– Ничего, девочка, прорвемся как-нибудь. Значит, нам велено сидеть здесь и ждать, когда принесут билеты и деньги.
Маркиз открыл двери. В коридоре гостиницы никого не было.
– Знаешь, пойду-ка я прогуляюсь, – проговорил он, – а ты понаблюдай из окна…
Как только Маркиз вышел из гостиницы, Лола подошла к окну и стала наблюдать за улицей сквозь тонкую занавеску. Никто Леню не остановил, не приказал вернуться, но какой-то человек на противоположной стороне улицы лениво оторвался от доски с афишами и не торопясь пошел в ту же сторону, что и Леня.
Лола скинула халат, под которым оказались джинсы и футболка. Сунув ноги в кроссовки, она накинула легкую куртку. Затем открыла окно в ванной комнате и перебралась с подоконника на пожарную лестницу, проходившую в полуметре от окна. Через полминуты она была в переулке позади гостиницы, а еще через минуту остановила такси и назвала адрес на Магнусштрассе.
Маркиз не сомневался в том, что за ним установлена слежка, и не собирался от нее полностью отделаться – кроме того, что это было практически невозможно, учитывая вовлеченные в игру силы, он не хотел раньше времени вызывать гнев всемогущего герра Вольфа. Ему нужно было всего только пять минут свободы от наблюдения.
Леня начал с того, что вычислил свой «хвост». Это было нетрудно, поскольку агент Вольфа почти не скрывался. Маркиз заметил его отражение в лакированном, сверкающем, как зеркало, крыле серебристого «Ягуара», потом – в зеркальной витрине обувного магазина «Cinti». Это был невзрачный немец с короткой стрижкой, толстой шеей любителя пива и блекло-голубыми глазами. Таких на улицах Кельна тысячи, единственное, что выделяло агента из толпы ему подобных, – цветной шелковый шейный платок. Яркая деталь, недопустимая для агента наружного наблюдения.
Маркиз вклинился в шумную толпу загорелых американских туристов, послушным стадом следовавших за своим гидом и оглядывавших окружающие достопримечательности с характерным для американцев выражением «А-не-купить-ли-это».
Некоторое время потолкавшись среди янки, Маркиз резко вынырнул из их отары и быстрым шагом свернул в переулок. Остановившись через несколько минут перед витриной, заполненной разнокалиберными флакончиками «Кельнской воды», он окинул взглядом отраженную в стекле улицу и почти сразу заметил мелькнувший в толпе шейный платок.
Вторую попытку оторваться от «хвоста» Леня предпринял, поравнявшись с одним из многочисленных соборов – не тем величественным Собором с большой буквы, который царил над городом наподобие великолепного каменного фонтана, а вполне заурядным католическим собором двухсотлетней выдержки.
Внутри храма шло богослужение, было довольно людно, что играло Маркизу на руку. Протиснувшись среди усердно молящихся упитанных фрау и вызвав их недовольные косые взгляды, Леня скользнул за массивную колонну и затаился, дожидаясь, когда его упорный белобрысый спутник появится в поле зрения.
Его все не было и не было, и Маркиз удивленно подумал, что «хвост» отцепился от него в толпе. Выждав для верности еще несколько минут, Леня направился к боковому выходу из храма. Оказавшись на улице и подслеповато прищурившись на солнце, особенно ярком после полутьмы собора, Маркиз почти сразу заметил на противоположной стороне улицы знакомый шейный платок.
Немец невозмутимо жевал гамбургер, одновременно уткнувшись в развернутую спортивную газету, что нисколько не мешало ему следить за выходом из собора. Маркиз отметил высокие профессиональные достоинства наблюдателя, который не стал даже соваться в храм, заранее просчитав Ленину стратегию, и спокойно ждал его на выходе.
Такое профессиональное наружное наблюдение, конечно, никак не вязалось с легендой «страховой компании» и гораздо больше подходило серьезной спецслужбе.
Маркиз неторопливо побрел по улице, обдумывая свой следующий ход, и «хвост» двигался за ним как пришитый, дожевывая свой гамбургер. Лене внезапно тоже захотелось есть. Он зашел в небольшое кафе, взял кружку пива и пару бутербродов. «Хвост» прохаживался по противоположной стороне улицы, время от времени поглядывая на окна закусочной, где, судя по всему, достаточно отчетливо были видны силуэты посетителей.
