Особенно его тревожил в этот период один вопрос: не испытывает ли восточнонемецкое народонаселение от избытка предлагаемых соблазнительных товаров нечто вроде культурного шока, что в свою очередь может сказываться на нашем продукте, который, учитывая его специфику, неизбежно оттесняется на задний план. Комнатный фонтан, говорил он, это, наверное, между нами, все — таки не самое главное, что нужно человеку в первую очередь.
То, что он уже довольно скоро внутренне начал соотносить себя с Востоком, я заметил по тому, как он однажды, разговаривая по телефону, отбрил кого-то из нашей центральной конторы. Его собеседник на другом конце провода позволил себе, как сообщил мне возмущенный Штрювер, повесив Tpy6iy, многократно обозвать восточных немцев «вечно обиженными придурками с лагерными замашками».
А вот за что я искренне благодарен Штрюверу, так это за то, что он всегда старался подбодрить меня, даже если итоги дня выглядели весьма удручающе. «Помните, — говорил он, провожая меня после наших „заседаний" к лифту, — наш девиз: капля камень точит».
И вот однажды, в октябре, холодным солнечным днем…
Я возвращался, совершенно раздавленный, после одного неудачного визита, закончившегося легкой потасовкой. Мне пришлось даже раньше времени покинуть помещение, то есть практически оставить объект, спасаясь бегством.
Мне было тошно.
Я ненавидел Штрювера, я ненавидел весь свет. Поскольку мне ничего на ум не шло, я думал о смысле жизни. Моя жизнь, думал я, это череда сплошных недоразумений и глупостей. В этом смысле, вынужден был признаться я, скрежеща зубами, я жил несомненно очень полной жизнью!
Ты должен бороться со своей натурой, говорил я себе, но уже в следующий момент спрашивал, почему я должен бороться именно с тем, что, быть может, у меня самое лучшее?
Я вышел на пешеходную улицу. Там стоял все тот же скрипач. Он аккомпанировал оркестру, который исполнял какую-то симфоническую пьесу, лившуюся из динамиков магнитофона на головы редких прохожих. По дороге туда я уже заметил его, но только теперь, после моего сокрушительного поражения (пока нам более или менее хорошо, мы ничего вокруг себя не замечаем!), я увидел в нем своего коллегу, собрата по несчастью. Я решил оказать ему братскую помощь и положить (именно положить, а не бросить!) марку или даже две в открытый футляр, но тут обнаружил, что у меня с собою только бумажные деньги. Это будет, пожалуй, многовато. Но не просить же уличного музыканта дать мне сдачи, так все-таки не делают. В итоге я остался при своем и только молча кивнул ему, хотя он вряд ли мог оценить этот скромный знак внимания, поскольку играл с закрытыми глазами.
И все же мысль о том, что я легко мог дать музыканту денег, если бы обстоятельства сложились несколько иначе, — эта мысль согревала меня своим теплом в гот холодный осенний день. Только непреодолимая сила, а именно фактическое отсутствие мелочи, помешала мне осуществить этот замысел.
Настроение у меня как-то незаметно улучшилось, и тогда я, чтобы не упускать этого редкого случая, решил рискнуть и дать, наконец, ход моей АТЛАНТИДЕ. Как ни крути, но рано или поздно настанет роковой день отчета, который и так не сулил мне ничего хорошего, — пусть будет хотя бы одной проблемой меньше.
Поскольку я сэкономил время на предыдущем клиенте, который спустил меня с лестницы, я мог теперь заняться своими личными делами. Я поспешил к своей машине, открыл багажник, достал ИОНУ и коробку, в которой у меня лежала АТЛАНТИДА. Обычно я строго придерживался инструкции и всегда оставлял модели в машине. Но сегодня я действовал скорее интуитивно, и моя интуиция подсказала мне правильный ход. (Сегодня, оглядываясь назад, я не могу не признать, что, наверное, разумнее сначала иметь при себе только дипломат и проспекты, а не вламываться к бедному клиенту сразу с ящиком размером 90 х 60 х 40 см, что может произвести невыгодное впечатление, но, с другой стороны, если следовать штрюверовской методе, можно легко потерять завоеванные позиции, поскольку в тот момент, когда тебе надо покинуть поле боя для того, чтобы принести из машины демонстрационный образец, ты рискуешь услышать «Ах, оставьте, не утруждайте себя!» и остаешься опять ни с чем перед захлопнувшейся дверью. Сама жизнь доказала несостоятельность штрюверовской «чемоданомании», против которой я решительно выступал, ведя бесконечные дискуссии по этому поводу во время наших разъездов по городу.)
