5
Дюка выписали уже на второй день, не найдя у него никаких серьезных осложнений.
Однако Сью, навещавшая Дюка в больнице, оптимизма врачей не разделяла. Слишком уж не похож был тот Дюк, которого она знала раньше, на того Дюка, с которым познакомилась в больничной палате.
Доктор посоветовал не на шутку обеспокоенной Сью обратиться с мужем к психоаналитику, но Дюк, едва услышав об этом предложении, объявил его смехотворным и нелепым.
Поняв, что на уговоры Дюка придется потратить больше усилий, чем она предполагала изначально, Сью решила набраться терпения и повезла мужа домой. В конце концов, привычная обстановка должна привести его в чувство, утешала она себя, хотя уверенность в том, что Дюк станет прежним, таяла с каждой минутой, проведенной с мужем.
Прибыв в родные пенаты, Дюк первым делом объявил, что намерен принять ванну, ибо условия, в которых он вынужден был прозябать последние два дня, трудно было назвать человеческими.
Сью подумала, что городская больница конечно же не курорт в Альпах, однако условия, в которых содержались больные, были вполне приемлемыми. Более того, было странно слышать подобные заявления от Дюка, который обожал ходить с детьми в походы и никогда не жаловался, даже если комары не оставляли на его теле ни одного живого места.
Не осмелившись возразить мужу, Сью затихла в тревожном ожидании. И не напрасно: очень скоро из ванной донесся возмущенный голос Дюка:
— Бог ты мой, сладенькая! У меня что, нет ни одной полки для косметики?!
К счастью, Майк и Лин все еще находились в школе, поэтому им не пришлось пережить тот шок, в котором, услышав эту фразу, пребывала Сью. Дюк спросил о полочках для косметики! Дюк, который терпеть не может мужскую туалетную воду и вместо геля для душа использует обыкновенное мыло! Дюк, которому каждое утро нужно было напоминать о том, чтобы он побрился!
Услышав этот вопль отчаяния, Сью помчалась Дюку на выручку.
Оказалось, что тот не поверил собственным глазам и перерыл все полочки с косметикой Сью в надежде отыскать несуществующий увлажняющий крем, мужской шампунь и туалетную воду.
Раньше, увидев, что Дюк переставляет ее тюбики с кремами, масками и баночки с маслами, Сью пришла бы в бешенство. Теперь она могла только растерянно хлопать глазами и в ужасе смотреть на то, как ее внезапно возлюбивший себя супруг наносит сокрушительный удар порядку, установленному годами.
— Дюк, что ты делаешь? — обретя дар речи, спросила у мужа Сью.
— Сладенькая, слава богу, ты пришла... — с приторной любезностью обратился к ней Дюк. Он снова окинул ее своим, невесть откуда взявшимся покровительственным, взглядом, и Сью почувствовала себя собачонкой, которой хозяин велел принести газету. — Надеюсь, ты объяснишь мне, где моя полочка?
— Дюк... — едва не простонала Сью. — У тебя нет полочки. И нет косметики. Я покажу тебе, чем ты пользовался. — Сью наклонилась и достала с нижней полочки дешевую бритву, помазок и кусок мыла.
Слово «растерянность» не смогло бы полностью отразить гамму эмоций, появившихся на лице Дюка. Он был обескуражен, он оторопел, он ошалел. Он посмотрел на Сью таким взглядом, как будто только что жена сообщила ему о том, что всю свою жизнь он воспитывал детей, отцом которых не являлся.
— Дюк, не смотри на меня так, — испуганно пробормотала Сью. — Я тебя не обманываю, это все твои вещи. Нет, конечно, есть еще мочалка.
— Мочалка? — В голосе Дюка послышалась трагическая ирония. — Значит, у меня еще и мочалка есть. Какое счастье, значит, здесь меня все-таки ценят!
— Дюк, — стараясь сохранять самообладание, начала Сью, — я ведь говорила с врачом, и он сказал, что у тебя могут быть пробелы в памяти. Выходит, он прав и нам с тобой нужно пойти...
— Не нужно, — перебил ее Дюк. Он отобрал у Сью свой жалкий арсенал бритвенно-банных принадлежностей и бросил их в маленькое ведерко, стоявшее под раковиной. — Я допускаю, что мог о чем-то забыть, но не допускаю, что мог так опуститься, чтобы пользоваться вот этим... — Он пренебрежительно скривился, указав на ведро. — И что же, у меня нет даже туалетной воды?
