Затем капитан разглядел, как трепещут деревья, растущие за камышами. Кроны содрогались, с некоторых посыпались желтые листья и мелкие ветки. Мигом позже прибрежные камыши всколыхнула волна и покатилась дальше, в реку, взбаламутив воду и траву. Она ударила в корпус судна и прошла дальше, почти незаметная на глубине.

– Землетрясение! – крикнул с кормы Сварг.

– Землетрясение! – проревел Большой Эйдер, предупреждая хранителей в лодках.

– Точно! – подтвердил Лефтрин. – Отведите Смоляного как можно дальше от берегов, но так, чтобы не потерять дно. Осторожно, взялись!

– Поберегись! – откликнулись багорщики.

Пока Смоляной отходил от берега, по кронам деревьев прошла еще одна волна. На землю дождем посыпались листья, ветки и старые птичьи гнезда. Миг – и камыши, ряд за рядом, окунулись в воду, а затем баркас покачнулся. Лефтрин нахмурился, но не отвел взгляда от деревьев. Землетрясения частенько случались в Дождевых чащобах, и по большей части на слабые толчки никто не обращал внимания. Сильные же не только угрожали жизни рабочих, ведущих раскопки в городах Старших, но и могли свалить старое или подгнившее дерево. Даже если ствол не рухнет прямо на палубу, из-за них, как слышал Лефтрин, порой тонули корабли. Говорят, во времена его дедушки именно упавшее дерево, по-настоящему огромное, остановило все движение на реке, и рабочим потребовалось почти полгода, чтобы расчистить фарватер. Сам он несколько сомневался в правдивости этой истории, но в каждой легенде найдется зерно истины. Наверняка где-нибудь да упало достаточно большое дерево, чтобы пошли такие слухи.

– Что происходит? – В голосе Элис угадывалась тревога.

Она услышала крики и вышла на палубу.

– Землетрясение, и довольно сильное, – не глядя на нее, ответил Лефтрин. – Пока что никаких осложнений, похоже, только деревья как следует встряхнуло. Ни одно не упало. Если не будет второго толчка, посильнее, мы легко отделаемся.

К ее чести, Элис только кивнула в ответ. Землетрясения были обычным делом по всем Проклятым берегам. Жителей Удачного ими не удивишь, хотя капитан сомневался, что Элис доводилось переживать подобное на воде или остерегаться падения крупных деревьев. Возможно, и следующее предостережение окажется для нее новостью.

– Иногда из-за землетрясений вода в реке становится более едкой. Но не сразу. Считается, что-то происходит выше по течению и выпускает белую воду. Через два-три дня мы, возможно, увидим, что река совсем побелела. Или нет. А вслед за действительно сильным землетрясением иногда приходят грязевые дожди.

Элис тут же оценила угрозу.

– Если вода сделается едкой, что делать драконам? И выдержат ли лодки хранителей?

Лефтрин глубоко вдохнул и выдохнул через нос:

– Ну, эта опасность на реке была всегда. Лодки, вероятно, некоторое время продержатся, хотя на всякий случай, если вода станет едкой, мы затащим их на палубу, поставим друг на друга, а хранители поплывут с нами.

– А драконы?

Капитан покачал головой:

– Насколько я понял, у них довольно прочные шкуры. Многие животные, рыбы и птицы чащоб привычны к здешней воде. Кое-кто держится подальше от реки, когда она белеет, а другие вроде бы и не замечают разницы. Если вода станет едкой, многое будет зависеть от того, насколько сильно и как надолго она изменится. День-другой, думаю, драконы выдержат. Если дольше, я начну беспокоиться. Но может, нам повезет, мы найдем сухой берег, и драконы переждут на нем самое худшее.

– А если берега не будет? – негромко спросила Элис.

– Ты и сама знаешь ответ, – отозвался Лефтрин.

До сих пор за всю дорогу такое случилось лишь однажды. Как-то вечером они так и не нашли надежного места для отдыха. Во все стороны, сколько ни смотри, тянулись одни болота, и драконам некуда было вылезти из воды. Несмотря на все их ворчание, им пришлось ночевать прямо в реке, а хранители улеглись на палубе Смоляного. Драконам тот опыт пришелся совершенно не по вкусу, однако они выжили. Но тогда вода была не слишком едкой, а погода – мягкой.

