Успех в мирской карьере – это не зло. Это просто обстоятельства твоей жизни. Сами по себе богатство или нищета не имеют нравственного наполнения. Нравственное наполнение имеет только реакция человека на те обстоятельства жизни, в которых он оказался. Человек испытывается тем, как он реагирует на эти обстоятельства, как он переживает свою нищету или свое богатство. Ни одна земная работа сама по себе не вводит в Царствие Божие. И токарь спасается не тем, что он работает у станка и хорошо обтачивает заготовки, и крестьянин на Божьем суде будет оправдываться не тем, что он прямо проводил борозду и вовремя кормил своего коня. Так что нельзя сказать, будто работа банкира пагубна, а работа токаря спасительна.
Если от твоих профессиональных решений ежедневно зависят судьбы финансовых потоков, а, значит, и людей, то и отнесись к работе как к работе, как к своему профессиональному долгу. И делай ее хорошо и честно.
– Складывается впечатление, что православие очень подозрительно относиться к самому институту собственности (мы тут говорим не о реальной церковной практике, а о догматике). Не сближает ли это православие с коммунизмом, как социальной доктриной?
– При обсуждении этой темы важно помнить, что в православии есть различие между повседневной нормой и высшим призванием.
Мало различать добро и зло. Надо различать хорошо и лучше. Скажем, Апостол Павел говорил, что хорошее дело – брак, но он хотел бы, чтобы его ученики были подобны ему – свободны для всецелого служения Христу. Ни слова осуждения в адрес брака, напротив – благословение. Для начала – мир закона, и лишь затем – то, что выше закона, мир благодати. Но сначала надо научиться жить в мире закона, нормы. Прежде чем обожиться, надо очеловечиться. Во втором веке святой Ириней Лионский говорил о грехе первых людей (Адама и Евы), что они, прежде чем стать людьми, хотели стать богами. Это очень точное определение очень часто встречающегося греха. Так вот сначала научись правилам обычного человеческого общежития, а потом уже возмечтай о каком—то пути отшельника, суперйога и т. д. Нечто подобное и здесь. Но отсюда следует, что если нечто не нужно на высшем пути, это нечто все же нельзя осуждать, встречая его в мире более обычном.
На горной высоте слитки золота и ценные бумаги будут ненужной ношей. Еда, подходящая для обычного шахтера или профессора не подойдет для того, кто готовит себя к Олимпийскому старту. Не все обязаны быть монахами. Но завидовать монашескому пути и монашеской свободе должен любой разумный христианин.
И на любом этапе духовного становления есть общее правило: если борьба за собственность и труд по ее удержанию не расчеловечивают тебя – что ж, значит ты духовно силен и можешь ею владеть. Но ведь может быть иначе: лишняя соломинка может переломить горб верблюду. По слову святого Иоанна Златоуста – как слишком большая обувь натирает ногу, так слишком большое жилище натирает душу.
Христианство на 1800 лет старше теории научного коммунизма, и, значит, о проблеме богатства—бедности мы думали никак не меньше коммунистов. С коммунизмом у нас есть как точки сближения, так и линии расхождения. Формула советского коммунизма: "то, что было твоим – будет моим". Инакова формула христианского "коммунизма": "что было моим, пусть станет твоим". "Деньги мои, идите прочь от меня – к бедным!". Но буквальное и всецелое исполнение такого евангельского совета – это высший полет, это путь совершенно свободного человека.
И, конечно, мы от этой вершины не отказываемся. И для нас дороги люди, типа преподобного Серафима Вырицкого, который был купцом и еще до революции успел избавиться от своих заводов и принял путь монашества. Однако, это не означает, что все должны так идти.
Понуждать всех к такой жизни было бы сопряжено с насилием. Это путь не нормы, а юродства, а, значит, это путь особого и личного Божьего призвания.
