Твой брат

Энди.

Вниманию всех жильцов!

Если вы посеяли ваши ключи от почтовых ящиков, обращайтесь к Филис из кв. 1. У нее есть контрольный ключ, и она достанет вашу почту. Не пытайтесь взламывать ящики!

Уважаемый мистер Фонтини,

Я получил ваше послание Я тщательно все взвесил. Я заверяю вас нельзя винить в печальном инциденте водопроводную систему. С ней все в порядке. Не только мистер Сьюэл в ней не нашел никаких изъянов, но я сам лично, уже после той, первой аварии подробно осмотрел каждый сантиметр. Я ползал с рулеткой и кронциркулем. Сливная труба в ванной — стандартного размера. Если не верите мне и Сьюэлу (между прочим, дипломированному водопроводчику), вызывайте городского инспектора, да пожалуйста и на здоровье, если, конечно, сумеете его залучить, в чём я сильно сомневаюсь, поскольку он выслушает и другую сторону. "Если не халтурная водопроводная система, — вы ему скажете, — так почему же потолок свалился во время ужина в мою тарелку, и притом не единожды, а дважды?" Объяснение, по-моему, лежит непосредственно под рукой и даже, я бы сказал, еще ближе. По-моему, вы правильно бы сделали, если бы внимательно понаблюдали за своей супругой, когда она принимает ванну. Если вы предпримете такое наблюдение, вы обнаружите при этом известную последовательность шагов. 1) Миссис Фонтини включает краны и напускает в ванну воду, сама тем временем совлекая с себя одежды, ища шампунь, возможно, не вдруг обнаруживая его, далее отправляясь в кладовку за чистым полотенцем и т. д. и т. п. 2) Покуда она углублена в эти занятия, вода в ванне достигает уровня сливного отверстия, а затем избыток бурлит в сливной трубе, что нимало не смущает миссис Фонтини, ибо она знает, что в подвале стоит большой электрический водонагреватель. 3) Погружаясь в ванну, она упускает из виду как свою собственную, нельзя сказать чтоб малозначительную, массу, так и опыт Архимеда в ванне, где он открыл, что в соответствии с каждым кубическим сантиметром миссис Фонтини, погруженным в воду ванны, к краям ванны будет подниматься кубический сантиметр вышеуказанной воды. 4) Она либо никогда не знала, либо забыла, что сливная труба предназначена исключительно для контроля за постепенным подъемом уровня воды по причине, скажем, открытых вентилей, но исконно не создана для борьбы с внезапными приливами. Быть может, ее руки, как они ни крупны, с какой бы силой ни вцеплялись они в края ванны, не могут тем не менее обеспечить задачу постепенного погружения в воду остальной массы миссис Фонтини, вследствие чего она в нее элементарно плюхается. Общий эффект шагов 1 и 4 сводится к тому, что прилив сокрушает хрупкие дамбы и горячая вода бурными потоками обрушивается на пол. Далее, под влиянием закона всемирного тяготения, эта вода протекает между плитками на шпаклевку кухонного потолка. Здесь низвержение воды всего лишь замедляется, но не прекращается вовсе, вследствие чего шпаклевка постепенно размягчается, покуда наконец она не размягчится до такой степени, что обрушивается в тарелку с вашим супом Я не хотел бы стать причиной раздоров между мужем и женой, однако, если вы, конечно, не стремитесь к регулярной оплате счетов за шпаклевку потолка, предлагаю миссис Фонтини перейти в стан приверженцев душа или, если она категорически не может обойтись без ванн и при этом неспособна либо не желает погружаться в воду с общепринятой скоростью, предлагаю вам изобрести, соответственно, механизм для ее погружения — на шкивах и веревках, что ли. Желаю вам всяческих успехов на избранном пути, только, пожалуйста, не вбивайте гвозди в стены. Тем временем вы должны возместить компании Уиттакера $417 за шпаклевку потолка.

Искренне ваш

лендлорд.

