Брусилов, старый кавалерист, отнюдь не считал кавалерию изжившим себя родом войск, он только ратовал за правильное и осмысленное употребление ее. Позднее, уже в октябре 1923 года, он писал, что новейшие технические средства борьбы в значительной мере отразились на работе конницы, но техника — отнюдь не враг конницы в большинстве случаев, а ее могучий союзник. «Воздушный флот, броневые части, машины огня и другие технические средства, приданные коннице в пределах, допускаемых ее основным свойством — подвижностью, в значительной мере увеличивают ее самостоятельность и тем сугубо облегчают коннице выполнение ею разнообразных и многосложных задач ее на войне».
Поэтому у Брусилова вызывала озабоченность недостаточная оснащенность Красной Армии подвижными техническими средствами. «Наши вероятные противники бесспорно будут богаче нас своей техникой. И потому наше недостаточное еще богатство таковой всего выгоднее компенсировать сильной (своим составом, духом и снабжением) искусной конницей, на развитие и усовершенствование которой должно быть обращено сугубое внимание».
Уже говорилось, с каким вниманием относился генерал Брусилов в годы войны к авиации. В его докладе 20 декабря 1920 года и на этот счет имеются знаменательные высказывания: «Совершенно необходимо обратить особое, усиленное внимание, не жалея ни средств, ни трудов, на самую энергичную постройку воздушных судов вполне современных типов и необходимо твердо помнить, что наша отсталость в этом отношении грозит Красной Армии в будущем, а следовательно, и всей Советской Республике, большой бедой. Героическими усилиями нам необходимо догнать наших возможных врагов и в дальнейшем никак не отставать в развитии этого нового рода оружия». Государственный подход Брусилова к разрешению этого вопроса очевиден, он мыслит, несомненно, как командир Красной Армии, как лицо, сознающее свою ответственность и за судьбу армии, и за будущее страны — Республики Советов.
В этом же докладе имеется и еще одно важнейшее соображение, а именно об авторитете командира: «Для правильной постановки вопроса о командном составе было бы необходимо иметь соответствующий, по своей теоретической и практической подготовке, корпус красных офицеров, начальников во всех отношениях, без института комиссаров. Может быть, эта мера еще преждевременна, никакие же паллиативы тут помочь радикально не могут…» Вопрос о введении единоначалия стоял в Красной Армии после окончания войны достаточно остро, и мера эта, безусловно необходимая в правильно организованной армии, была осуществлена постепенно на протяжении ряда лет. К декабрю же 1920 года противников единоначалия насчитывалось немало, и они занимали видные посты. Поэтому-то и важно отметить прямую и искреннюю постановку вопроса Брусиловым.
На заседаниях Особого совещания, как доказывают документы, он говорил о самых разнообразных и насущных делах Красной Армии. Но, конечно, для Брусилова, старого кавалериста, основной областью приложения своих сил, своего знания и опыта прежде всего оставалась кавалерия. Уже 1 мая 1920 года Брусилов был назначен председателем вновь созданной комиссии по выработке мер по созданию высокопородистых лошадей, необходимых для кавалерии и артиллерии.
После окончания гражданской войны страна наша находилась в крайне тяжелом положении. «Разорение, нужда, обнищание» [32]— так характеризовал его В. И. Ленин. Ни одна страна в мире на протяжении нескольких последних столетий не подвергалась подобному опустошению. Общие потери населения начиная с 1914 года составили более 20 миллионов человек; сумма материальных потерь Советской России превысила 40 миллиардов золотых рублей, то есть больше четверти всего довоенного богатства страны.
Приступив к работе в комиссии, Брусилов сразу же убедился, какие утраты понесло конское поголовье за годы войны. Из 35,5 миллиона лошадей, насчитывающихся в России на 1916 год, теперь осталось менее двух третей. А ведь в то время лошадь была главной, даже единственной тягловой силой в сельском хозяйстве, велика была ее роль в транспорте и, конечно, в армии. Но дело не только в уменьшении поголовья. Особенно тяжело пострадало племенное коневодство: большинство племенных заводов находилось на юге страны, именно там, где три года бушевала гражданская война. Качественный состав кавалерийского поколения ухудшился.
