Я окинула беглым взглядом установленную в коридоре вешалку для одежды, на которой насчитала шесть мужских курток, и тут же вспомнила – команд вроде бы набиралось пять. Похоже, Игорь не врал, ждали только нас.

– А кто шестой? – заинтересованно спросила я, проходя в комнату и щурясь от клубов плавающего в полутьме табачного дыма. Помещение еле освещал ночник под зеленым тканевым абажуром, придавая царящей в нем атмосфере ауру совсем не деловой интимности. Небрежная обстановка диггерской берлоги, показавшаяся мне омерзительнее жизни угнетенного российского рабочего накануне великой пролетарской революции, красноречиво подчеркивала калибр личности самого хозяина – ухватистого, жадноватого и немного неряшливого. Потертый шерстяной ковер производства фабрики «Красная ткачиха», тройка разнокалиберных, ветхих от старости кресел, колченогий журнальный столик, загроможденный донельзя захватанными пивными бокалами с отчетливыми отпечатками пальцев. Мечта криминалиста. На щербатую тарелку кучкой вывалено содержимое пары пакетиков – вяленые кальмары, а у дивана практически стоят заскорузлые носки, источая едкие миазмы, перебивающие даже густой сигаретный смог. Уютом тут и не пахло, ведь женщины в этом доме отродясь не водилось. Мне сразу стало понятно, что наш диггер придерживается закоренелой холостяцкой мудрости: «Лучше молоко в холодильнике, чем корова на кухне».

– Девчонки!..– Навстречу нам поднялся высокий блондинистый парень, так и дышащий ядреным водочным перегаром.– С Новым годом! – Он с ходу попытался облапить Галку, но покачнулся и под дружный хохот всех собравшихся неловким кулем обвалился обратно в кресло.

– Отвали, дебил! – протестующе взвизгнула моя подружка и, перешагнув через чьи-то длинные, протянутые поперек ковра ноги, вскарабкалась на колени к Стасу, сидящему в углу и ритмично покачивающему головой в такт льющейся из колонок музыке.

Я прислушалась. Кто-то пел на венгерском красивым мужским баритоном – мягким, но чуть хрипловатым. Я удивленно приподняла брови, вникая в смысл песни, напоминающей лирическую балладу.

Я невольно вздрогнула всем телом, переведя короткие четверостишия, огненными искрами впивающиеся в мою душу. Мне казалось, еще чуть-чуть – и я пойму, о чем же на самом деле поет этот незнакомый, определенно талантливый и самобытный, исполнитель.

– Нравится? – насмешливо спросил Стас, бдительно следя за выражением моего лица.– Оригинально, правда? Не то что всякие там попсовые «муси-пуси»…

– Еще бы,– согласно улыбнулась я, стараясь вести себя естественно и ничем не выдать своей настороженности.– Кто он? Там фоном посторонний шум идет, запись точно не студийная… – Эта улыбочка далась мне нелегко и вряд ли сошла бы за искреннюю, если бы не спасительная полутьма. Ну да, впрочем, от улыбок никому еще не становилось светлее, невзирая на клятвенные уверения всяких детских песенок – мол, проверено на слонах и маленьких улитках.

– Я прошлым летом ездил на фестиваль нетрадиционной музыки в Будапеште.– Знаток венгерских достопримечательностей одной рукой легко приподнял кошечкой льнущую к нему Галку и склонился набок, выключая музыкальный центр. В комнате сразу стало тихо.– Они его каждый год проводят на одном из островков посреди Дуная, фестиваль поэтому даже так и называется «Сигет»[9]. А группа эта местная, пока еще малоизвестная – «Тайекозтато», что переводится как «Вестник». «Вестник»,– мысленно хмыкнула я.– Ой, чего-то шибко будоражащее послание он нам несет…»

– А шестой – это я,– непоследовательно сменил тему парень, отвечая на мой вопрос.– Только я с вами не пойду, не тянет меня по подземельям шастать. Там,– он язвительно усмехнулся,– и шею сломать недолго. Зато информация моя верная, мне ее друзья прислали.

Удивительно, но почему-то я чрезвычайно спокойно восприняла тогда его категорический отказ лезть в городские катакомбы, хотя, если разобраться, мы и собрались-то в диггерской квартире именно для обсуждения подробностей этого мероприятия. Спрашивается, какого рожна было нужно Стасу от нашего сборища, если сам он решил остаться в стороне? И если бы я в тот вечер чуть повнимательнее отнеслась к своим подсознательным ощущениям, то не проигнорировала бы подсказки интуиции, едва ли не кричавшей: «Он – врет! Он что-то замышляет!»

– А не лучше ли на дискотеку свалить? – лениво предложил кто-то, чиркая зажигалкой.

Диггер испуганно дернулся, беспомощно оглянулся на Стаса и зачастил убедительной скороговоркой:

– Да вы что, ребята, это же экзотика!

– Ага,– не сдавался его оппонент, – плавали, знаем. Я вот прошлым летом в погоне за этаким экстримом с парашютом прыгнул…

– И как? – спросил Стас скептично, щелкнув пробкой раскупоренной пивной бутылки.

– Как, как… – Рассказчик выдержал драматичную паузу, видимо смакуя дорогие его душе воспоминания.– Да вот так! Ощутил, из какого именно места жидкий адреналин выделяется…

Мой рыжий поклонник демонстративно хихикнул.

– Игорек! – вдруг бурно возопил пьяный блондин.– Диггер чертов! А есть ли они на самом деле под городом – подземелья-то твои?

– Есть,– уверенно ответил хозяин квартиры, подмигивая мне с самым завлекающим видом.– Ох и люблю же я туда красивых девушек водить, блондинок – в Ночной дозор… – Смысл, вложенный в последние слова, казался более чем прозаическим.

– Дозор – позор! – мстительно срифмовала Галка, утыкаясь носом в шею Стаса и мурлыча, словно кошка.

Парни одобрительно заржали.

– Так ты у нас, значит, исследователь со стажем? – без обиняков спросила я, опираясь на полированный шкаф с разболтанными дверками и эротично округляя бедро. Хотелось присесть, ибо гадостные последствия похмелья все еще шумели в моей голове, однако меня совсем не привлекал низкий диван, застеленный зачуханным, усеянным бурыми пятнами покрывалом. Хрен его знает, чем на этом диване занимались… И с кем…

Но не обративший ни малейшего внимания на мою брезгливую гримасу Игорь хвастливо приосанился, откидывая за плечо свои африканские косички:

– А то ж! Уже почитай лет десять, как подземными розысками занимаюсь…

– И успешно? – поддела я насмешливым тоном.

Самоуверенный диггер высокомерно надул губы. Я видела, по возрасту он моложе меня года на два-три, а поэтому пыжился все больше, старательно напуская на себя вид взрослого самостоятельного мужчины.