Ну что, ну что он означает — этот мой дар писать неприятные письма? Может, он свидетельствует о моем характере, может, я неприятный человек? Или, может быть, он просто означает, что другие люди неприятны? Пробовал я писать простые благодарственные записки, когда мне еще присылали подарки; эти записки тоже выходили неискренними сплошь. И если даже мне вдруг и в самом деленравился подарок, мне было ничуть не легче. То же самое бывало, когда я говорил Джолли, что ее люблю. Сам ведь по голосу слышу: безбожно пережимаю, вру — а я же в самом деле ее любил. Думаю, отчасти из-за этого я потом был с нею так отвратен. Теперь пишу людям, с которыми едва знаком, и письма прямо пышут, особенно если есть шанс исподтишка лягнуть кого-то, кто не в состоянии ответить тем же. Может, и прав Бодлер: хандра — она не от худа и не от добра, да, но сколько от нее вреда — прибавлю своими словами.

написать Губкибантом

написать Уилли

Уважаемая миссис Губкибантом,

Вот уже четыре года вы постоянно мне посылаете свои стихи. В первые три из них я трудился над ответами, вас утешал банальностями, тем временем тактично, исподволь советуя вам все это прекратить. Но вы упорствовали вопреки всему. Вы мне писали слезные письма. Вы надрывали мне сердце рассказами о своих творческих муках, которым я сочувствовал; о своих непомерных амбициях, столь сродственных моим; о проблемах своих яичников, о жестокости вашего библиотечного совета и волокитстве вашего супруга, с которым, волокитством то есть, я был уж никак не в силах сладить. Вы стали причиной моих бессониц, я засыпал и тотчас просыпался, потому что мне снилось, будто я мучаю беспомощных зверушек. Перед лицом всего этого я сдаюсь. Я не сохранил свидетельств ваших былых усилий, но нынешний ваш опыт, по-моему, еще хуже прежних, так что предоставляю на ваше усмотрение: выберите любые шесть строк, и я их напечатаю. После чего я уже не вскрою ни единого вашего конверта.

Искренне ваш

Энди Уиттакер.

Милый Харолд,

Спасибо тебе за письмо. Оно такое дружеское. Я тоже не прочь переписываться на регулярной основе. Ты, видно, прочел у меня между строк, что я и впрямь не совсем здоров. И не только в груди дело. Дом, в котором я теперь живу, меня ужасно угнетает, особенно когда льет дождь, а он в последнее время зарядил, хлещет как из ведра, практически без передышки. Но даже и не в дожде тут дело, а в тишине, какую он с собой привносит, потому что стук дождя по окнам и по крыше делает тишину в доме настолько более заметной, возможно, потому, что заглушает легкие шумы, какие обычно я произвожу, — шлепанье голых пяток по полу, поскрипыванье пера, и время от времени я осторожно прочищаю горло, ну и так далее. Думаю про тебя, как ты работаешь на воле, со зверушками, цветами, и жуткая зависть меня берет. Лежу навзничь на полу, разглядываю потолок на предмет протечек и представляю себе, как ты на тракторе легко и весело подпрыгиваешь по ухабам. И у вас теперь, наверно, все солнце, солнце. Я тут сочиняю одну новую повесть, действие происходит в Висконсине, на ферме (где я на самом деле ни разу не бывал), и было бы просто чудно, если б ты мне время от времени отвечал на кой-какие технические вопросы. А может, я даже смогу вырваться к тебе ненадолго, пропитаться, что называется, духом сельской жизни. Семья у тебя, кажется, чудесная, и я обожаю зверушек, маленьких осликов особенно.

Я решил перебраться из этого дома в жилище поменьше, где будет меньше места для привидении, и начал уже складывать вещи по ящикам. В гостиной у меня из этих ящиков выросла стена, буквально. В фасадные окна, в общем, уже не выглянешь. По вечерам, когда свет еле пробивается сквозь подслеповатые из-за дождя оконницы, углы ящиков размываются и чудится, что это мешки с песком, и возникает уютное такое чувство: я в крепости, я в обороне. Столовую я запер, она вся забита хламом, который я понатаскал из подвала. Прихожая забита тоже. И возникает чувство: я в осаде. В осаде, в обороне — ах, разве в наше время разберешь? Особенно медленно идет упаковка книг, потому что я то и дело обнаруживаю такие, про которые совсем забыл (или никогда не знал), что они у меня есть, и в конце концов я сажусь на пол и читаю, и мое тихое дыхание и редкий шелест переворачиваемых страниц тонут, как я уже упомянул, в неотвязном шорохе дождя.