— Да, — протянул он, оглядывая стерильную, как у Элизабет-Джейн, белую кухню. — Было бы замечательно. — В сушке были две чашки и одна чайная ложка.

— В первой комнате. — Она указала на гостиную в передней части дома и повернулась, вытирая руки о передник. Она выглядела старой, но вблизи ее кожа оказалась гладкой. Лицо портила только огромная родинка над верхней губой. За очками в металлической оправе сияли ясные и умные глаза.

Он прошел в первую комнату, слыша за собой шарканье ее шлепанцев. Все окна передней части дома были раскрыты, а стена в гостиной оказалась стеклянной: отсюда открывался изумительный вид на море. В ясный день у самого горизонта было видно Ирландию и остров Арран с самой высокой вершиной Гоут-Фелл. Облака, словно из белого хлопка, неподвижно висели над домом, но яркость солнца, заполнявшего всю комнату, только усилила головную боль.

Женщина пальцем указала на старинный бежевый телефонный аппарат, стоявший на деревянном буфете. Проходя мимо, она неодобрительно надула губы.

— Моя машина? — спросил он.

— Взорвалась. Никто ничего не видел. У нас всегда так. Она так и будет там лежать, у поля. Он захочет, чтобы вы ее убрали.

Макалпин не стал допытываться, кого она имела в виду.

Она вышла из комнаты, а он позвонил в участок и попросил соединить с отделом расследования убийств: с Костелло или Андерсоном. Он мог доверять только им.

Трубку взяли, но прерванный разговор продолжался. Он слышал шуршание бумаг, отдаленные голоса, и наконец: «Здравствуйте. Я могу вам помочь?»

Он опять позвал Андерсона. Голос на другом конце закричал:

— Кто-нибудь видел Андерсона? — И затем: — Извините, но его нет на месте.

— Можете дать его мобильный?

— Мы не даем…

— Какого черта! Это старший инспектор Макалпин! Его номер!

Голос на другом конце помедлил.

— Да, хорошо.

Все так вот просто?

Он набрал номер и переложил трубку в левую руку — на весу плечу было легче. Он провел ладонью по волосам и поморщился от запаха рвоты, бензина и грязи.

Пока шла переадресация сигнала для соединения, он отодвинулся, чтобы не стоять на солнце, и оглядел комнату. На полу около старого буфета, из тех, на которые обычно ставили проигрыватели, лежала пачка долгоиграющих пластинок: Фрэнк Синатра, Дин Мартин, «Романтичные шестидесятые». Ей было точно за шестьдесят, и он готов был поспорить, что никакой романтики в ее жизни давно не было. Он улыбнулся — игра слов, и губа треснула.

У стены рядом с камином стояла какая-то высокая тонкая коробка. Она показалась ему странно знакомой. Она была вскрыта, и он увидел резьбу по дереву. Наверняка рамы для картин. Старушка, должно быть, занимается живописью. В коробке их было несколько. Он их сразу узнал — вся мастерская Хелены была ими завалена. Но здесь они были чужеродны. Почему — он понял не сразу. Нет запаха краски, нет сохнущих картин, нет мольбертов и подставок, нет беспорядка. Нет картин на стенах. Наклонив голову к плечу, он с трудом разобрал надпись на простой белой этикетке: «Нэн Макдугалл, коттедж „Шипридз“, Шипридз-лейн, Хэдз-оф-Эр-роуд, Крой, графство Эршир, Шотландия». Он прочитал еще раз, стараясь запомнить адрес.

— Ну давай же, шевелись! — поторопил он трубку.

Наконец, после нескольких щелчков, трубку взяли.

— Алло?

— Привет, Колин. Это Макалпин. Окажи мне услугу.

— Куда ты пропал, Алан?

Макалпин вернулся в кухню, потом, вспомнив о приличиях, порылся в кармане в поисках фунтовой монеты. Она промывала овощи под краном.

— За вами приедут? — спросила она не оборачиваясь.

— Да, все в порядке, спасибо.

— Ваш бумажник — на столе в прихожей.

— Да… хорошо. — Он даже не заметил его отсутствия. Она вытерла капли с раковины. В сушке чашек уже не было.

— Спасибо вам за все… за все.

— Не за что. Вы не первый и не последний. Я говорила совету.

— Как вы меня вытащили из машины?