Допив свое пиво, Маркиз встал и решительно направился за стойку кафе. Рослый широкоплечий кельнер заступил ему дорогу, но Леня с отеческой улыбкой протянул ему двадцатидолларовую бумажку, и детина скромно отошел в сторонку, забыв, что когда-то возражал против посещения туристами внутренних помещений своего заведения.
Леня проскользнул по узкому коридору и оказался на кухне. Здесь хозяйничал пузатый лысый немец с голыми по локоть волосатыми руками. Увидев на кухне посторонних, он разразился длинной неудобопонятной немецкой фразой, но, увидев в кармашке своего фартука зелененькую двадцатку, добродушно улыбнулся и просил любознательного господина заходить к нему как можно чаще.
Леня выскочил в переулок и припустил в сторону центра города, где всегда легче затеряться среди праздной толпы туристов. Он рассуждал очень просто: его преследователь, как человек подневольный, вряд ли будет так швыряться деньгами, и поэтому славные работники немецкого общепита вряд ли будут к нему так благосклонны, как к щедрому Маркизу, а учитывая всеобщую нелюбовь к разного рода шпикам, еще и по морде могут засветить. Во всяком случае, несколько раз проверив улицу у себя за спиной, Леня не увидел «хвоста».
Теперь он приступил к тому, ради чего и затеял всю эту беготню по улицам Кельна. Зайдя еще в одно кафе, заказал кружку пива (благо пиво в Кельне отличное, и выпить пару кружек этого божественного напитка сам Бог велел) и попросил у рыжего усатого кельнера разрешения воспользоваться его телефоном. Увидев традиционную двадцатку у себя на стойке, кельнер пожал плечами, пробурчал «Нет проблем!» и протянул Лене трубку бесшнурового телефона. Леня набрал мюнхенский номер своего давнего знакомого Лангмана, сотрудника Баварской страховой компании, который многим был обязан Маркизу. Лангмана, конечно, не было в офисе, но, заподозрив в Лене потенциального клиента, секретарша перевела его звонок на мобильный телефон. Маркиз назвал себя, выслушал радостное приветствие обычно весьма сухого и сдержанного Лангмана и задал ему пару вопросов. Услышав уверенные ответы старого знакомца, он немного помрачнел. Впрочем, ответы Лангмана только подтвердили его собственные подозрения…
Закончив разговор и допив пиво, Маркиз покинул кафе и, снова смешавшись с толпой туристов, ушел от него как можно дальше: он не хотел, чтобы всесильный герр Вольф выяснил, откуда он звонил, и проследил его звонок.
Аккуратная немецкая старушка в мелко завитых подкрашенных букольках, увидев Лолу, изменилась в лице.
– О майн готт, фрейлейн! – воскликнула она голосом трагической актрисы, по ошибке заглянувшей в бордель. – Какое счастье, что вы наконец пришли! Мы больше не в состоянии выносить ваше чудовище! Это просто исчадие ада! Мой персонал на грани увольнения! Они требуют надбавки за вредность, как шахтеры или работники атомных станций! Они угрожают мне профсоюзом! А ведь это были энтузиасты, обожающие животных!
– О ком вы говорите? – воскликнула Лола. – Уж не о моем ли ангеле? Не о моем ли маленьком Пу И?
– Я говорю о вашем маленьком монстре! О вашем серийном убийце! О вашем сексуальном маньяке!
Если старушка, содержательница дорогого и комфортабельного пансиона для домашних животных, в котором жители Кельна могли оставить своих любимцем на время уик-энда или отпуска, черпала свое трагическое вдохновение из естественного источника – простого и горячего чувства, то в лице Лолы она столкнулась с настоящим профессионалом. Лола вспомнила неудачную постановку «Федры», встала в классическую позу, воздела руки к потолку, призывая античных богов в свидетели своей правоты, и заголосила так, что весь персонал пансиона, еще не уволившийся и свободный от кормления и купания собак, овец и крокодилов, собрался в дверях приемной, чтобы поглазеть на бесплатное шоу.