Помнить о таком пути, хотя бы иногда мечтать о нем и плакать о своей далекости от него должен каждый христианин. Реализовывать же – лишь тот, кто понял, что разминовение с таким путем есть затянувшееся насилие над собственной совестью.
Начинать надо не с него. Для начала ты хотя бы отнесись по—человечески к людям, которые зависят от тебя. В Египетской Книге Мертвых есть изумительная глава с описанием так называемой отрицательной посмертной исповеди, когда на суде душа умершего должна пройти испытание, называя те грехи, которых она никогда не делала. При этом боги взвешивают сердце человека и если он соврал, то сердце выдает его. И среди добродетелей, которые перечисляются там, одна совершенно изумительна: "я никогда не просыпался по утрам с мыслью о том, как бы задать побольше работы моим рабам". Думаю, это изречение стоило бы повестить в кабинетах очень многих директоров.
А что касается отношения к деньгам… Я вполне согласен со словами Владимира Мау: "Люди, активно вовлеченные в "производство денег", и особенно те из них, кто вырвался на самый верх предпринимательского успеха, подвергаются тяжелому нравственному испытанию. Это испытание независимостью, причем независимость от других людей (которую действительно имеют богатые люди) в их сознании подменяется представлением об их независимости от Бога. Кажется, что они "могут все", что они в своем величии приближаются к Богу. А это уже очень опасное для души состояние. На самом же деле деньги, если и дают свободу, то только от денег. Здесь было бы уместно вспомнить слова Ж.—Ж.Руссо: "Деньги, которыми обладаешь, – орудие свободы; деньги, за которыми гонишься, – орудие рабства""[8]
– Но разве банкир не нарушает библейскую заповедь о запрете ростовщичества?
– Полагаю, что нет. Надо понять смысл заповеди. Да, она запрещает давать деньги под проценты. Но – кому? Точнее – кто именно в те времена просил о таком займе? Если крестьянин приходит к богачу и просит одолжить ему мешок зерна для посева при условии, что осенью вернет два мешка, то ясно, что просит он не от хорошей жизни. Значит, ростовщик наживается на беде другого человека. И это подло. Но сегодня банки дают кредиты не тем, кто голодает. Сегодня они помогают покупать "бутерброды с маслом" или даже с икрой (потребительские кредиты на приобретение телевизоров и холодильников). Еще больше банки зарабатывают на бизнес—кредитах. Но если человек просит одолжить ему миллион для строительства бензозаправки, то из этого не следует, что этот человек оказался в страшной беде. В этом случае банк выступает в роли его партнера в бизнесе и просто разделяет с ним и финансовые риски и будущую прибыль.
Так что у христиан сегодня нет основания осуждать банкиров за их профессиональную деятельность. Христианский запрет на профессии сегодня стоит обратить не к банкирам, а к держателям ломбардов. Вот это и есть наследники былых ростовщиков. Они превращают чужие слезы в свои деньги. В ломбард люди несут вещи действительно лишь от нужды, в крайнем случае.
– Во время приватизации прижилась в народе циничная фраза: как будем делить – поровну или по справедливости? Есть ли, по Вашему, некий критерий экономической справедливости?
– Справедливого раздела собственности никогда не было: поскреби историю любой собственности, в конце концов, найдешь там кровь, удачного варвара—завоевателя… Поэтому по—настоящему справедливой я считаю в современном мире только интеллектуальную собственность. Если человеку пришла идея и он ее воплотил в работающий бизнес—проект, приносящий творцу доход – это справедливо.
Скажем, миллионное состояние господина Рубикса, придумавшего "кубик Рубикса" – это справедливо, миллиардное состояние компьютерщика Билла Гейтса – тоже. Но у нас в начале 90—х назначали олигархов: ты, Мишенька, будешь хозяином этого, а ты, Ромочка, хозяином того. И это я не могу назвать справедливым.
– Как современному человеку совместить свои христианские убеждения и свою работу в области бизнеса?