В комиссию Брусилова входили представители нескольких учреждений, и сразу же обнаружился различный подход к проблеме. Отдел животноводства Наркомзема категорически утверждал, что взгляды дореволюционных военных органов на необходимость культурной лошади для службы в коннице и артиллерии опровергнуты опытом войны, где якобы наиболее пригодными оказались крестьянские лошади. Еще дальше шел представитель Главного ветеринарного управления: он считал, что в армии культурная лошадь может быть успешно заменена киргизской!
Пришлось Брусилову разъяснять всю нелепость и вредность подобных взглядов. 23 июня 1920 года он представил в Совет Всероссийского главного штаба доклад о работе комиссии, в котором убедительно доказывал, что только культурная лошадь может удовлетворить нужды Красной Армии и сельского хозяйства страны. «Как старый кавалерист, — писал он, — стою на той точке зрения, что невозможно оспаривать мнения, утвердившегося в целом мире бесконечной работой и всей культурой Западной Европы, нужна ли культурная лошадь. Ответ один: культурная лошадь необходима и для военного ведомства, и для крестьянина».
Мнение Брусилова возобладало. Вскоре комиссия, руководимая им, предложила создать соответствующий орган, который занимался бы коннозаводским делом и коневодством вообще. Такой орган — Центральное управление коннозаводства и животноводства при Наркомземе — был создан, а Брусилов стал главным его инспектором. В июле 1922 года начальник Штаба РККА поставил перед РВС республики вопрос о переименовании инспекции Брусилова в военную инспекцию. После принятия этого предложения Брусилов стал главным военным инспектором коннозаводства и коневодства в Советской России.
…Кончался седьмой десяток жизни Брусилова, но он неустанно продолжал трудиться на благо страны и армии. Восстановление конного дела требовало немалых усилий, и Брусилов старается, чтобы соответствующие органы отводили должное внимание этому вопросу. К примеру, в августе 1922 года Брусилов, препровождая в Центральное управление коннозаводства и животноводства доклад инспектора Скворцова о главнейших мероприятиях в области коневодства, писал от своего имени: «Эта исключительная по своему значению для земледельческой страны отрасль народного хозяйства в течение последних восьми лет по общеизвестным причинам пришла в такое тяжкое положение, что Советскому правительству необходимо обратить на нее усиленное внимание и предпринять ряд неотложных мер, без которых нам в этом отношении будет чрезвычайно трудно справиться. Время не терпит, и доклад тов. Скворцова является более чем своевременным, напоминая об этом важнейшем деле во время строительства государства на новых началах».
Поскольку восстановление коневодства в европейской России требовало немало времени, Брусилов рассчитывал использовать до предела еще уцелевшие ресурсы, в частности в Западной Сибири. «Было бы преступлением, — писал он в особой записке, — не обратить усиленного внимания и заботы на спасение и развитие еще сохранившихся остатков коневых средств в Западной Сибири. На случай мобилизации армии оттуда можно много почерпнуть, чтобы оно развивалось должным образом и чтобы при изъятии даже значительного количества лошадей план работ не разрушался и коннозаводство не исчезло, как это имело место в европейской России во время гражданской войны. Это явление не должно повториться теперь, во время нового строительства Советской Республики».
Все же внутренними ресурсами страны в восстановлении коневодства обойтись было невозможно, и 8 ноября 1922 года Брусилов поставил перед главкомом вопрос о необходимости закупки за рубежом чистокровных лошадей. «Вопрос этот, — писал он, — принадлежит к числу государственных задач неотложной необходимости и первостепенной важности в целях обороны Советской Республики. Время не терпит».