Пожилая дама, открывшая мне дверь, незамедлительно передала дальше:
— Пришел какой-то тип с коробками! — сообщила она кому-то, находившемуся в недрах квартиры.
Лучшего начала себе и представить нельзя. В коридоре тут же появились два карапуза. Они пристроились к доброй женщине, которая, как я безошибочно установил, была их бабушкой. Вероятно, они хотели первыми распаковать коробки. Затем, с некоторым интервалом, подтянулись и родители.
Теперь передо мной выстроилась вся семья в полном составе. В такой ситуации самым разумным было бы, конечно, ввиду превосходящей численности противника (групповые встречи — смерть агента!), немедленно покинуть территорию. Но не успел я оглянуться, как семейство — то ли потому, что родители не хотели сразу расстраивать детей, то ли потому, что в коридоре было все-таки тесновато, — увлекло меня за собой, и вот я уже сижу в гостиной, так сказать в «семейном кругу». Это неожиданное стремительное развитие событий совершенно сбило меня с толку, и я, чтобы не рисковать, извлек первым делом на свет божий ИОНУ. АТЛАНТИДУ я пока незаметно задвинул ногой под стол.
Я бойко прогнал свой текст про ИОНУ. Последовала пауза. Обычная реакция. Я называю это «моментом истины».
Семейство и кит молча разглядывали друг друга.
Судя по всему, это было не совсем то, что они себе представляли. Для меня это был крайне опасный момент. Эти холодные, оценивающие, сверлящие взгляды — я сам невольно поддавался их магнетической силе.
В таком вот состоянии я, преодолевая робость, осторожно спросил, а не попробовать ли нам запустить кита?
Вопрос остался без ответа, растворившись в гнетущем молчании…
И тут, как из-под земли, раздался чей-то голос. Он шел из-под стола. Один из младших членов семьи, спасаясь от кита, нырнул туда.
— Открыть, — пропищало снизу. — Открыть, — повторил детский голос и твердил это до тех пор, пока я не выдержал и не достал желанный объект.
В нерешительности я сидел, зажав коробку между ног.
— Открыть!
Холодеющими руками я на автомате раскрыл коробку. Я не сказал ни слова. Впрочем, мне и не надо было ничего говорить. АТЛАНТИДА говорила сама за себя…
Попробую описать подробнее, как все происходило, научным языком, поскольку в данном случае все шло по науке, в строгом соответствии с методикой обработки покупателя, именуемой в международной практике A. I. D. А. Первый этап обозначается буквой «А» и расшифровывается как «Attention!» (букв.Внимание!). И действительно, мои клиенты с огромным вниманием, насколько я мог судить по гробовому молчанию, следили за распаковыванием объекта. Далее следовал этап, обозначаемый латинской буквой «I» (I = interest; русск.интерес). Здесь нужно было собрать диффузное внимание присутствующих и трансформировать его в направленный интерес. Это в моем случае произошло автоматически. Сгава семьи, без каких бы то ни было понуканий с моей стороны, добровольно сходил за водой. Неопровержимое доказательство пробудившегося интереса.
Чтобы не вдаваться в подробности, скажу сразу: не прошло и трех минут (правда, я не смотрел на часы, но, по ощущению, все развивалось крайне динамично), как мы дошли до пункта «D» (англ. desire; ср. русск.:хочу купить). Когда же я попросил хозяина нажать на кнопочку и через несколько секунд из воды поднялась медная пластина с установленной на ней телебашней, в комнате воцарилась тишина. Но какая! Это была торжественная, благоговейная тишина! (Завершающий этап, идущий под литерой «А» (= action = действие), то есть подписание договора, был уже чистой формальностью.)