Сью отрицательно покачала головой, стараясь не глядеть на Дюка, который казался таким обиженным и возмущенным, что она и впрямь почувствовала себя виноватой.
— Но ты терпеть не мог пользоваться парфюмом. Ты, конечно, работал с парфюмерией, но сам никогда ничем таким не душился.
— Миссис Миндселла, я даже не знаю, что вам сказать, — сквозь зубы процедил Дюк. — Вы, похоже, совсем не уделяли мне внимания. Или я настолько много уделял его вам, что совсем забыл о своих потребностях.
У тебя не было потребностей! — чуть было не крикнула Сью, но все-таки сдержалась. Да, он прав, это нормально — иметь потребности. Но разве она виновата в том, что раньше у него не было подобных запросов?
— Дюк, я много раз намекала тебе, что нужно следить за собой, но ты меня не слушал, — ледяным тоном ответила она мужу. — А теперь ты обвиняешь меня в том, что я была к тебе невнимательна. Разве это логично?
— Вполне, — невозмутимо отозвался Дюк и, устроившись на краешке ванны, смерил жену взглядом судьи, выносящего приговор. — Если бы тебя действительно волновало то, как я выгляжу, ты предприняла бы попытки изменить мою внешность не только на словах, а на деле.
— И как это, хотела бы я знать? — нервно усмехнулась Сью. — Принимать с тобой ванну? Намыливать тебя гелем? Брить твое лицо и смазывать его кремом? Ты вообще-то мужчина, Дюк. Мужчина, а не ребенок.
— А ты женщина. Женщина, которая должна заботиться о своем мужчине, — назидательно изрек Дюк.
Женщина? Должна? Неужели она слышит это от Дюка Миндселлы? Вопрос в том, кто из них двоих сошел с ума: Сью или ее муж, неожиданно открывший в себе мужское начало.
Наведя полнейший беспорядок в ванной, Дюк решил провести инспекцию своего гардероба. Увы, его «женщине, которая должна» и тут нечем было порадовать мужа. Мысленно Сью торжествовала. Не может же Дюк обвинить ее в том, что она не покупала ему вещи? Это, в конце концов, невозможно сделать без его доброй воли.
Однако на этот раз Сью ошиблась. Дюк, обнаружив, что в самом узком отделении шкафа, которого ему вполне хватало для хранения двух костюмов и четырех рубашек, отсутствуют галстуки, ремни и прочие атрибуты мужественности, окончательно пришел в дурное расположение духа.
— Миссис Миндселла, — снова вцепился он взглядом в Сью, — а что вы на это скажете?
Сью, порядочно уставшая удивляться, изумляться и меняться в лице, раздраженно ответила, что не могла связать мужа, затащить его в магазин и насильно примерять ему белоснежные рубашки, которых он терпеть не мог, и галстуки, которых не носил принципиально.
— Ты говорил, что чувствуешь себя в них как в удавке, — не без ехидства напомнила ему Сью. — А в белой рубашке не ходил, потому что, как и у твоего сына, она за полчаса превращалась в серую.
— Потрясающе, до чего ловко у вас все выходит, миссис Миндселла, — покачал головой Дюк, не обращая внимания на то, что Сью готова наброситься на него с кулаками за одно только «миссис Миндселла». — Белого не носил, галстуки не любил, запах туалетной воды даже вдохнуть не мог. Вам не кажется, что все это больше смахивает на попытку оправдать собственное безразличие?
— Безразличие к чему? — ошарашенно воззрилась на него Сью.
— Ни к чему, а к кому! К моей скромной персоне, — сообщил Дюк тоном, не допускавшим даже предположения, что его персона кому-то может показаться скромной.
Сью слишком устала от оправданий, чтобы хоть что-то ему возразить. Дюк, принявший ее молчание за подтверждение правоты своих слов, посмотрел на нее долгим многозначительным взглядом. «Я прощаю тебя, но надеюсь, что такого больше не повторится», — прочитала Сью в глазах мужа.
Мысль о том, что Дюк обвиняет ее в своей небрежности, привела Сью в бешенство. Но, как ни странно, она, всегда умевшая поставить мужа на место, не могла найти слов, чтобы объяснить этому новому Дюку, что она не может быть виновной в его полном безразличии к самому себе.