– Им придется потерпеть, – заключил Лефтрин.

Ни он сам, ни Элис не заговорили вслух о том, что белая вода может разъесть раны драконов.

– Это путешествие изначально сопровождали опасности, – чуть помолчав, добавил Лефтрин. – Очевидные опасности, с которыми мы постоянно живем бок о бок. Первые «поселенцы» Дождевых чащоб были, по сути, брошены здесь на произвол судьбы. Ни один человек в здравом рассудке не пришел бы в эти края по доброй воле.

– Я знаю историю своего народа, – перебила Элис несколько резко, но тут же слабо улыбнулась. – И я, со всей определенностью, пришла сюда по доброй воле.

– Да, верно, история Удачного – это история Дождевых чащоб. Но по-моему, мы живем тут побольше вашего.

Капитан облокотился на борт, ощущая под руками крепость Смоляного. Окинул взглядом течение своего мира.

– Странность струится в водах этой реки и влияет на всех нас так или иначе. Трехог не самое удобное место для жизни, и Кассарик не лучше. Но без этих городов у Удачного не было бы магии Старших на продажу. То есть нет Дождевых чащоб – нет и Удачного, как я это вижу. Но я пытаюсь сказать, что поколение за поколением, десятилетие за десятилетием молодые исследователи пускались в путь, обещая, что найдут лучшее место для поселения. Некоторые так и не вернулись. Остальные же рассказывали об одном и том же. Ничего, кроме бескрайней долины, где много деревьев и еще больше сырости. И чем дальше углубляешься в лес, тем более странным он становится. Все экспедиции, поднимавшиеся вверх по течению, возвращались, уверяя, что дошли до конца судоходного русла или до места, где река разлилась во всю ширь, так что оба берега напрочь скрылись из вида.

– Но ведь они просто не заходили достаточно далеко, правда? Мне попадалось так много упоминаний Кельсингры, что я верю: она точно существовала. И где-то существует до сих пор.

– Горькая правда в том, что мы можем прямо сейчас проплывать над ней и никогда об этом даже не узнать. Или же она может остаться в полудне пути от нас, за деревьями, укрытая мхом и грязью. Или стоять на одном из притоков, которые мы миновали. Два других города Старших то ли затонули, то ли их засыпало. Никто не знает наверняка, что с ними случилось, но известно, что теперь они под землей. То же самое могло произойти и с Кельсингрой. Вероятно, так и было. Нам известно, что давным-давно стряслось что-то грандиозное и ужасное. От этого погибли Старшие и почти вымерли драконы. Изменилось все. И сейчас на самом деле мы всего лишь следуем за драконами по самому судоходному руслу и надеемся к чему-то прийти.

Лефтрин поднял взгляд на Элис и увидел, как побледнело ее лицо под веснушками, как сжались губы.

– Чистая логика, Элис, – добавил он, пытаясь говорить мягче. – Если бы Кельсингра выстояла, разве не уцелели бы Старшие? А если бы Старшие выжили, разве они не спасли бы драконов? Ведь на всех гобеленах они всегда рядом.

– Но… если ты не веришь, что мы найдем Кельсингру, если ты с самого начала не верил, что мы можем ее найти, зачем ты вообще отправился в этот поход?

Тогда он заглянул прямо в ее серо-зеленые глаза:

– Ты хотела поехать. Ты хотела, чтобы поехал я. Так я мог побыть рядом с тобой, пусть и не слишком долго.

При этих словах вся душа Элис отразилась в ее глазах. Лефтрин отвел взгляд:

– Вот что определило мое решение. Сперва, когда я только услышал об этом, я подумал: «Э, безумная затея! Вряд ли что получится, и, бьюсь об заклад, платят соответственно». Часть денег вперед и обещание золотых гор, когда «дело будет сделано». И приключения по дороге. На реке нет человека, который не гадал бы, где ее исток. И вот представилась возможность узнать наверняка. А я всегда был азартен. Всякий, кто работает на реке, играет в орлянку так или иначе. Вот я и сделал ставку.

Лефтрин бросил сам себе вызов и принял собственное пари. Руки Элис лежали на планшире рядом с его руками. Он мягко накрыл ладонью ее пальцы – и его едва не скрутило судорогой. Дрожь охватила все его тело. Рука Элис лежала под его ладонью, а под ней был Смоляной.