка засо­вала туда свой любопытный нос и убеждалась, что с Динькой все в по­рядке и развивается он хорошо, луч­шего и желать нельзя.

Она ни о чем не жалела и только из­редка, катая коляску по просторной комнате туда-сюда под музыку фран­цузского шансонье, позволяла себе тихонько пореветь вполголоса, глядя в такие родные малахитовые глаза...

Динь маленький был точной копи­ей большого, не считая ушей. Уши были типично мамины — данный факт признавали все.

Изменились приоритеты. Офис, Интернет — все казалось таким дале­ким и призрачным, будто и было когда-то, а то и не было, а если и бы­ло, то не с ней вовсе.

Случалось так, что ей хотелось по­чувствовать себя, как и прежде, сво­бодной личностью. Но, увы и ах, Диньку было особо не на кого бро­сать. Спала она мало и урывками, пытаясь совместить воспитание ре­бенка с переводами.

Пару недель Тина дышала свободно, доверив внука родной бабушке, — ми­нимум шесть часов здорового сна ей га­рантировались. Потом они помахали вслед уходящему поезду на Казанском вокзале, ибо главный бухгалтер был категорически не согласен с отсутстви­ем на рабочем месте ведущего специа­листа, и все вернулось на круги своя.

Большая часть бюджета тратилась на сына, а потом чаще всего прихо­дилось думать, как дожить до конца месяца. Глядя на подрастающего кроху, Тина напряженно размыш­ляла, понадобится ли им в скорости манежик. С одной стороны, очень удобно и практично — сын надежно защищен от всяких неожиданнос­тей, не натворит чего-нибудь этако­го, а с другой — она где-то читала, что дети, выросшие без манежа, более смышленые и активные.

Так в простых, незатейливых хло­потах и заботах, знакомых любой женщине, растившей когда-либо де­тей, время текло незаметно.

Однажды Тина, в пылу неведомо откуда взявшейся страсти, затеяла в скрипучем старинном шкафу уборку и раскопала те вещи, в которых ког­да-то, видимо в прошлой жизни, ез­дила в Питер. Обрадовавшись, она решила примерить брюки, а потом, глядя в зеркало, не знала, плакать ей или смеяться.

Стоило ей убрать руки, как брюки падали с нее в буквальном смысле слова. «От прежней Тины почти ни­чего не осталось...» Она по старой привычке продолжала каламбу­рить, сцепив зубы, не желая пла­кать. Динь второй очень легко ловил мамино настроение, он бы тут же разревелся следом.

— И вообще, ходить в подобных ве­щах мне абсолютно некогда! — завер­шила она дурацкий спор сама с со­бой. — Джинсы намного практичнее и удобнее, да и стираются они куда проще. Нечего строить из себя деп­рессивную личность, истинная тос­ка всегда беспредметна, — ей вспом­нился любимый Гюнтер Грасс. — А у тебя все иначе! — Тина решительным жестом засунула вещи в самый даль­ний угол и осторожно прикрыла скрипучую дверцу, чтобы ненаро­ком не разбудить сына.

Первые полгода после так называ­емого увольнения Денис учился строить жизнь заново, контролируя происходящее рядом с ним, хоть и понимал, что его привычка огляды­ваться на скорость полета пули не влияет.

В его жизни изменилось почти все, начиная от квартиры — из пре­стижного района пришлось пере­ехать в спальный — и заканчивая мо­бильным телефоном.

Кроме того, он старался не об­щаться со старыми друзьями, дабы их случайно не подставить.

Однажды он совершенно случайно столкнулся на улице с Борькой, ко­торый, подобно «Летучему голланд­цу», несся по Невскому проспекту в своем любимом кожаном плаще.

Они бродили по набережной часа полтора, Денис все больше молчал, слушая треп давнишнего приятеля и прикуривая одну сигарету от другой.

— Да, Славика все-таки жаль... - услышал вдруг Денис. Борька, как обычно, перескакивал с одной темы на другую. — Крутой был мужик... Царствие ему небесное... Около дома поджидали, два выстрела — стан­дарт, второй контрольный. Молодая вдова, правда, не слишком убива­лась на похоронах.

— Какого Славика? — переспросил Денис, ежась на колючем ветру.

— Твоего бывшего начальника, ко­го ж еще-то, — пояснил Борис.

Денис почти отвык от манеры друга называть всех уменьшительно-ласка­тельными именами... Внезапно до не­го дошло, что жизнь начинает нала­живаться, медленно и неохотно двига­ясь в заданном направлении. Со вздо­хами и скрипами колесо фортуны на­чало наконец-то вертеться в нужную сторону, набирая обороты.

Еще год он потратил на то, чтобы добиться стабильного финансового положения собственной компании. У Дениса обнаружился прирожден­ный талант рекламщика. Довольно скоро средства, вложенные в ди­зайн-студию, стали окупаться, сай­ты, сделанные его командой, отли­чались изяществом и чистотой ли­ний. Чуть позже он осмелел настоль­ко, что стал браться за разработку фирменного стиля.

Денис дал себе зарок, что, как только он встанет на ноги, немедлен­но отправится в Москву и во что бы то ни стало разыщет свою Вэл.

К следующему лету он понял, что тянуть дальше некуда — денег хвата­ло на покупку квартиры в самом центре Петербурга, новенький «су-бару» блестел черными боками на стоянке, которую его агентство по­лучило согласно договору аренды помещения, а он просто боится уз­нать о том, что его ненаглядная, скорее всего, уже выскочила замуж. Та­кого удара его мужское самолюбие не перенесло бы...

Сейчас Денису было что предло­жить ей в комплекте с рукой и сердцем.

— И во всем виноват я сам! — в оче­редной раз мрачно думал он, окиды­вая привычным взглядом неболь­шой офис, в котором, как обычно, кофе пился литрами, зато на куре­ние был наложен запрет.

— Хотя, хватит лукавить, пора действовать! — Он устроился поудоб­нее в кресле, высокопарно именуе­мом «Президент», и на память на­брал рабочий телефон Вэл.

— Простите, она сменила место ра­боты, и довольно давно, — ответил ему равнодушный, чуть жеманный девичий голосок. — Нет, мы не даем номеров телефонов бывших сотруд­ников — это во-первых, а во-вторых, я все равно его не знаю. — Барышня распрощалась, а Денис еще долго слушал короткие гудки.

— Ищете и обрящете... — вспомни­лось ему библейское, и он задумал­ся, что такого могло случиться в жизни Вэл, что она поменяла работу.

«В любом случае я должен ее уви­деть, хотя бы ради того, чтобы рас­сказать, что произошло со мной в прошлом году», — подумал он, наби­рая адрес чата.

Тут его поджидало не меньшее ра­зочарование.

Ники были сплошь незнакомые. Ничего удивительного, скорость пе­редачи информации в Сети велика, но не менее велика и текучесть тех, кто имеет к ней доступ.

Денис мрачно смотрел в монитор, пытаясь отыскать хоть какой-то на­мек, след, увидеть хоть кого-то, с кем можно было поговорить на эту тему...

Он поднялся заварить себе кофей­ку, до сих пор он обходился без секретарши, ему не хотелось видеть ря­дом с собой ни одну женщину, а ког­да вернулся, то чуть не выплеснул горячую жидкость на клавиатуру. Денис еще раз перечитал сообщение, дабы увериться, что глаза его не об­манывают: «Событие! В чат прихо­дит ЧП!»