— Вы могли идти. А если вы можете идти и вызываете «скорую», то это обойдется в целое состояние. Я решила: хороший сон — и будете как новенький. Я же говорю, что вы не первый.

— Еще раз спасибо за все. Но ведь там был еще кто-то? Кто вам помогал? Я бы хотел их тоже отблагодарить. — Он почесал в затылке, стараясь вызвать в памяти фигуру с палкой, разбившую стекло. У него осталось ощущение, что это был кто-то гораздо моложе, подвижнее и похожий на ангела.

Она в первый раз подняла на него глаза, сразу ставшие холодными за оправой очков.

— Вы ошибаетесь. Я была там одна.

Арлин лежала на столе из нержавеющей стали, голова на мраморной подушке. Вскоре должны были прийти главный судебный патологоанатом Джон О’Хара и его помощница Джессика Гибсон. Из вентилятора нагнетался воздух, и было ужасно холодно. Неожиданно тишину нарушил шум воды в водостоке.

Мертвые не всегда выглядят умиротворенными. Волосы на голове Арлин были растрепаны и неряшливы — не прокрашены у основания. С левой стороны скула и челюсть были на дюйм ниже, чем с правой. Ее порезанные губы растягивали рот в неприятную гримасу, которая казалась остатком жизни. Смерть не красила ее, она выглядела отталкивающе.

Костелло очень устала, вокруг глаз легли серые тени. В медицинском халате и в брюках, она расхаживала перед столом, наклонялась к ранам, пытаясь понять, почему убили эту женщину.

Арлин была в черной куртке и красной кожаной мини-юбке. Под юбкой — толстые белые ноги, на одной — зеленый сапожок до щиколотки, а на другой только пятна крови. Красный лак с ногтей пытались соскрести, и одного ногтя не хватало. На ноги и руки были надеты целлофановые мешки, которые Костелло приподнимала при осмотре.

— Формальное опознание уже было? — спросил Малхолланд, устраиваясь на стуле возле стены и закидывая ногу на ногу.

— Ее опознала подруга Трейси, — кивнула Костелло. — С ней надо еще поработать и слегка надавить. У нее… — Она замолчала, увидев вошедшего Дэвидсона, младшего ассистента.

Он кивнул, заглядывая в список:

— Арлин Хэггерти? — Он перевернул бирку на ноге жертвы.

— Детектив уголовной полиции Малхолланд, сержант уголовной полиции Костелло, — официально представилась она.

— Привет. Приятно, когда за нас делают первый разрез.

— Прибереги свои шутки для другого случая, — посоветовала Костелло.

Дэвидсон ее не понял.

— Тошнит?

— Нет. Мертвые никогда не причиняют неприятностей, а вот от живых тошнота бывает. — Она в упор посмотрела на Дэвидсона, и тот, состроив гримасу, вышел. Дверь закрылась за ним с шипением, которое, как решила Костелло, было вызвано сжатым воздухом.

Малхолланду стало не по себе. Находясь здесь, они все подвергались ужасной опасности: вирусы и бактерии кишели вокруг, тая неизвестную смертельную болезнь. Он закашлялся, держа у губ шелковый носовой платок, который использовал в качестве фильтра, и тоскливо посмотрел на дверь.

Как по команде, она распахнулась. Вошел О’Хара.

— Мы должны дождаться доктора Гибсон — без нее начинать не можем. Есть подвижки? — Он наклонился над столом, внимательно осматривая Арлин.

— Ждем, что скажет доктор Баттен.

— Значит, нет.

Костелло покачала головой.

— Я бы не хотел, чтобы на этом столе оказалась еще одна жертва, — сказал О’Хара.

— А я бы хотел получить что-то надежное для суда, — не остался в долгу Малхолланд.

Дверь с шипением открылась.

— Доброе утро, доктор О’Хара.

— Доброе утро, доктор Гибсон. Вы не возражаете, если мы приступим?

— Конечно, приступайте. — Джессика Гибсон прислонилась к стене. Ее волосы торчали в разные стороны и явно мечтали о встрече с расческой.

— Закон говорит, что я должна просто присутствовать.

— Закон говорит о «заинтересованном присутствии», — поправил О’Хара.

— Просто присутствии, — пробормотала Гибсон. — Мне не нужна никакая заинтересованность. Мне нужно просто подтвердить все, что вы скажете. Привет, сержант Костелло. Как жизнь?